По какой логике задержанных людей отправляют в тюрьму – тема, которая часто вызывает вопросы в России. Высокопоставленную чиновницу Минобороны могут отправить под домашний арест, бывшего министра экономического развития – тоже. А вот 75-летнего ученого Виктора Кудрявцева – нельзя. Иногда защитникам удается добиться смягчения. Так было с 18-летней Анной Павликовой, фигуранткой дела "Нового величия". Но чаще всего суд и следствие неумолимы и очень избирательны.
При этом следственные изоляторы России переполнены. В Генпрокуратуре по этому поводу в январе даже состоялось специальное совещание. На нем решили, что "превышение лимитной емкости мест содержания под стражей в немалой степени связано с недостатками при расследовании уголовных дел".
Когда человека задерживают, следователи обращаются в суд – подают ходатайство, в котором объясняют судье, почему свободу задержанного нужно ограничить.
Вот основные меры пресечения в России:
- заключение под стражу,
- домашний арест,
- подписка о невыезде,
- залог,
- личное поручительство.
Чаще всего следователи просят суд, чтобы человека отправили в тюрьму. Это видно по судебной статистике.
За первые шесть месяцев 2018 года российские суды рассмотрели 64 126 ходатайств о заключении под стражу. Суд удовлетворил 57 650, то есть – почти 90%.
Среди громких дел, когда мера пресечения возмутила общественность, – дела Юрия Дмитриева и Оюба Титиева. Это правозащитники, которые работали в правозащитной организации "Мемориал".
Титиеву 61 год. Он занимался защитой прав человека в Чечне. Сейчас его обвиняют в хранении наркотиков, сам правозащитник утверждает, что их подбросили полицейские. На суде следователь объяснил, что Титиева обвиняют в тяжелом преступлении, а оставшись на свободе, он может продолжать совершать преступления или еще как-нибудь помешает "установлению истины по уголовному делу".
Известные люди – правозащитница Светлана Ганнушкина и политик Григорий Явлинский были готовы поручиться за правозащитника. Но меру пресечения ему так и не изменили. Титиев в тюрьме уже год.
Историку Юрию Дмитриеву 63 года. В Карелии он искал захоронения жертв сталинских репрессий. У него тоже тяжелая статья – насильственные действия сексуального характера в отношении приемной дочери. Один раз Дмитриева уже оправдали. Кроме того, за него вступилась общественность, которая считает преследование политическим. Но дело возобновили, и Дмитриева опять арестовали. Следователи все время просят суд продлить арест по той причине, что вдруг историк скроется от правосудия.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: Репрессии – дело государственной важности. Кто и зачем атакует "Мемориал"Под домашний арест в России отправляют редко.
За первое полугодие 2018 года было 3 628 таких ходатайств. Суд удовлетворил 3 188, то есть почти 88%.
Среди известных людей, которые были под домашним арестом, – политик Алексей Навальный, бывший министр экономического развития Алексей Улюкаев и Евгения Васильева, бывшая начальница департамента имущественных отношений Министерства обороны. Под домашним арестом находится и театральный режиссер Кирилл Серебренников.
При этом нельзя сказать, что политикам и высокопоставленным лицам всегда удается получить домашний арест. Бывший губернатор Кировской области Никита Белых сидел в тюрьме до приговора, несмотря на проблемы со здоровьем.
В других громких делах тоже нет четкой закономерности.
Защитникам пока не удалось добиться перевода под домашний арест 75-летнего ученого Виктора Кудрявцева. Его обвиняют в госизмене: Кудрявцев якобы передавал ценные сведения бельгийскому институту. Родственники боятся, что ученый может умереть в тюрьме: у него диабет, гипертония, был инфаркт. За Кудрявцева был готов поручиться президент Российской академии наук. Но 15 января стало известно, что ученого оставляют под арестом.
