В Беларуси из колонии на свободу вышел правозащитник, председатель Гомельского отделения правозащитного центра "Вясна" Леонид Судаленко. В 2020 году он оказывал юридическую помощь осужденным участникам акций протеста. В январе 2021 года Судаленко задержали, ему вменили "организацию грубого нарушения порядка и финансирования или иное материальное обеспечение такой деятельности". В ноябре юриста приговорили к трем годам лишения свободы. Леонид Судаленко отбывал наказание в колонии общего режима. После освобождения он на 11 дней вернулся в Гомель, но оттуда уехал в Литву.
В интервью Настоящему Времени Леонид Судаленко рассказал о том, что происходит с политическими заключенными в колонии – и как их преследование властями не заканчивается, когда они выходят на свободу.
Об 11 днях в Беларуси
— Где-то чуть больше месяца я на свободе, но этот месяц нужно поделить на две части: те 11 дней, пока я был у себя на родине, в Гомеле, и позже, когда я уехал сюда, в Литву. В Гомеле, когда я вышел, я почувствовал себя в определенной опасности. Я когда говорил, что я из тюрьмы в тюрьму попал, то это было именно так: ежедневно ко мне приходили с этими видеорегистраторами, проверяли меня, говорили, что даже ночью могут прийти.
После освобождения бывших заключенных продолжают контролировать: ставят на учет в милиции, где нужно отмечаться раз в три дня, обязывают посещать "профилактические мероприятия". Кроме того, к ним в любое время могут прийти с проверкой.
Вернувшись в такую страну, конечно, эти 11 дней… Я обнаружил город какой-то такой депрессивный. Я не видел улыбок на лицах у людей. Рядом со мной находится крупный магазин "Гиппо", я захожу, там много очень людей – и каждый несет на себе какую-то усталость. Вот такую усталость, какую я видел в глазах, на лицах тех людей, которые находились там, где я был. Усталость именно, какая-то растерянность. Я не видел счастливых людей за эти 11 дней, не увидел.
О политзаключенных в лагере
Когда я еще был в лагере, я видел весной, с какими статьями, с какими обвинениями к нам в лагерь заезжали люди! Это было просто для меня… Крыша ехала. Когда, например, за тот или иной комментарий, за посещение того или иного сайта, за неправильные какие-то лайки в социальных сетях люди заезжали! И заезжали не на три года, как у меня (хотя на тот момент мне дали максимальный срок – три года), а люди заезжали на большие срока – якобы за то, что неправильно вели себя в интернете. И я понимал, что ситуация ухудшается, значительно ухудшается, в сравнении даже с 2021 годом.
В лагере, где я был, все политические имеют нарушения, даже когда они их не совершали. Были случаи, когда просто приходили и предлагали: выбирай, что ты делал – курил в неположенном месте или у тебя форма одежды не соответствовала той форме, которая требуется? Например, искали искусственные нарушения, потому что определенно команда сверху поступала, чтобы все политические являлись нарушителями.
Мне не давали свиданий. Те телефонные звонки, которые разрешаются, они происходят в присутствии оперативного сотрудника, в отличие от других [заключенных]. Я говорю про так называемую дискриминацию в отношении политических.
О Сергее Тихановском и Максиме Знаке
В то время, когда я находился в гомельском СИЗО, проходил суд над группой Сергея Тихановского, Николая Статкевича – это такой громкий процесс.
Однажды почтальон мне принес газету, которую я выписывал, но вместо "Судаленко 3" – хата (камера – НВ), в которой я сидел, – мне принесли "Тихановский 5". Из чего я понял, что он сидит через одну камеру от меня.
Когда уже перевезли в лагерь, то из известных там сидел Максим Знак, такой известный человек. Он где-то на один этап раньше меня заехал, где-то на две недели раньше меня, поэтому мы фактически с ним в одно время заехали. Он сразу после Нового года, а я в конце января. Я с ним мог встречаться, разговаривать, обмениваться мыслями.
Об освобождении политзаключенных и переговорах с режимом
Что нужно сделать, чтобы те политические, которые там находятся, вышли? У меня нет ответа! Я вот сейчас встречаюсь с людьми, разговариваю, чтобы понять, где мы находимся в этом вопросе.
Я, с одной стороны, понимаю, что те события, которые сейчас происходят в Украине, – они сегодня на повестке дня, на международной повестке дня. И белорусские политические, наверное, меньшее зло, чем те люди, которые каждый день погибают в Украине. Но я сейчас говорю про свою страну, про Беларусь. И мне интересно, что здесь происходит и что я могу сделать, чтобы в вопросах политзаключенных пошли какие-то сдвиги.
Сегодня я говорил и говорю, что тема политзаключенных ни на один день не должна исчезать с переговорных площадок с властью. Я говорил и еще раз говорю: я, Леонид Судаленко, даже готов разговаривать с Лукашенко, если бы я только знал, что завтра все политические выйдут на свободу.
