В ночь на 14 августа из центра изоляции правонарушителей (ЦИП) на Окрестина в Минске начали выпускать задержанных 9-12 августа участников митингов и случайных людей, которых силовики забирали со дворов, городских лавочек и даже из собственных машин. На свободу вышли десятки людей, у большей части из них на теле следы побоев: гематомы, синяки и кровоподтеки. Люди, которые вышли из изоляторов, рассказывают о жестоких избиениях и издевательствах над задержанными.
Несколько жителей Минска рассказали Настоящему Времени о том, как их задерживали и что с ними происходило в стенах изолятора.
Марат: "Нас завели за машину и начали бить дубинками"
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Житель Минска – об избиениях в изоляторе
– Прежде чем [спросить] о вашей истории, я сегодня спрашиваю людей, которые с нами говорят, тех, кто вышел из мест, где задержали людей и их держали: вы, наверное, видели на улицах такое праздничное настроение у белорусов – что вы об этом думаете?
– Да. Я как раз проходил мимо, когда ходил снимать побои, потому что справедливость когда-нибудь должна восторжествовать. Правда же? И обязательно, конечно же, поддержал и девушек, и проезжающие машины – все в таком нереально воодушевляющем настроении, все против насилия, никто не хочет воевать, крушить, все просто стоят и раздают друг другу цветы, обнимаются. Это, конечно, невероятное ощущение, когда ты идешь [через все это]. И, мне кажется, даже вот эти эмоции лечат: тебя били, но ты не чувствуешь этой боли, тебя просто переполняет эта радость за то, что наконец-то что-то сдвинулось и люди наконец-то перестали бояться. Мы за это и выходили все это время.
– Такое впечатление, что в Беларуси и в Англии преподают прямо в школе с первого класса, ужасно приятно это слушать, то, что вы сейчас говорите, правда. Расскажите с того момента, как вас задержали, что с вами произошло.
– Девятого числа, получается, где-то в районе восьми вечера начали уже собираться у стелы. Это в центре города такое место, посвященное войне, там рядом Музей Великой Отечественной войны.
– Стела "Минск – город-герой"?
– Да. И, в общем-то, там уже потихоньку начал собираться ОМОН, и люди уже начали вот эту вот беготню от них. И я там тоже был. Потом я ходил по центру города. И естественно, что ты находишься в этой атмосфере, среди людей. И потом уже на следующий день надо идти на работу. Сам я по образованию врач. И уже надо как-то думать о завтрашнем дне.
И я сидел ждал вместе с девушкой, которую я встречал с вокзала – она поздно приезжала, на остановке транспорт, когда подъехал просто бус и с криками "работает ОМОН!" выскочили и просто украли меня с остановки. Ее оставили, как я уже потом узнал, когда я вышел через двое с половиной суток. А меня забрали. И мужчину рядом, который тоже сидел, но я его не знал. Так получилось, мы просто были на остановке, и его тоже забрали.
– Что было в автобусе, пока вас везли?
– Ко мне – ничего. Честно говоря, я еще помню недавние российские волнения на тему того, я думаю, вы помните, когда росгвардеец развалился от бумажного стаканчика. Я какие-то рекомендации читал о том, что нужно максимально расслабиться, не проявлять никаких ни эмоций, ни сопротивления, потому что тогда сразу последует просто эскалационно ответная реакция: там тебе могут приписать какое-то насилие по отношению к сотруднику. Поэтому я просто расслабился. И из-за этого меня сильно не трогали, чего нельзя сказать о моем соседе, которого забрали с остановки.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Женщин заставляют смотреть, как избивают голых мужчин". Правозащитница HRW – о происходящем в изоляторах Беларуси
– А что с ним?
– Во-первых, нас взяли руки в стяжку, но его еще пару раз по ребрам ударили непосредственно в машине. А я просто сидел с отрешенным лицом, и мне он смотрел в глаза, я видел это в темноте, что он смотрит мне в глаза, а я смотрел как бы в пустоту, но я видел, что он смотрит на меня глазами. Я как бы пытался смотреть сквозь просто.
– Он – это кто? Сотрудник ОМОНа?
– Да, это был ОМОН.
– Такая вот дуэль взглядов: вы – в пустоту, он – в вас. И вы доехали. Дальше что происходит?