"Можно довести человека до того, чтобы он взял "особый порядок"
Почему в России держат в тюрьме даже тех, кого судят по нетяжелым, есть ли у этой системы понятная логика, почему арестовали активистку "Открытой России" Анастасию Шевченко, в эфире "Вечера с Тимуром Олевским" рассказал правозащитник Сергей Шаров-Делоне.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Сергей Шаров-Делоне: "Можно довести человека до того, чтобы он взял "особый порядок"
— Главное все-таки – стремление следствия получить признательные показания, потому что тогда резко облегчается жизнь. Можно довести человека до того, чтобы он взял "особый порядок" – это у нас 75% приговоров по "особому порядку" [упрощенная форма судебного разбирательства, когда обвиняемый соглашается с предъявленным ему обвинением и ходатайствует о приостановлении приговора без суда; применяется, если наказание за преступление не превышает 10 лет – НВ].
А это значит, не рассматриваются доказательства, это значит, что как бы ни накосячил, как бы плохо ни составил следователь следственные материалы и обвинительное заключение, все пройдет, потому что человек признал вину, и речь идет только о некотором снисхождении по мере наказания.
Но вообще надо сказать, что это вещь иногда исключительно трудно прогнозируемая. У нас идет дело "Нового величия", известное дело, где были две девушки, которых мы так все защищали "Маршем матерей". А ведь там ситуация оказалась – кто-то оказался под домашним арестом, а кто-то в СИЗО очень просто. Одновременно в Дорогомиловском суде дела о мере пресечения рассматривали два судьи. У следствия было ходатайство о том, чтобы всех отправить под арест. Один судья всех, кто через него прошел, отправил под домашний арест, а других – в заключение в СИЗО. Вот разница. Абсолютно одинаковое обвинение, абсолютно одинаковое все, просто два разных судьи: один решил так, другой – так.
Поправки, внесенные практически с голоса в Думе, устроили совершеннейший дисбаланс между реальной тяжестью, реальной общественной опасностью преступления, даже если оно было, хотя бы предполагаем преступление, и той мерой наказания, которая за нее полагается. У нас есть преступления действительно пустяковые, ну вот перепост в Сети, 282 статья – очень большие сроки, относится к тяжким преступлениям. А есть преступления действительно реальные, которые к таким тяжким не относятся, потому что сроки небольшие.
— Основания, по которым Анастасия Шевченко оказалась под домашним арестом, на твой взгляд, достаточны для того, чтобы ограничивать свободу, или нет?
— Здесь такая ситуация. Я глубоко убежден, не все правозащитники, к сожалению, придерживаются этого взгляда, что эта статья вообще не может существовать. Человека нельзя судить за слова. Это напрямую противоречит принципу свободы слова, свободы совести и так далее.
— У нее не только 282-я, там речь идет о сотрудничестве с организацией, нежелательной на территории России, это вообще специфическая статья.
— А что такое "организация, нежелательная на территории России"? Это вообще статья, которая абсолютно неправовая, потому что никто не доказывает, что эта организация занималась подрывной деятельностью и так далее, а просто ее объявляют нежелательной. И в этой ситуации оказывается, что человек с ней сотрудничал. Причем не сотрудничает, потому что "Открытая Россия" – это не та организация, с которой она сотрудничала, и не та, которая даже признана нежелательной. "Открытая Россия" – в России, а есть "Открытая Россия" в Лондоне, которая признана нежелательной.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: Дочь арестованной активистки "Открытой России" умерла в реанимации— А почему в случаях, когда общество очень сильно возмущено, и не только общество, а как с Кириллом Серебренниковым получилось или с Алексеем Малобродским, все-таки следователи, подумав долгое время, принимают решение хотя бы не закрывать в СИЗО, а выпускать под домашний арест?
— Очень часто это делается вот в какой момент. Когда надо продлевать следствие, а уже сроки-то прошли для продления содержания под стражей. То есть через год надо уже выходить на суд субъекта федерации, а вовсе не на суд первой инстанции – на суд второй инстанции нужно выходить. А в этот момент уже следствие в основном закончено, и тогда сплошь и рядом идут на то, чтобы смягчить меру пресечения, чтобы не заморачиваться доказательством того, что уже практически собраны все доказательства по делу, а зачем человека держать тогда в СИЗО?
— То есть еще существуют в России некоторые судьи, которые, если им принести совсем туфту, скажут: "Не, не будем".
— Такое бывает.
— Я правильно понимаю, что у этой системы, как ни крути, а все равно есть какая-то своя системная логика? Или нет?
— Так скажем: есть некоторая логика в смысле тенденции, но каждый конкретный случай может быть совершенно вопреки всей тенденции.