Во времена коллективизации, а затем и урбанизации в СССР было не до традиционной культуры. Ее считали пережитком немытой царской России, а Советскому Союзу нужен был человек будущего. Когда спустя век горожане и выходцы из деревень пытаются узнать больше о своих корнях, оказывается, что связи с прошлым утеряны.
Для школьника Артема, баяниста Владимира Павловича и историка Антона Каменского из Великого Новгорода средством связи с прошлым стали старинные музыкальные инструменты. Рассказываем, как любовь к древности и музыке объединила таких разных людей и как реагируют на их энтузиазм жители городов и деревень
Мы встречаемся с новгородцем Владимиром Чернейко осенью, в октябре. Он выходит из своей двухкомнатной квартиры в хрущевке, едет три остановки до Гагаринского торгового комплекса в бывшем заводе радиоэлектроники. Из старой каморки местного охранника забирает тележку с баяном: Владимиру Павловичу уже 86 лет и таскать с собой тяжелый музыкальный инструмент очень тяжело. Он садится у входа в торговый комплекс и начинает играть. В репертуаре – народные и застольные песни XX века, военные или эстрадные композиции.
Мимо проходят люди, некоторые кидают монеты или небольшие купюры.
"Хороший доход – это рублей 800-900, плохой – 300-400, – объясняет Чернейко. – Очень хороший – 1600, было и по две тысячи. Народ сердобольный, видит: сидит старикашка, пилит что-то. Бросают монеты. Видите, тут и желтеньких много".
На жизнь баянист не жалуется. "Пенсия у меня хорошая, на жизнь мне вот так хватает", – пенсионер делает характерный жест рукой поперек шеи и показывает на табличку.
Усаживаясь играть, он вешает ее на столб, на дерево или водосточную трубу – смотря что окажется рядом. "Для создания музея народных инструментов прием в дар: гармони, баяны, гитары, балалайки, духовые и ударные инструменты". И список с репертуаром Владимира Павловича.
"Первая цель – людям доставлять удовольствие. Вторая – заработать, но не на хлеб. Многие приносят инструменты, но они испорченные, их надо ремонтировать. Обращаюсь к знакомым мастерам. Они мне ремонтируют инструменты, а за это платить надо", – говорит музыкант.
Отремонтированные музыкальные инструменты он отдает в гимназию № 2 Великого Новгорода, где сложился внушительный по меркам школы музей. И баяны в нем – лишь часть экспозиции.
Еще один музей Владимиру Павловичу впору открывать у себя дома. В небольшой гостиной с одной стороны – большой стеллаж со старыми книгами, рядом с ним кресло и стол с лекарствами, с другой – советский сервант и много семейных фотографий над ним. Треть комнаты занимают баяны, гармони, аккордеоны, струнные инструменты. Возвышается электрогитара-стрела. "Не знаю даже, что с ней делать. Ее тоже ремонтировать надо. И все это кому-то отдавать, места уже не хватает", – вздыхает пенсионер.
На вопрос, зачем он все это делает, Чернейко отвечает: чтобы дети знали и любили народную музыку. Народные песни и инструменты способны передать русский дух и культуру через поколения, рассуждает музыкант:
"Дело в том, что игра на инструментах – это труд. А в связи с компьютеризацией и гаджетами молодежь не хочет трудиться. А чтобы изучать, нужно и сольфеджио, и нотную грамоту знать. Проблема очень большая с молодежью. Как ее заставить вникнуть, изучать народные инструменты? Тут проблема из проблем. Я считаю, что, видя такого старичка, как я, могут некоторые... Если из десяти школьников один хоть возьмется за инструмент – это уже будет достижение".
"Один из десяти" действительно нашелся. Артем Грунин учится в 9-м классе новгородской гимназии. И развивает в своей школе музей народных инструментов.