– Да, мы доехали до РУВД. Это большое отделение полиции. И на тот момент, когда я еще туда поступил, – а я так называемая первая волна, когда еще только-только начали забирать людей, – там еще было весьма по-человечески. Там, допустим, у меня вещи изымали, и их так аккуратно в пакет сложили. Ну, конечно, они хихикали, шутили, что, мол, что тебе дома не сидится, – вот в таком ключе. Но никто не бил, не проявлял никакой агрессии, чего, конечно, не скажешь об Окрестина, куда меня завезли через полтора часа.
– И что там было?
– В Окрестина нас встретили весьма грубо, то есть нас там хватали за руки, за волосы, били по шее, по спине. Ну вообще всячески унижали словесно. Любую комбинацию нецензурной лексики, которую вы можете сгенерировать в голове, – это вот их речь в этот момент. Они просто не говорят литературно вообще в принципе. Называли там продажными польскими девчонками, скажем так. Ну и нас посадили в камеру. И там нас было восемь человек на четыре койки, и это еще было весьма хорошо, потому что потом нас пересадили среди ночи, заставив подписать протоколы под давлением: буквально били по плечам и по коленям, чтобы быстрее это все происходило. Нас пересадили в шестикоечную клетку, и там было почти 40 человек.
– А как же вы там были, 40 человек в шестикоечной клетке? Вы стояли все время?
– Ну нет, не стояли. Мы как-то, знаете, у белорусов вообще какая-то – я буквально сегодня это обсуждал – нереальная способность самоорганизоваться. Мы там устроили, условно говоря, смены: кто спит на кровати, кто под кроватью, кто может постоять какое-то время или посидеть хотя бы, пока другие будут отдыхать. Потому что спать сильно не давали, но одновременно с этим из-за того, что ОМОН сам не отдыхал, ты попадал в эти промежутки, когда они спят, и ты спишь вместе с ними. Просто пока тебя не трогают, потому что они запрещали это делать – орали, каждые полчаса проверки были – в такое окошечко в самой двери. И как-то так вот это происходило. Вода была только из-под крана. Они морили голодом – было четкое указание. И они ехидничали, что, мол, обливайтесь слюной. Я в эфире не могу говорить такие слова, которые они говорили.
– Марат, можете говорить, потому что я хочу понимать атмосферу, которая там царила.
– Слово "проститутка" – любой синоним в более нецензурной форме, и это будет оно – "польские, чешские, сколько вам заплатили, вы разрушители города, из-за вас страдают мирные люди". Понимаете, там такая идеологическая работа происходит. Они верят, что они чуть ли не воины света и спасают от непонятно чего. Хотя мы не хотим агрессии в этот момент, мы хотим, наоборот, того, чтобы все было честно.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Сейчас вы**у и посажу на 20 суток". Жительница Минска рассказала, как ее и других задержанных били и унижали в изоляторе
– Вас били в это время или нет?
– В самой камере – нет. Но я знаю, что люди, которые поступали после, перед тем, как завести в Окрестина, над ними издевались. Были четко слышны удары, я четко слышал электрошокер, я четко слышал через закрытое окно автоматные очереди. Уж я не знаю – стреляли они по людям или в воздух, – но это точно было рядом. Когда в городе кидали где-то светошумовые гранаты – это было слышно издали – звуковыми волнами, которые бились об окна. Но здесь это было прямо [рядом], казалось бы, ты мог выглянуть в окно и увидеть, как это делают у тебя под ногами.
Тем, кто был задержан с 10-го на 11-е, им, честно сказать, очень сильно не повезло в этом плане – в плане насилия. Они там просто озверели – им дали карт-бланш просто на все, мне кажется.
– А зачем они его взяли? Что делали сотрудники?
– Озверели, да, они били людей. Даже когда в мой день поступали, я потом с этими ребятами сидел, они поступали на три-четыре часа позже, чем мой заход. Их уже били по коленям, когда они поднимались, их уже били по спине, чтобы ниже опускались. Тем самым омоновцы демонстрируют свое статусное превосходство. Что уже происходило 10-го и 11-го – сегодня я сидел в очереди с одним из таких – там фингалы – глаз просто не видно. У каждого своя история. У меня ноги отбиты, у кого-то глаза, у кого-то почки. Здесь – как повезет.
Задержанные во время протестов в Минске показывают следы побоев на теле после выхода из следственного изолятора. 14 августа 2020 года
– Что значит – отбиты ноги?
