"Вы не досидите свои сроки!" – эта фраза и подобные ей часто звучали в белорусских судах, когда после президентских выборов 2020 года там проходили процессы над участниками протестов и теми, кого власти посчитали "экстремистами". Но прогноз пока не сбылся: многие политзаключенные уже отсидели "от звонка до звонка" и выходят из колоний. Некоторых арестовывают снова, кто-то уезжает за границу, многие остаются в стране. Вышедшие на свободу белорусы рассказывают, что тюремный опыт сильно их изменил и без поддержки, психологической и физической реабилитации жить дальше очень сложно – особенно если о тебе не писали в новостях.
Корреспондентка Настоящего Времени поговорила с одним из отбывших срок политзаключенных об этом опыте, а также расспросила тех, кто помогает отсидевшим белорусам, – о том, какая помощь нужна и чего не хватает.
По данным правозащитного центра "Весна", в 2022 году отбыли сроки и освободились минимум 253 политзаключенных. При этом за тот же год по политическим мотивам осудили не менее 1242 человек, из них к лишению свободы – 636 человек. По состоянию на 5 января 2023 года ПЦ "Весна" собрал 3786 имен людей, чье уголовное преследование связано с событиями избирательной кампании и после нее.
Летом 2022 года Следственный комитет Беларуси сообщил, что с 9 августа 2020 года по 1 июля 2022 года в Беларуси завели 11 тысяч уголовных дел "экстремистской направленности". Экстремизмом в Беларуси считается не только критика власти или участие в протестах: обвинение по этой статье предъявляли, например, тем, кто давал интервью об осужденном родственнике независимым СМИ (многие издания белорусское МВД без суда объявило экстремистскими формированиями).
"Фишка зоны – тотальное недоверие": что происходит в колониях
Павла (имя изменено) судили по статье 342 УК РБ ("Организация и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активное участие в них"). Он отбыл в заключении 14 месяцев, из них полгода – в колонии, и вышел осенью 2022 года. Павел покинул Беларусь и сейчас в Польше, но все еще опасается говорить с журналистами под своим именем, потому что на родине досиживают свои сроки его друзья: "Когда меня выпускали, ко мне пришел оперативник и сказал: любые твои интервью – это шмоны и санкции у твоих друзей на зоне. Они действительно следят за тем, кого упоминают в СМИ, и потом у этих людей проблемы".
Павел по профессии программист. До задержания и приговора он никогда в жизни не был в колонии и ничего про места лишения свободы не знал. Главное впечатление – совершенно одинаковые дни, один за другим, рассказывает он:
"Подъем в шесть утра. Через пять минут мы должны стоять на зарядке на площадке перед бараком. Если не успел одеться и выбежать, выписывают нарушение. После зарядки есть немного времени умыться, сделать кофе, чай. В бараке 80-90 человек, в каждой комнате около 30 осужденных. Поэтому приходилось стоять в очереди, чтобы вскипятить воду кипятильниками – чайники тут запрещены. Из посуды у тебя только чашка и ложка. Потом строем по пять человек идем на завтрак. Завтрак – сечка или овес, одинаковый каждый день. Одеваться нужно строго по форме, застегиваться на все пуговицы, иначе – нарушение. Казенная обувь – туфли из грубой кожи, без подкладки, [зимой] без меха, не по размеру, а как кому достанется, поэтому сильно натирают. В 8:00 – проверка, все рядами стоят на улице в любую погоду, охранник называет фамилию, а ты в ответ свое имя, отчество. Осматривают, побрит ли ты, чистая ли форма, нет ли спортивного костюма под ней – это нельзя, даже если холодно. После идем на "промку" – место работы. Это может быть котельная, пекарня, цех разборки металла, пилорама, швейный цех. Куда кого отправить, администрация решает сама.
Рабочие смены с 8:00 до 17:00 и с 17:00 до 22:00. Я работал на пилораме, таскал коробки, поддоны. На пилораме очень холодно, сложно долго находиться. Зарплата у меня была рубль в месяц ($0,40).
