"Заложила телевизор и браслетик". Соучредитель фонда "Нужна помощь" Митя Алешковский – о благотворительности во время пандемии

Людям с тяжелыми заболеваниями и тем, кто ожидал плановых операций, во время карантина стало сложнее получить медицинскую помощь. Операции отменяются, в поставках лекарств начались перебои. 12 мая в Москве скончалась 18-летняя Оля Зяблова. У нее был муковисцидоз – генетическое заболевание, при котором поражаются внутренние органы, прежде всего легкие. В фонде "Кислород" считают, что если бы Оля вовремя получала необходимые лекарства и терапию, у нее был бы шанс продержаться до операции.

Как живут сейчас люди, у которых не коронавирус, но которым нужно лечение? Как выживают люди, которые здоровы, но остались без работы? Об этом мы расспросили основателя фонда фондов "Нужна помощь" Дмитрия Алешковского.

— Люди, которым нужно срочно лечение, им так не повезло, что в России эпидемия COVID-19. Что с ними происходит?

— Все плановые операции остановлены. И, насколько я понимаю, это происходит не только в России, а во всем мире. Потому что опасность заразиться и сделать хуже – высокая.

— Но что-то надо делать с этим. Есть же люди, которые ждать не могут.

— Это экстренные операции, и очевидно, что экстренные операции проводятся, но нагрузка на медицинскую систему сейчас такова, что, конечно, это все очень тяжело, у врачей просто не хватает на это сил никаких. Но то, что плановые операции откладываются, это приводит к тому, что очень многие из них в итоге потом будут делаться как экстренные. Либо не будут делаться вовсе.

— В каком режиме сейчас работают благотворительные фонды, которые до этого тяжело, но справлялись в каком-то накатанном режиме со своими подопечными?

— Мы видим удивительную вещь, что уровень поддержки со стороны и общества, и бизнеса, и власти только растет. И благотворительные фонды действительно сейчас оказывают очень важное влияние, потому что, честно говоря, все понимают, что благотворительные фонды могут решать проблемы зачастую эффективнее, чем многие государственные либо корпоративные компании.

Приведу простейший пример. Чтобы обеспечить средствами индивидуальной защиты какую-нибудь больницу, нужно, чтобы главный врач нашел в себе силы пойти против, условно, своего начальника в департаменте и написал, что у него нет этих средств индивидуальной защиты. Хотя начальник уже отчитался своему начальнику о том, что у него все есть и все прекрасно. Если это происходит, должно пройти время, он должен набраться сил и так далее.

Уровень государственный – он очень медленный, очень инертный и так далее. Чтобы что-то сделала коммерческая компания, нужно, чтобы эта компания согласовала, выделила бюджет, нашла эти деньги в это тяжелое время и так далее. А благотворительные фонды просто берут и делают, никого не спрашивают.

Поэтому и "Правмир", и "Созидание" просто миллионы рублей собирают на то, чтобы обеспечивать больницы, в том числе московские больницы, в том числе московские лучшие больницы, крупнейшие больницы, этими вещами – средствами индивидуальной защиты. И все понимают, что они это делают быстрее.

— Месяц назад у тебя было немного другое настроение. Ты говорил, что тяжело собираются деньги, почти нет.

— Была абсолютная паника.

— Что изменилось?

— Мы видим, что общество очень сильно среагировало на это. Мы видим это и по объективным данным финансовых показателей, сборов, мы видим, что два месяца подряд сборы благотворительных организаций, особенно среди уязвимых групп населения, которые страдают больше всего, они растут. То есть общество понимает, что благотворительные организации сейчас оказывают очень важную помощь.

— На себя примеривают?

— Конечно, именно поэтому. Мы видим исследование, которое сейчас то ли "Левада", то ли ВЦИОМ провел, не помню точно, о том, что 90% россиян готовы поддерживать и помогать сейчас людям, особенно соседям, близким, потому что они отчетливо понимают, что это может случиться с каждым, что это их может коснуться.

