В Хабаровском крае несколько дней продолжались многотысячные акции протеста жителей против ареста губернатора Сергея Фургала. Его подозревают в организации покушения на убийство. Сторонники Фургала называют дело против него политически мотивированным.
Политолог и социолог Центра научной коммуникации Университета информационных технологий Санкт-Петербурга Илья Стахеев рассказал, почему протесты в Хабаровском крае носят такой массовый характер, как политическое и экономическое устройство страны влияет на ощущение регионов России и какие действия центральные власти могут принять в ответ на протесты.
— Не будем лишать людей субъектности. Вот во Владимирской области, в Иркутской области, где Сергей Левченко не будет на выборах, или в Новосибирской, где Анатолий Локоть, если я не ошибаюсь, губернатор – не кремлевский ставленник. Им как быть, глядя на то, что происходит в Хабаровске? К чему-то готовиться или ни к чему не готовиться, расслабиться, все решено за них?
— Хочу поправить, что Анатолий Локоть – это мэр города Новосибирска, не губернатор.
— Простите, мэр города Новосибирска. Яркий человек тоже, да.
— Избран от партии КПРФ. Поэтому можно сказать, что Новосибирск – такой уже протестный город со стажем. Но однако он протестный, может быть, с точки зрения федерального центра.
— Но мне все-таки интересно, как быть людям, которые глядят сейчас на Хабаровский край и на те протесты, которые там проходят.
— Действительно, все эти события показали для меня как для политолога два очень важных момента. Во-первых, прежде всего мы видим состояние самого режима. Я люблю больше, как политический ученый, рассуждать не фамилиями конкретными, а то, что у нас в нашей науке называется политические процессы и институты. И вот что мы видим в качестве политического процесса, с одной стороны? Мы видим состояние режима. Одним из важнейших показателей состояния режима нобелевский лауреат Дуглас Норт назвал то, как насилие распределяется в стране с этим режимом.
И если где-то года до 2014-го мы могли бы сказать про Россию, что это так называемая страна с ограниченным доступом насилия, но более-менее стабильным. То есть, условно говоря, хотя бы элиты могли предсказывать, как государственное насилие будет их касаться, а в тюрьмах сидели в основном люди маргинальные. Есть исследование замечательное Европейского университета в Санкт-Петербурге, Института проблем правоприменения.
— Несистемную оппозицию сажали.
— Ну да. Но в основном сажали, на самом деле 70% с лишним – это были люди, которые были безработные, без высшего образования и так далее. То есть классовое чутье наших полицейских было достаточно высокое. Вот где-то с 2014 года Никита Петров из Европейского университета сделал исследование того, как начали активно сажать чиновников, мэров, силовиков.
— Это должно было понравиться людям. Вот смотрите, вороватого губернатора посадили, почему в Хабаровске люди ходят? А главное – как долго они будут ходить?
— Смотрите. Тут очень важный момент реакции. Это только кажется, и, конечно, власть действует из этой логики, что нам кажется, что людям понравятся такие посадки. Но нет. С одной стороны, сначала это провоцировало мнение: да там все коррупционеры, вы их сажаете и сажаете, сажаете и сажаете, а они все не кончаются. С другой стороны, и это сыграло в ситуации с Фургалом: мы сделали выбор, мы выбрали своего человека, а вы его просто по беспределу по непонятному [сажаете]. То есть вы не уважаете наш выбор, вы не уважаете наше мнение, вы сажаете всех, кого хотите.
— Ну в Москве же это прокатывало. "Вы не уважаете наш выбор", – говорили москвичи. "Ну не уважаем. И что?" Почему тут вдруг не получилось?
— А здесь второй момент, о котором я бы хотел сказать. Эта повестка и этот протест имеет четкий антиколониальный аспект против неравенства – не только бедные и богатые, власть имущие и власть не имущие, несправедливость и беззаконие по отношению к тем, кто не имеет власти, но еще и противоречия между Москвой и регионами. Москвой как центром, как некоторым колониальным центром и периферией – как колониальными территориями.
Мы же будем честны: у нас все еще ресурсное государство. И бенефиты с этих ресурсов перераспределяются в основном в Москву, а на территории они уходят, прямо скажем, неравномерно. И уж в головах (а я делал полевые социологические исследования и в регионах), особенно на Дальнем Востоке, это чувствуют как несправедливость, как то, что Москва забирает все, нам отдает крохи. А если посмотреть на динамику Хабаровского края, оттуда уезжают люди, там достаточно низкая средняя заработная плата.
— А что будет дальше, но с точки зрения теперь политтехнологии кто будет следующий губернатор в Хабаровске? Вот сейчас Кремль на это поглядел. И что? Это придет суровый оппозиционер кремлевскому выдвиженцу, или там вообще не будет кремлевских выдвиженцев, или что, как вы думаете?
— Слушайте, ну это пока что гадание на кофейной гуще. И здесь очень сложно.
— Погадаем.
— Типовой сценарий, конечно же, как это и происходило в колониальных империях. Скажем, в Финляндии до революции назначили жесткого губернатора Бобрикова, судьба которого потом была плачевна. И, может быть, из этого уже были сделаны уроки. И вот просто мне не очень понятно, как какой-то просто назначенец будет действовать в ситуации, когда все жители региона против него. И более того, это же не просто жители, это еще и представители некоторых элит. Это не просто такой протест, скажем, возмущенных учителей и так далее. Это люди, которые составляют костяк работающих людей Хабаровского края. Это крепкие молодые и зрелые мужчины и женщины.
— А что с ними дальше будет? То есть вот сейчас они выскажут свое мнение по этому поводу и разойдутся по домам? Или это может каким-то образом продолжаться?
— Я думаю, что сейчас они послали мяч на сторону властей. И дальше все будет зависеть от ответа властей. Если ответ будет жесткий, то, например, завтра выезжает московский ОМОН, винтят каких-нибудь непонятных сторонников протеста, называя их организаторами. В Госдуме комиссия по противодействию иностранному вмешательству находит грузинских агитаторов или кого там, людей-подстрекателей, и у нас будет типовой сценарий. Но это кажется эскалацией, обострением. И вот поздний Советский Союз проходил через такое, напоминаю, когда в 1986 году саперными лопатками разогнали что-то похожее.
— А что же они могут дать взамен? Давайте, чтобы закончить, другой сценарий, мягкий.
— Другой сценарий. Это уже видно, что полпред господин Трутнев приехал, вообще институт полпредства, он и должен, вроде как задумывался как такой институт согласования интересов: "Давайте порешаем, а что мы можем сделать, как нам быть. Давайте попробуем какие-то более-менее компромиссные решения определить". Это тоже может быть, но тут очень нужно постараться и изобразить хорошую мину при плохой игре. Где одновременно будет, с федеральной точки зрения, этот ответ жестким, волевым, таким харизматичным, а с другой стороны, чтобы он удовлетворил местные элиты. Ну, например, Сергею Фургалу обвинение будет не предъявлено, он будет баллотироваться дальше как депутат Госдумы от ЛДПР, а какой-нибудь другой влиятельный человек региональный станет новым назначенцем, будет пытаться.