– Когда меня выпускали, то мне сказали: "С вещами на выход". Я начал было уже выходить. Вот ты спускаешься вниз, казалось бы, вкус свободы, последние две минуты, и ты уже предвкушаешь, как тебя этажом ниже перехватывает ОМОН, выводит на улицу, где сидят на коленях люди, которые вот-вот будут заходить в Окрестина. Их, наверное, показательно высадили на траву, чтобы показать, что их ждет. Нас завели за машину и начали бить дубинками по ногам, в частности по задней части бедра. Это было просто беспричинно – мы ничего не делали – как профилактика, чтобы мы не ходили, чтобы нам было больнее ходить.
– Это было за минуты до того, как вас отпустили?
– Минут за 15, да. Нас потом выставили у стенки и через КПП по одному проводили, отпускали в ночь. Меня выпустили где-то в районе трех утра. Тогда еще правоохранители и волонтеры не собирались в Окрестина – это как раз на следующие сутки они начали это делать. Поэтому никого не было, ты выходишь в незнакомый район. У тебя ни денег, ни документов, ни вещей. Ты выходишь босой, просто двигаешься хоть в каком-то направлении в поисках [какой-то машины], чтобы подъехать, потому что транспорт в это время не ходит.
– Я правильно понимаю, что никакого "милиция с народом" у сотрудников ОМОНа, которые вас выпускали, не было в тот момент?
– В тот момент – вообще нет. Это сейчас уже в силу того, что начало выходить рабочее население, на которое идет основной упор – рабочие заводов, каких-то фабрик, – то, что делает экономику. На них начали ориентироваться. И уже в Гродно, я читал, что начальник милиции извинился, сказал, что "мне стыдно за действия моих сотрудников, всех отпустим, это недопустимо". Они сейчас уже понимают, что нужно принимать сторону людей, потому что люди не хотят войны, а они выполняют приказы. Но люди добрые, они всегда рады принять к себе еще больше людей, чтобы заручиться их поддержкой. Никто не хочет ответного насилия. Это тот момент, когда был ОМОН против протестующих, эти первые дни, когда были эти светошумовые гранаты, именно народ в первую очередь понял, что нужно останавливать насилие, что это ничем не закончится хорошим. Никто не хочет крови, и это очень классно. Ты выходишь уже в относительно свободный город от таких вещей, и никто не бьет витрины.
– Чем закончатся выборы, как вы думаете?
– Конечно, то, что происходит сейчас, это только начало. То, что строилось десятилетиями – это уже третий десяток пошел строительства такого режима, который, непонятно, то ли он полицейский, то ли фашистский, то ли диктаторский – каждый называет его так, как хочет, – [хочется верить], что он будет уничтожен на корню. Людям покажут, что фашизму просто нет места в обществе XXI века.
– А омоновцев, которые вас били по ногам, вы прощаете?
– Вы знаете, наверное, в прощении есть счастье. Я не могу оправдывать этих людей и их действия. Если их найдет справедливость, а она их найдет обязательно, но целенаправленно искать [способы возмездия я не буду]. Я подключусь, например, к коллективному иску, я обязательно напишу в правозащитные организации, которые собирают данные о том, какие были нанесены увечья. Конечно, я обязательно к этому присоединюсь, потому что я часть этого общества, я часть этой системы и часть этой машины, в которую я попал. Но искать возмездия: "Я тебя найду, буду копать", – конечно, нет. Иначе чем я буду лучше?
Виктория: "Его поставили на колени и продолжали бить"
Следы побоев на теле жителя Минска после задержания в ночь с 11 на 12 августа. Фото предоставлено Викторией
Моих друзей и молодого человека вытащили из машины, когда они ехали по улице возле ТЦ "Рига" в ночь с 11 августа на 12-е. Протестов там на тот момент не было. Сотрудники ОМОН направили на машину автоматы, связали всем находящимся в машине руки, уложили лицами в землю угрожая [применением силы].
Затем их избивали, привезли спустя три автозака с бесконечными пытками и избиениями в Окрестина, где поставили на колени на улицу и продолжали бить. У моего молодого человека черепно-мозговая травма и сотрясение мозга, его били по голове. У друзей очень сильные гематомы.
Сергий Мельянец: "Он меня долбил электрошокером в область сердца, оно у меня больное. Он мне не верил"
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Житель Минска – об избиении сотрудниками милиции
– С одной стороны, страшно, что может произойти в дальнейшем со мной, потому что, когда я вернулся домой избитый, я хотел "затихариться", ничего не делать, чтобы обо мне забыли. Но потом я понял, что это неправильная позиция, и решил рассказать всем, что со мной случилось.