Музей в гимназии появился только весной 2020 года, но из-за пандемии активную работу пришлось приостановить – все ушли на удаленку, рассказывает Лилия Мизгирева. Она преподает в гимназии и отвечает за "культурно-просветительскую работу". В начале нового учебного года первоначальный сбор экспозиций завершили. Появилась не только музыкальная экспозиция, но и музей крестьянского и городского быта советского времени: воссозданы жилые помещения деревенского дома и городской квартиры. Школьники ходят в музей охотно.
"Артем большой подвижник в своем деле, – представляет девятиклассника учительница. – Именно его глубокий интерес стал основой того, что у нас в музее истории образовательного учреждения появилась эта экспозиция. Это только начало: Артем хочет стать основателем своего собственного музея. Посмотрите, какой глубокий человек. Это великое счастье, что в детях такие люди, как Владимир Павлович, вызывают интерес".
Артем Грунин заинтересовался традиционным ремеслом еще в раннем детстве, в родовой деревне в Демянском районе. В первую очередь благодаря прабабушке, которая любила вспомнить напевы и частушки, рассказывала о прошлом. Там же, в деревенском доме, Артем нашел старинные вещи, которые остались от предков. Деревня была нетипичной для российской глубинки, рассказывает юноша. Крестьяне строили дома из кирпичей, сделанных из глины местного месторождения, и дом хорошо сохранялся в течение нескольких поколений.
"В 10 лет я нашел распиленный ткацкий станок, а потом взял доски и сделал копию этого станка. После этого пошел по деревне и нашел единственного человека, который знал, как ткать. Мы с ней вместе собрали все, я сам научился методом проб и ошибок делать основу. Тогда я сам, по наитию, смог воспроизвести технологию и соткал льняное полотно. Сам выращивал лен, мял. И уже потом нашел книгу, посвященную ткацкому ремеслу", – вспоминает Артем.
Со временем интересы становились шире, и юного исследователя начала интересовать практически вся крестьянская культура, включая период коллективизации. Но музыкой он увлекся только после знакомства с Владимиром Чернейко:
"Я заинтересовался музыкальными инструментами, баяном, научился играть. Решил, что надо сходить к легендарному баянисту, посмотреть, как они играют традиционные новгородские наигрыши, песни советского периода. Так мы и познакомились. У него дома много музыкальных инструментов, а я как раз тогда участвовал в создании музея. Я решил, что надо помочь ему научить детей играть, заинтересовать их. И мы, как мне кажется, достигли этой цели".
В школьный музей стали заходить одноклассники Артема, школьники из других классов. Их привлекло то, что многое можно потрогать и попробовать самим извлечь звук, объясняет Артем. Сам он освоил гармонь – тоже самобытный инструмент, который от местности к местности сильно отличается внешним видом, диапазоном, тональностью, возможностями воспроизведения.
"До войны в Новгородской губернии были минорки (новгородская гармонь русского строя, ныне мало распространенная), а кое-где вообще только гусли – например, в моем родном Демянском районе. До 1950-х годов там гармони не пользовались популярностью. Многие мужчины погибли, а женщины играли на гуслях. Балалайки тоже были", – рассказывает девятиклассник.
Недавно Артем увлекся еще и экспедициями: ездит в деревни к старикам, которые умеют играть народные мотивы. "Когда я попросил поиграть, так там все местные в пляс пустились: бабушки по 85 лет, дедушка 80 лет! Все повеселились, потанцевали, почувствовали радость от живой народной культуры".
Антон Каменский – научный сотрудник Новгородского музея-заповедника. Он работает в "Центре музыкальных древностей имени В. И. Поветкина" и исследует средневековые музыкальные инструменты, найденные на археологических раскопках в Великом Новгороде. На их основе создает новые и пытается воспроизвести музыку, которую могли играть 300, 500 или 700 лет назад.
Несколько лет назад Антон подал заявку на президентский грант – и выиграл. Деньги он потратил на создание гуслей, а затем лично повез свое произведение по всем районам Новгородской области, в школы искусств. Встречали энтузиаста с гуслями по-разному: "Где-то вообще не понимали, зачем это нужно. Какой-то чудак привозит музыкальный инструмент бесплатно, еще и мастер-класс проводит – где-то здесь подвох. А в других местах это было событием, в Шимском районе меня глава района встречал".
