"Москва может не успеть подготовить своего клиента на кресло в Минске". Когда Кремлю придется договариваться с Тихановской

После президентских выборов 9 августа в Беларуси не прекращаются протесты. Седьмое воскресенье подряд 27 сентября, несмотря на преследования властей, превентивные задержания и перекрытие центральных улиц, в Минске и других городах страны прошли многочисленные марши. Только в столице на акцию вышли более 100 тысяч человек.

Как реагирует Москва на протесты и ответ на них белорусских властей, готова ли к переговорам с кем-то кроме Лукашенко и почему не видит в политике Светлане Тихановской того, на кого можно опереться, в эфире Настоящего Времени рассказал политолог Аркадий Дубнов.

Политолог Аркадий Дубнов – о том, когда Кремлю придется договариваться с Тихановской

"Кризис перешел в новую фазу, не знаю, как Москва из него будет выходить"

– Как вам кажется, Кремль определился со своим отношением к Беларуси и к самим протестам? Как Москва вообще понимает, как со всем этим работать?

– Я затрудняюсь отвечать за Москву. Мое ощущение, что Москва в известной степени испытывает растерянность, это очевидно. Стоит посмотреть на некоторое смятение, которое произвело на все московские институты власти, в первую очередь на пропагандистские институты, событие 23 сентября, я имею в виду так называемую инаугурацию Лукашенко, которую здесь очень хорошо протестующие у стен белорусского посольства в Москве совершенно точно назвали абсолютнейшим фарсом.

Так вот это смятение, которое было произведено этим фарсом на правящий класс и его пропагандистских подмастерьев, было очевидным: они реагировали в каком-то абсолютно потрясении, они не знали, что сказать. Методички не успели поступить из администрации президента с указанием, как на это реагировать. Это означает, что союзничек, который только 14 сентября приезжал в Сочи к Путину, подставил Москву. Если, конечно, нет здесь такого иезуитского плана: Москва делает вид, что она ничего не знает, а Минск делает вид, что он ничего не говорит Москве. Такая игра: кто первый подмигнет.

Но в Москве сидят неглупые люди, они понимают, что если могло бы стать известным, что такого рода инаугурация – это такая политтехнологическая подсказка из Москвы, то это еще большим позором ляжет на седины либо на лысины московских руководителей. Поэтому я думаю, что Кремль находится сейчас в таком смятенном, растерянном состоянии, потому что Беларусь перешла на новый этап кризиса.

Многие полагали, что в период до официально назначенной либо на начало октября, либо на начало ноября инаугурации будет принято какое-то решение, которое позволит приблизиться к разруливанию кризиса. Лукашенко волевым порядком сократил этот срок, и это привело к полномасштабному европейскому, если не сказать мировому, кризису, связанному с Беларусью.

Дошло до того, что Макей, министр иностранных дел Беларуси, вынужден был заменить Лукашенко в видеообращении к Генеральной Ассамблее ООН, что уже само по себе означало признание Лукашенко неразумности своего появления, своего видео в стенах ООН. Он понимал, что полный зал, скорее всего, станет пустым, его никто не станет слушать, кроме делегатов России, Венесуэлы, Китая и, может быть, Северной Кореи. Они этого избежали, но это еще одно свидетельство того, что кризис перешел в новую фазу. Я не знаю, как Москва из него будет выходить.

Сегодня 50-й день протестов [интервью вышло в эфире 27 сентября], и явно, что они спадать не будут. Каждый новый протест подтверждает, что он набирает энергетику, и каждый новый протест показывает, что Лукашенко теряет все больше и больше базу своей поддержки даже среди силовиков. Вы видите, как они работают? По инерции, лениво, отрабатывая зарплату. Находящиеся с ними люди даже не очень-то их боятся. Каждый играет в какую-то свою игру, которая лопнет, как только кто-то первым мигнет в окружении Лукашенко.

Диалог был бы возможен между Колесниковой и Кремлем, но Лукашенко сделал все, чтобы этого не допустить

– Светлану Тихановскую во всех европейских западных институциях признают неким лидером. Мы не говорим слово "президент", мы говорим, что все-таки с ней ведут диалог. Но тем не менее между Светланой Тихановской и Кремлем пока никакого диалога нет. Как вам кажется, он вообще возможен?

