Правозащитный проект Gulagu.net продолжает публиковать видеодоказательства пыток заключенных в российских колониях.
Пятого октября правозащитники сообщили, что в их руках оказался архив видеозаписей объемом около 40 гигабайт, на которых запечатлены случаи пыток в учреждениях ФСИН России. Эти видео были записаны самими сотрудниками ФСИН на служебные видеорегистраторы. Десятого октября основатель проекта Владимир Осечкин опубликовал аудиозапись интервью с белорусским программистом, который, как утверждается, передал ему большой архив видеозаписей пыток. Сергей – гражданин Беларуси – был осужден в России по наркотической статье (сам он утверждает, что не занимался их сбытом), отбывал наказание в Саратовской области, а после освобождения запросил убежище в Евросоюзе. Он говорит, что хотел донести до людей информацию о пытках заключенных.
Иван Асташин, отсидевший в российской тюрьме по делу о терроризме, рассказал Настоящему Времени, откуда берутся пытки в тюрьмах и почему в них принимают участие сами заключенные.
— Вас за 10 лет несколько раз перемещали по разным колониям по стране. Вы в этих колониях своими глазами как это видели – насколько распространены пытки по всей стране?
— Есть определенные пыточные регионы. Заключенные, как правило, знают о них, потому что эта информация распространяется среди заключенных. Я еще даже когда сидел в Москве в СИЗО, я знал, что есть Красноярск, есть Саратов, Карелия и другие регионы, где пытают. Не скажу, что таких регионов большинство, но их достаточное количество.
— А чем можно объяснить жестокость в отдельных колониях в отдельных регионах?
— Судя по всему, это установка сверху, потому что такие регионы функционируют так десятилетиями. И туда действительно направляют специально определенных людей либо в связи с уголовными делами, либо еще из каких-то оперативных соображений. Так что, по всей видимости, это такая установка сверху.
— То есть это специальные пыточные колонии, куда людей переводят для того, чтобы получить от них под пытками какие-то показания?
— Либо получить какие-то показания, либо просто испортить жизнь. Допустим, в Красноярск попадают многие и проходят через пытки те, кто осужден за какие-то преступления против силовиков, против полицейских или еще кого-то. Я так понимаю, что их специально туда направляют. Если совершал преступления против государства, против полиции, ФСБ, еще кого-то, значит, ты будешь там весь срок страдать, тебя там будут пытать и так далее.
— Вы подвергались пыткам?
— Уже во время отбывания наказания, к счастью, нет. То, что не было пыток, – этому помог общественный резонанс вокруг дела, внимание правозащитников. Поэтому в Красноярске меня не трогали, хотя угрожали и требовали явок с повинной, когда я в первый раз приехал. Но в тот момент меня быстро в Москву снова увезли. А потом уже внимание правозащитников помогло избежать каких-то пыток и незаконных воздействий.
— То есть если осужденный лишен какого-либо внимания прессы или правозащитников, то у него очень велик риск попасть в пыточную камеру?
— Да. И больше всего риск у тех, у кого даже нет родственников. Я слышал уже не одну историю, когда заключенных прямо до смерти забивают – это и в Красноярской ИК-17 было, и в Красноярской ЕПКТ-31. Это оказываются именно те заключенные, у которых нет никаких родственников. То есть их смерть никто не будет расследовать. И чем меньше у человека поддержки какой-либо со свободы, тем выше риск, что он попадет в самые жесткие условия.
— Про пытки мы раньше рассказывали, что это может быть связано, например, с тем, чтобы людей в дальнейшем шантажировать видеозаписями. Но зачем забивать людей до смерти? Какой смысл есть в том, что происходит в колониях?
— Я думаю, специально до смерти не забивают, это скорее перегибы на местах. Когда у человека есть родственники и какая-то поддержка, они стараются следов даже не оставлять. А если они знают, что у человека никого нет, то их ничто не сдерживает. Конечно, они не хотят смерти, но просто могут переборщить.
— Вы знаете ответ на вопрос – откуда такая жестокость? Людей не просто бьют, их не просто морально унижают – их насилуют. Мы рассказывали тоже об этом в нашем эфире, были кадры со шваброй. Почему так жестоко?
— Тут два момента. Во-первых, я не знаю, как это создавалось, но люди, которые попадают потом в эту среду, они такими становятся, потому что вокруг них происходит жестокость и это становится их реальностью, и потом они сами себя так же ведут.
А с другой стороны, я знаю, что сотрудники пытаются расчеловечить осужденных, настраивают одних против других. Допустим, рассказывают, что один осужденный совершил какие-то страшные преступления, например, в Красноярске я слышал от сотрудничавших с администрацией заключенных, что кто осужден за наркотики, [про тех рассказывали, что] они барыги, торговали, травили население. То есть стараются найти какой-то негатив, чтобы это был уже не человек, а какое-то зло, поэтому к нему можно применять различные методы.