И меня особенно радует в этой ситуации, что наша власть декларирует некоторые меры поддержки, некоторые даже вступили в силу: например, могут отчетность перенести, или уже объявлено, что будет принят налоговый вычет для бизнеса, который будет заниматься благотворительностью. Непонятно, когда, в каком виде, но объявлено об этом. Президент объявил, а если уж он объявил, то предполагается, что никто ему не посмеет перечить, кто мог бы это сделать.

Поэтому тут я бы, скорее, сказал, что ситуация очень тяжелая, ситуация очень напряженная, все очень устали, у всех очень много сил на это уходит. Но будет только хуже, будет только тяжелее, работы будет только больше. Потому что сейчас всех врачей обеспечат средствами индивидуальной защиты, многие больницы будут получать благотворительную помощь, государственную помощь, а с людьми так просто проблема не решится, потому что нуждающихся людей – миллионы.

— Сейчас речь идет не о тех, кто болеет и кого нужно лечить дорогими лекарствами. Обычные люди – что с ними?

— Ничего! Это люди, которым просто сейчас нечего есть, они не могут выйти на улицу, чтобы заработать. Пример приведу тебе. Женщина из Нижнего Новгорода написала мне в прошлую пятницу, она говорит, что потеряла работу пять недель назад, у нее нет никаких денег к существованию, нет денег для того, чтобы заплатить за ЖКХ, нет денег для того, чтобы купить еду.

И она мне пишет: "Вы знаете, я пошла и заложила все, что у меня было, для того чтобы купить себе еду. Заложила я телевизор и браслетик". Женщина, все имущество которой составлял телевизор и браслетик. И она их заложила, получила 25 тысяч рублей. Такие письма приходят ко мне каждый день из всех регионов страны абсолютно.

По последним даже официальным данным, которыми отчитываются министры перед президентом, у нас больше полутора миллионов человек находятся без работы сейчас. Это те, кто встали на учет в службу занятости, то есть все, кто работали в серую, в черную.

— Это люди, которые обеднели до какого состояния, по твоим ощущениям?

— Это люди, которые обеднели до состояния, когда им нечего есть. Просто важно сказать: те, кто встает в службу занятости, – это те, кто работали в белую и потеряли работу. Если ты работал в черную или в серую, тебе в службу занятости смысла вставать нет. Соответственно, огромное количество людей, которые работали так, никуда не встали. И есть еще огромное количество людей, которые знают, что рассчитывать на эту службу занятости нет смысла, тоже, естественно, туда не встали.

Есть разные оценки. Алексей Кудрин считает, что до конца года безработица может достигнуть 8 миллионов человек в стране, и это, собственно, гуманитарная катастрофа. Никакими другими словами это назвать нельзя.

Каждый день пишут люди со всех концов страны и мне, и моим коллегам, в наш фонд. Везде где могут. И говорят: "Извините, мне нечего есть, мне нечего пить. У меня нет денег на лекарство, нет денег на одежду, нет денег ни на что. Нет денег, чтобы платить за квартиру, нет денег, чтобы платить за обучение". Просто: нет денег, спасите.

Ситуация очень-очень-очень тяжелая. И сейчас, я думаю, правильным будет сразу несколько этапов поддержки оказывать населению. Первое – гуманитарная. Потому что просто реально не все переживут, голод у людей будет, реально не все смогут пережить это время. Второе: те, кто потеряет работу, те, кто потеряет возможность к существованию, и те, кого можно довольно просто и быстро как-то переквалифицировать, их нужно переквалифицировать.

Это огромные деньги, огромные усилия, огромное время, это время тоже надо каким-то образом жить, поэтому я полагаю, что расхлебывать последствия этого кризиса нам придется много лет.

— И расхлебывать придется всем людям, а не властям, они все сделать сами не смогут.

— Абсолютно точно. На самом деле мы видим разнонаправленную динамику. Мы видим, что с точки зрения поддержки населения и малого и среднего бизнеса, действия власти назвать какими-либо приличными словами не поворачивается язык. Но при этом мы видим, что власть поддерживает тех, кто помогает другим, – НКО, декларирует эту поддержку. Три миллиарда рублей они сейчас выделили на фонд президентских грантов, что, в общем, большая сумма. В масштабах нашей страны – не очень, но уже хорошо.