Для него было принципиально приехать именно в сельские и отдаленные районы, объясняет Антон: "Мы рассказывали о музыкальной культуре от Средневековья до XX века и дарили гусли, чтобы у детей было представление, что это за музыкальный инструмент. Особенно это актуально для восточных районов. Даже если они едут в Новгород, то вряд ли идут в музей, им хочется зайти в "Макдоналдс" или торговый центр, потому что этого у них нет".
При этом, отмечает он, именно эти дети, жители отдаленных деревень, – наследники и носители традиционной культуры. Они могли еще застать бабушек, дедушек или прабабушек, для которых это было частью жизни: "Может быть, увидит он на чердаке старый инструмент – и теперь не выбросит его и не сожжет, а принесет в музыкальную школу". Но из-за давления городской культуры и притягательности городского образа жизни у самих сельских молодых людей часто складывается впечатление о себе как о "необразованных колхозниках" и "деревенщинах", сокрушается Каменский.
"Я не уверен, что мы достигли той цели, которую ставили. Но это глобальная цель, не цель одного проекта или организации".
В нулевые годы Антон учился на историческом факультете Новгородского госуниверситета и параллельно увлекся исторической реконструкцией. Сначала это были ратные и особенно кулачные бои, традиционная молодецкая забава – лихо подраться, а потом побрататься. Эта субкультура оказалась разношерстной: спортсмены, любители древности, разномастные националисты.
"Как правило, националистически настроенные люди не очень глубокие в этой теме. Они берут символы: одежда, например. Даже музыку не всегда аутентичную слушают. В народной культуре у крестьян чувства национализма или патриотизма в современном понимании не возникало. Готовность защищать свой хутор: как это назвать? Патриотизм – это любовь к государству. Как показывают исследования, национализм и патриотизм навязываются сверху, не формализуются в самом народе. Хотя это вопрос терминов: что мы под этим понимаем. Националисты просто не вписываются в рамки той культуры, к которой прикасаются, и извращают ее", – рассуждает исследователь.
Вместо громких лозунгов Антон заинтересовался культурой и поиском связей, которые роднят современного человека с предками: "Я – регионалист. Хочу, чтобы регион то, что присуще ему, сохранял. Например, только у нас есть крыловидные гусли. Еще в Псковской области, но у них немного другие. Чем-то похожие есть в Балтии и кантеле в Карелии – а больше нигде нет таких".
Пенсионер Владимир Павлович занялся музыкальным просвещением, так как решил: если не он, то кто?
"Я, конечно, старый, мне 86 лет. А играть я начал с 14 лет, когда отец привез мне аккордеончик из Германии. Дал, говорит: учись. Я его за полгода освоил, с тех пор инструмент из рук не выпускал. Но больше мне по душе баяны и гармони, они более "русские". Играю не ради заработка, а чтобы помнили, что существует русская гармонь, русский баян, музыка наших дедов и отцов", – объясняет пожилой музыкант. И сокрушается, что "дети стали другие" и технологии сыграли не лучшую роль в их развитии.
"Мне кажется, молодежь несколько леноватая, – говорит Владимир Чернейко. – Принудительно-добровольно прививать надо. Как раньше. Всегда было: детей сажали за рояль, принуждали их. И они насильно учились, а потом были благодарны родителям".
Антон Каменский с тезисом о ленивой молодежи не согласен: "Я уже десять лет читаю лекции. И в последние три-четыре года меня радуют студенты. Отношение поменялось. Это просто другое поколение, не наше. Кажется сначала, что балбесы сидят, а в нужный момент становятся вдумчивыми, задают правильные вопросы. Спрашиваю: кто играет на инструментах? Сейчас даже больше, чем среди нашего поколения, особенно среди девушек".