– Почему решились?
– Я считаю, что тьма боится света. Зло боится огласки. Для того чтобы зло перестало торжествовать, надо предавать дела зла огласке. То, что происходит в Беларуси, то, что происходит в Минске, то, что происходит с людьми, – это зло в самом настоящем виде.
Когда я 10-го числа, на следующий день после выборов, поговорил со своими братьями – нас четверо братьев, – двое из них согласились со мной поехать в центр Минска, чтобы находиться рядом и молиться за этих людей. Мы христиане, мы считаем, что только с божьей помощью можно эту ситуацию каким-то образом нормализовать, решить и направить в мирное русло перемен. Я протестант, христианин, баптист по вероисповеданию, но я считаю себя просто христианином.
Мы поехали в центр, до него было где-то километра три. Там, где обычно проходят забастовки и митинги. Мы остановились на машине около обочины, где можно парковаться. Мои братья вышли из машины и общались – там недалеко речка. А я сидел в машине и писал сообщения в церковный чат, предлагал братьям и сестрам последовать моему примеру – выйти в центр, стать на колени и молиться. В момент, когда я отправлял сообщение – там интернет был плохой, практически его не было, я использовал программу, – я поднимаю глаза и вижу, что несется толпа ОМОНа, человек 30-40. Я в таком шоке, но в то же время я понимаю – я ничего не делаю, на мне нет никакой протестной символики. Я просто сидел в машине и молился.
Они подскочили, вытащили меня за голову и за руки из машины и начали сразу же избивать. Я им кричал, что я христианин, я здесь не для того, чтобы митинговать. Я здесь для того, чтобы молиться. Они страшно ругались, угрожали и продолжали меня бить. После этого они заломили мне руки и потащили к синему микроавтобусу без опознавательных знаков.
Когда мы поехали, омоновец кричал на меня и постоянно пытался узнать, что я там делал, кто организаторы и почему я это делал. Я постоянно отвечал, что я христианин и пришел туда молиться. Он мне не верил и бил меня, а потом долбил электрошокером в руки, в ноги, в область сердца. Это произошло не менее 10 раз. А у меня больное сердце.
Я лежал лицом вниз, и он мне в спину, в район сердца, долбил электрошокером. Я ему говорил, что у меня больное сердце, но он мне не верил. В какой-то момент он сказал, что если я не скажу то, что он хочет, он мне переломает спину. Мне было очень страшно.
– Он требовал, чтобы вы назвали организаторов митинга?
– Он пытал меня. И требовал, чтобы я назвал этих организаторов. Мне кажется, он просто надо мной издевался. Ему было не важно услышать ответы на его вопросы. Ему было важно бить меня этим шокером.
– Что происходило дальше?
– Минут через 20 нас привезли в какой-то закуток и пинками и дубинками заставили упереться лицом в автозак, раздвинув ноги максимально широко. Омоновец заломил мне руку за спину высоко, так я простоял еще минут 15. Со мной стояли примерно человек 20. Они постоянно издевались над нами и обзывали. Я запомнил, что один омоновец сказал: "Был бы приказ, я бы всех вас живьем сжег". И я понимаю, что он действительно выполнил бы этот приказ.
Самым страшным для меня было осознание того, что я ничего не могу сделать. Что [омоновцы] сосредоточены на том, что есть максимальное зло. Когда нас привезли в какой-то ангар, мы там два часа стояли, я постоянно говорил, что у меня больное сердце, что мне плохо, что меня не взяли в армию, потому что у меня сердце больное. Я чувствовал, что у меня приближается сердечный приступ, и только тогда они испугались. Я видел, что не всем оказывали медицинскую помощь, но мне повезло. Но там рядом оказалась скорая помощь, и меня увезли в реанимацию.
Андрей: "Час дороги до Жодино нас били"
– Первая часть довольно скучная, потому что меня просто возле Дворца спорта попросили открыть рюкзак, когда я рассказывал одному товарищу, что людей пакуют абсолютно случайных, – в эту же секунду ко мне подошли и запаковали. Посмотрели мой телефон, нашли там какой-то, как им показалось, компромат, хотя это ни на что не влияло. При задержании непосредственно тогда меня просто грубо вели, но не трогали. Потом меня пересадили в один автозак, потом в "газель". В "газели" уже швырнули в такую небольшую камеру. Ну и мы очень долго куда-то ехали.
