Сейчас там живут 37 человек, а всего через приют прошло около полутора сотен.
Валентина Павловна всю жизнь работала в школе, а как вышла на пенсию, поняла, что хочет помогать людям. Уехала в Афонино и начала принимать тех, за кого не брались государственные соцслужбы: бродяг, бывших заключенных, сирот, инвалидов, людей с психическими отклонениями. Помогает им оформлять документы, выбивает им жилье.
"Мать Тереза в собственном соку", – шутит она про себя.
Официально приют до сих пор не оформлен и живет в складчину: на пенсии и пожертвования, которые складываются "в общак". Причем Овчинникова тоже добавляет туда свою небольшую пенсию.
Нормальная дорога в "Рассвет" заканчивается километров за двадцать до деревни, дальше — только глиняная колея, которую регулярно разбивают лесовозы. Но, несмотря на сложности с дорогой, к Овчинниковой каждый день приходят и приезжают люди: кто-то просит о помощи, а кто-то сам ее привозит. С приютом в Перми работают волонтеры: собирают для постояльцев теплую одежду, продукты, стиральный порошок, памперсы для лежачих больных, лекарства и другие нужные вещи. Также у "Рассвета" есть небольшая ферма, которая обеспечивает приют молоком, мясом и овощами. Обязанности по уходу за скотиной постояльцы делят между собой.
А вот государственные структуры приюту никак не помогают.
"Мы выживаем как можем, без помощи государства", — откровенно говорит Овчинникова.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
"Я сама никогда ничего не прошу, кто просит – тому мало дают", – замечает Овчинникова.
Недавно директор приюта ездила в Москву на передачу к Андрею Малахову: для "Рассвета" это было огромным событием. На телепередаче, вспоминает бывшая учительница, ее встречали хлебом-солью. Но и тогда она не стала ни на что жаловаться: вместо неё новую дорогу к селу у местных властей попросил на этом эфире Николай Басков.
Когда Овчинникова вернулась домой, в Афонино начали ждать дорожников. Но вместо них в "Рассвет" приехали только социальные службы – с новыми проверками:
"Приезжали, дополнительно требовали документы: спрашивали, куда деньги деваю", – спокойно рассказывает Овчинникова.
Социальные службы и чиновники периодически обвиняют Валентину Павловну в том, что она на приюте зарабатывает. Эти подозрения высказываются из-за того, что она по доверенности оформляет пенсии и документы многим постояльцам. Но Овчинникова категорически отрицает, что кладет в карман хотя бы копейку выделенных на приют денег.
"Я живу здесь – вот мое место! – показывает она на койку в комнате, где, кроме нее, живет еще одна женщина. – Люди пишут, что я живу в хоромах, в отдельном особняке! А какие у меня особняки, если я всю жизнь занималась благотворительностью?"
*****
Истории постояльцев "Рассвета" одновременно трагичны и обыденны.
Светлана
"Пиво пила, водку пила, спирт пила, на танцы ходила, меня там раздевали, издевались", – коротко пересказывает биографию одна из них, 36-летняя Светлана Захарова.
"Сейчас я сражаюсь за Светку с окружной соцзащитой, – рассказывает про нее Овчинникова. – Свету решили лишить дееспособности. Она инвалид детства, но лишь сейчас, в 36 лет, ее решили лишить дееспособности. И вот я хочу доказать, что она самостоятельный человек, что она уже многое научилась делать. Мы ее подобрали с Майкора с мамой: мама лежачая была. Она живет у нас уже около четырех лет".
"Я салаты делаю, пироги делаю", – соглашается с директором сама Света.
"Приезжали уже за ней, милиция была, – рассказывает Овчинникова. – Мне над ней не дали опеку. А я говорю: вы почему меня не пригласили на суд? Вы соцзащита, а у вас четыре года человек был между небом и землей".
Два Николая
Николай Баяндин доит корову.
"Я уже 13 лет здесь. Я в местах лишения свободы был, освободился, узнал, что Валентина Павловна взяла из детдома детей. Пришлось и мне сюда приехать, – рассказывает мужчина. – Детей в Америку хотели отправить, но Валентина Павловна не дала, вот я после тюрьмы сюда приехал помогать".
"Общий стаж тюрьмы у меня 11,5 лет", – признается Николай. По его словам, он "сел из-за ребенка": избил жену, которая "по пьяни удушила" одного из близнецов. "Избил бабу, вот из-за этого 5,5 лет дали сначала, а потом еще начудил. Ума-то нету", – признается он.