– Теоретически нет ничего невозможного. Практически со стороны Тихановской есть готовность. Я думаю, что разумные политики, которые так или иначе с ней общаются, не могут не давать ей такого рода рекомендации: найти канал связи с Москвой. Но в Москве старая-престарая болезнь. Там очень боятся отойти, сделать шаг назад, пусть потом они гарантированно сделали бы два шага вперед, что было бы политически очень грамотно – они восстановили бы отношения с Минском. Потому что уход Лукашенко неизбежен, но они боятся продемонстрировать такой шаг, который будет восприниматься снаружи как слабость.

Путин очень не любит [демонстрировать] слабость. В этом его главная слабость. Так что я пока не вижу шансов увидеть диалог Тихановской и представителей Кремля. Может, будут какие-то посредники – этого я исключить не могу, но сегодня – нет. Такой диалог был бы возможен между Марией Колесниковой и Кремлем, но Лукашенко сделал все, чтобы этого не допустить.

– Как вы думаете, в политике Светлане Тихановской, а ее уже, наверное, можно назвать политиком, видит ли Москва человека, на которого можно опереться?

– Те официальные заявления из Кремля свидетельствовали об обратном. Здесь настолько привыкли излагать свою позицию штампами, что уже просто не фильтруют базар. Вы помните позорную оговорку Сергея Лаврова в интервью Тине Канделаки, когда он приписал Тихановской призыв к силовикам перейти на сторону закона и заклеймил этот призыв как предательство родины, уголовное преступление. Он даже не обратил внимание, что он говорит, потому что он говорит блоками. И эти блоки, как матрица, заложены во всей белорусской политике нынешнего Кремля, они никак не могут вынырнуть из этой матрицы. Так что я боюсь, что ответ на ваш вопрос пока отрицательный.

– Мы видим заявление Тихановской, что следующие белорусские власти будут вправе не возвращать России кредит на 1,5 миллиарда долларов, а то, что заключили между собой Москва и Минск после 9 августа, будет пересмотрено. Такие у нее были заявления. В связи с этим не появляется ли такое ощущение, что такие заявления, наоборот, подталкивают Москву к безоговорочной поддержке Лукашенко?

– Это все риторика, это слово на слово. Я думаю, что ставка гораздо выше возвращения долга в 1,5 миллиарда долларов. Для Кремля 1,5 миллиарда долларов – это торговый диалог на дорогом рынке в Москве, не более того. Мы уже привыкли не возвращать долги, прощать, деструктурировать Африке, Кубе, я не говорю про Украину в 2014 году – 3 миллиарда. Не в этом дело.

Дело в том, что Москва ищет любой повод, выискивая в риторике той же Светланы Тихановской, чтобы изобразить ее ярым русофобом, который готов откинуть Москву далеко и заменить на Евросоюз или Соединенные Штаты в качестве главного партнера. Это абсолютно ненадежная пропагандистская риторика, когда ситуация окажется такой, что Лукашенко не станет, а Москва не успеет подготовить своего клиента на кресло в Минске, а она наверняка сейчас этим только и занимается. Единственное препятствие в этом – сам Лукашенко, который не хочет уступать кресло. Если она не успеет, а ситуация в Минске может повернуться боком – а это может случиться, глядя на происходящее, – вот тогда Москве придется договариваться и со Светланой Тихановской тоже.

"Нет политики – есть очень глубокое чувство оскорбленных людей"

– Протесты показали, что на них нет какой-то явной антироссийской риторики, как нет и какой-то проевропейской риторики. Вы можете как-то описать, почему в Минске происходит именно вот так? Мы видели Украину, где был проевропейский вектор, но тем не менее мы сейчас его не видим, например, в Минске.

– Об этом уже много сказано. Протесты в Минске имеют абсолютно морально-нравственный подтекст и не имеют ярко выраженного политического профиля. Там нет политических лидеров, они не успели сформироваться, потому что всех, кто мог бы на это претендовать, Лукашенко упрятал – того же Бабарико. И даже эта новая оппозиция не претендует на серьезное политическое свое структурирование, а старая оппозиция сегодня не играет.

Поэтому, повторяю, белорусский протест – это протест зрелых, сформировавшихся в своем отношении к белорусской власти людей. Им неприемлемо оскорбительное поведение своего царя, который себя возомнил выше норм морали. Он перестал быть человеком, мнение и слова которого уважаются или к которому прислушиваются. Он оскорбителен для нормального человеческого интеллекта. Он просто дворовый хулиган, который решил, что все дворы ближайших городов ему подчиняются. Люди ведь не овцы, как он их называет.

Поэтому здесь нет политики – здесь есть очень глубокое чувство оскорбленных людей, которые друг друга поддерживают и никак не могут понять, как к концу первой четверти XXI века находится такой криминогенный узурпатор у власти.