– И оказались в Жодино?
— Нет, я оказался в Партизанском РУВД города Минска на Ваупшасова, 26. Вот тогда уже нас немножко там приложили, когда доставали из этого – я не знаю, как это называется, "воронок", назовем его так. Мы там постояли лицом в пол. Потом там подошел товарищ какой-то из РУВД, пнул и предложил мне продиктовать, кто я есть, каков мой там год рождения, что-то такое. Ну нас какое-то время подержали там. Там был очень забавный момент.
С нами в целом хорошо обращались, потому что нам попались хорошие сотрудники. Я уже не буду говорить званий, пока я не уверен, что там человеку потом не достанется, но там были хорошие люди. Были и нехорошие. Со мной обращались довольно неплохо. До того момента, когда в два часа ночи влетает какой-то там в балаклаве товарищ, омоновец, и начинает кричать на нас, что мы слишком комфортно сидим, что мы должны мордами в пол уткнуться и сидеть так, сука, не шелохнувшись, до семи утра. Кричит: "Вы на милицию нападаете?" И начинает нас бить палкой, просто вот сидящих людей. Потом он убежал, мы какое-то время еще так посидели, и где-то через час нам сказали: "Можете встать. Господа задержанные, примите прежнее положение". Ну и, в общем, потом ничего не происходило до десяти утра, когда уже нас непосредственно начали везти в Жодино.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Люди избиты и подавлены". Правозащитница – о состоянии пострадавших в изоляторах Беларуси
Первую партию отправили 30 человек. Их сажали в эти автобусы довольно жестко, как мне тогда показалось, наивному. Я оказался во второй партии. Я увидел, что за нами приехало вместо этих автобусов два автозака с ОМОНом, с этими "алмазовцами". Я тогда понял, что дальше будет что-то нехорошее. Я могу более детально, может, могу менее детально.
– Вы рассказывайте детально, конечно. Приехали "алмазовцы", и что они делали? Это спецподразделение по борьбе с терроризмом.
– Да, с терроризмом, мы же террористы там все. Мы, как террористы, стояли, уткнувшись лицом в стену. Нас вызывали по одному. Называют нашу фамилию – мы должны прокричать имя, отчество и подойти спиной вперед, чтобы нам связали руки пластиковой стяжкой. И уже тогда, когда первый человек это сделал, я слышал его крики и удары. Его там связанного начали бить, пока вели. И когда его закинули в автозак, оттуда начались еще более громкие крики доноситься и звуки ударов.
Постепенно до меня дошла очередь. Меня объявили, провели по этой дорожке почета к автозаку, попутно немножко избив. Закинули в автозак, начали бить. И час дороги до Жодино нас били.
– Зачем вас сотрудники "Алмаза" били, они объяснили?
– Я скажу прекрасную вещь. Я передаю привет этому товарищу в пиджаке. Я уверен, что и без его фразы "пакуйте жестко", которая была приказом-распоряжением, ОМОН бы это все равно делал так. Может быть, он это делал более мягко. В общем, там был такой приказ от человека в штатском.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: Из тюрем выпускают белорусов, которых задерживали за протесты. Вот их рассказы о том, как их били и издевались над ними– А кто этот человек в штатском, как вы думаете?
– Я не знаю, кто он, точно. Я не знаю, кто распоряжается ими. Возможно, начальник РУВД, возможно, глава какого-то омоновского подразделения. Я не знаю, кому они подчиняются. Он сказал: "Вот не хотели дома сидеть – получите". И когда мы начали уже отъезжать, он тоже подошел и сказал: "Вы их там развлеките по дороге", – про нас.
– А вы запомнили его? Если вам придется его опознать, вы его опознаете?
– Да. Я там запомнил все лица, кроме тех, что были в масках, потому что их сложновато запомнить. Но одно лицо в маске я тоже запомнил, потому что человек снял маску – он покурить хотел.
– Что было в Жодино?
– В Жодино все было хорошо. Все самое веселое произошло в автозаке. В Жодино были условия не очень хорошие. Там было 30 человек в камере на 10 человек. Первый ужин нам вообще не дали. Мы где-то шесть часов были без еды, но без еды было не так страшно, на самом деле. Там скорее то, что не было толком кислорода, потому что довольно тонко было открыто окно. Было очень жарко, там особо не кормили, но в целом компания была довольно хорошая.