"Я здесь восьмой год", – рассказывает еще один "рассветовец", безногий Николай Харин, который категорически не хочет переселяться в государственный приют.
"В государственном – я знаю, что творится, они там как из Бухенвальда ходят, их держат как в концлагере. Может не везде так, но показывали сколько раз: одни кожа да кости, страшно глядеть!"
Ноги, по его словам, он потерял по собственной глупости:
"Выпили – показалось мало, я еще побежал. Вот на хера я это сделал? Валенки рядом стояли, надень да иди. А я побежал в одних магазинных носках. А мороз был 40 градусов. Сам виноват, короче!"
Анатолий
Анатолий Боталов в приюте уже 12 лет, он бывший ученик Овчинниковой.
"Я учила его в архангельской школе, потом он работал водителем-трактористом в Кудымкаре, – рассказывает бывшая учительница. – Потом его избили, череп еще вскрывали, и что-то с ним стало неладно. Я в больнице увидела маму с Толей, мама плакала. Я говорю: "Рая, что случилось?" А она говорит: "Я не выдержу: меня отправляют в дом престарелых, а Толю – отдельно. Единственный сын, а нас хотят разлучить, я не выдержу".
"Я ей говорю: "Рая, у нас в деревне столько домов пустых, поехали ко мне? И поехали! В соцзащиту позвонили и в тот же день приехали", – вспоминает Овчинникова.
Лежачим больным в "Рассвете" выделен отдельный дом. Там за ними ухаживает один из постояльцев.
"Он показал, что хорошо может ухаживать, и вот я его сюда, к тяжело больным, им тоже внимание надо. Это не каждый выдержит, терпение надо", – говорит глава приюта.
"Я пропил дом, и все: некуда было идти, – признается человек, которого Овчинникова так ценит. – Позвонил в соцзащиту, они позвонили сюда, и Валентина Павловна меня приняла".
"Мне 42 года. Я освободился с поселения, запил, начал из дома тащить все. И меня родственники, старшая сестра отправили сюда", – рассказывает Денис Гармашов.
"Риэлторы обманули меня: увезли в Набережные Челны и там оставили. Говорили, что хотели дом купить в деревне, и не купили. И я пешком пошел домой", – рассказывает еще один постоялец "Рассвета".
Сирота и "мама"
Некоторые жители приюта Валентину Павловну называют мамой: звонят ей из магазина и спрашивают: "Мама, что еще взять?"
"У меня мамы нет, она мне вместо мамы", — честно говорит про Валентину Павловну Светлана Шиникеева.
Свету без документов и прописки с грудным ребенком на руках привезла в Афонино сноха Овчинниковой.
"Мы с дочкой в больнице лежали, нам жить негде было. Как раз там жена сына Валентины Павловны Люба лежала в больнице. Я ей ситуацию рассказала, она позвонила маме, – рассказывает Светлана. – Мне, как сироте, негде было жить. А раньше я была в психушке, все по больницам и по больницам. Мне повезло, что я сюда попала".
"Когда ей месяц был, у меня хотели ее забрать из больницы, – рассказывает Светлана про дочь. – Но я не отдала".
Светлане в "Рассвете" помогли оформить документы, теперь она должна встать в очередь на жилье и думает о работе, чтобы содержать дочку. Также в Афонино она встретила мужа. Именно Светлане Валентина Павловна пророчит роль своей преемницы. Говорит, уставать стала уже сильно и родных видит редко: у неё четверо детей, 16 внуков и 5 правнуков, о которых тоже нельзя забывать.
После последней проверки нескольких "рассветовцев" социальные службы все-таки увезли в больницы и государственные приюты. Но все постояльцы признаются, что, если бы у них был выбор, они бы никогда добровольно не уехали из Афонино.
"Если Павловна не выгонит – не хочу уходить, нет. Останусь с Павловной", – говорит один из них.
После эфира фильма про "Рассвет" пермской "Матери Терезы" зрители жаловались в редакцию, что в приюте над обездоленными издеваются, а его руководитель присваивает себе их пособия. Настоящее Время написало запрос в Министерство социальной политики, и вот какой ответ получили:
5 декабря минувшего года Следственный комитет возбудил уголовное дело по приюту "Рассвет" в Афонино, по части 1 статьи 238 УК РФ "Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни и здоровья потребителей". Расследование продолжается.