Таких людей, как Владимир Павлович или Артем Грунин, конечно, мало, продолжает Антон: "Но они появляются периодически. Может быть, в фольклорном коллективе осядут, создадут свой или бросят это дело".
Артем Грунин рассказывает, что увидел интерес у своих сверстников практически сразу после создания музыкальной экспозиции: "Они приходят в музей и помогают мне. Играют и на гитаре, и на гармошке. Инструменты, как и хотел Владимир Павлович, привлекли внимание детей и подростков. Когда мы проводим экскурсии, я включаю наигрыши, чтобы они слышали этот звук. Им хочется повторить".
Создавать условия, а не насаждать – главная идея Антона Каменского. Он рассказывает, что сейчас по долгу работы ему приходится заниматься бумажной работой: планами и отчетностью. Например, есть показатели по количеству фестивалей, которые нужно провести. "Любое насильственное, вычурное насаждение ради скреп будет вызывать отторжение. Люди чувствуют фальшь и обман. Сейчас есть такое поветрие, русскость как будто насаждают. Даже у меня это вызывает отторжение. Любовь надо воспитывать не плеткой".
Вместо этого, считает Антон, государство могло бы дать профессионалам немного ресурсов и самостоятельности. Он приводит в пример Вологодскую область: "Там была государственная программа, которой занимались профессионалы. Они смогли сделать так, что дети в деревнях стали заниматься фольклором. Молодежь не заставляют этим заниматься. Надо просто немного на культуру выделять денег".
Почти все исследователи традиционной культуры и любители, занимающиеся поиском собственных корней, сталкиваются с тем, что из-за разрыва связей с прошлым в советское время с каждым днем все сложнее найти живых носителей культуры. Как правило, это 80-летние или даже 90-летние коренные жители деревень, которым удалось частично сохранить образ жизни в условиях работы колхозов.
"У нас преемственность была разрушена, в том числе коллективизацией. В других странах отток населения из деревень в город был естественным, кроме того, формировались фермерские хозяйства, село жило. А я помню рассказы своей бабушки. Эти трудодни – это просто проклятие. Они всеми силами пытались отправить детей в города, потому что жизнь в колхозе без паспорта – ну это рабство", – говорит Антон Каменский.
Первая волна почвеннического интереса появилась в 1970-е годы среди городской интеллигенции, которая поехала по деревням. На этой волне проявил себя известнейший новгородский исследователь фольклора Владимир Иванович Поветкин. В 1975 году он начал реставрировать музыкальные инструменты. Самый известный – лирообразные гусли XI века, сохранившиеся благодаря уникальному новгородскому культурному слою, с надписью "Словиша".
"Это было всесоюзное движение, не только в России, но и в балтийских республиках. В позднее советское время люди увидели, что есть культура, которую мы забыли", – рассказывает Антон. Он сам пришел в музыкальную археологию отчасти благодаря Владимиру Поветкину.
Тем не менее для большинства современных людей традиционная музыкальная культура до сих пор кажется древностью из глубины веков, подобно гуслям "Словиша". "Это не актуализировано, люди не понимают, зачем этим заниматься", – сетует Антон. Возродить культуру очень сложно, замечает исследователь и приводит пример: даже музыкант Владимир Чернейко, ратуя за преемственность, играет в основном авторские, а не традиционные произведения – от "Бьется в тесной печурке огонь" до "Миллион алых роз".
В ноябре 2020 года Владимир Павлович завершил свой второй сезон игры на свежем воздухе. "Мерзнут пальцы", – говорит он. После последней вылазки он медленно поднимается на пятый этаж своей хрущевки: дома ждут фотографии, лекарства, книги и музыкальные инструменты.
Когда снова станет тепло, он опять выйдет, разложит алюминиевую табуретку, поставит кофр для денег, повесит объявление о создании музея и начнет играть. "Если хватит здоровья". Снова будут останавливаться прохожие, приходить знакомые, петь вместе с ним и танцевать. Или найдется еще один Артем Грунин. "Мы только начали", – говорит музыкант.