После работы идем на барак. В 18:00 – проверка, в 19:00 – ужин и в 21.00 – свободное время, когда мы можем одеться в свою одежду. Отбой в 22.00. После ужина до отбоя можно почитать, написать письма. По выходным – обязательный просмотр фильмов, как правило, советских или российских про спорт, типа "Легенды № 17".
Из 80-90 человек в бараке "политических" было около 15-20, рассказывает Павел, остальные соседи – осужденные за убийства, изнасилования, кражу, коррупцию, наркотики.
"Сложно поддерживать отношения с людьми, с которыми ты на воле даже не здоровался бы, – рассказывает бывший политзаключенный. – Например, там сидят бывшие сотрудники органов, того же ГУБОПИК. Учишься общаться по ходу: не задавать лишних вопросов, не рассказывать лишнего по своему делу. Перестаешь видеть людей в людях, они становятся образами-механизмами со сроком и характеристиками. Фишка зоны – тотальное недоверие. Ты не знаешь, не пойдет ли тот, с кем ты поговорил, и не сдаст ли тебя операм. Это недоверие может оставаться с человеком и после освобождения".
"У "желтобирочных" – дополнительные проверки": что в колониях происходит с политзаключенными
После событий 2020 года политических заключенных в белорусских колониях стали помечать желтыми бирками – их нашивают на одежду, ими помечают личное дело. И относятся к "желтобирочным" по-особому, говорит Павел:
"У нас, к примеру, не было расписания звонков с родными – [можно звонить], только когда это позволят сотрудники. Во время звонков сотрудник следит, чтобы не разговаривали про Украину, белорусские события. Если не та тема, могут наказать. Я лично видел, когда человека за разговор по телефону посадили в ШИЗО. Видеозвонки, свидания и передачи – все нужно выпрашивать у начальства. При этом никаких документов, где были бы прописаны эти ограничения, нет, это все их выдуманная схема. Например, на стенах в колонии висит правило, что мы имеем право получать письма от всех. На практике я не получил ни одного письма от неблизких, хотя политзаключенным пишет много людей. По нашей статье свидания могут быть раз в четыре месяца, но по факту может быть раз в полгода. Еще у "желтобирочных" дополнительные проверки: в 10:00, 15:00 и 20:00 мы должны были выходить на улицу. Там часто приходилось так ждать и постоянно мерзнуть. Холод я хорошо запомнил".
Самым сложным все эти месяцы, рассказывает Павел, было отсутствие выбора, невозможность на что-то повлиять и тревога за других политзэков:
"У меня в другой колонии сидел близкий человек. Ты понимаешь, что не можешь ничего с этим сделать. У тебя нет выбора, ты не можешь ничего выбирать. И еще очень тяжело видеть, как кого-то конкретно уничтожают, например, сажают в ШИЗО, давят на него – не за нарушения, а потому что есть распоряжение сверху. И ничего не сделать, внутризоновский протест не поможет".
"Довольно сложно начать новую жизнь в одних штанах": что происходит после колонии
После освобождения сложности не заканчиваются, говорит Павел: "Любимая зэковская игра – строить планы, как выйдешь на волю, представлять, что тебя встретят как героя, помогут. И когда этого не получаешь, это шок. У многих тяжелая депрессия, посттравматическое стрессовое расстройство. У людей нет сил искать помощи, нет доверия ни к кому. Замыкаешься в себе. Сейчас мы, например, кучкуемся только с теми, кто сидел. И если кто-то скажет нам не то слово, мы просто перестанем общаться с этим человеком. Цепляться к словам – тоже зоновская фишка, которая со многими остается".
К психологам отсидевшим политзаключенным обращаться сложно – тоже из-за недоверия.
"Вряд ли нам поможет тот, кто сам не сидел, не испытал такое", – считает Павел. Развивая мысль, он приводит пример, который демонстрирует, насколько бывшие осужденные и не сидевшие в тюрьме люди по-разному смотрят на одни и те же ситуации:
"На одном групповом занятии психолог стала рассказывать, на какие марши она ходила. Для нас это выглядит не как демонстрация солидарности, а как будто человек рассказывает состав преступления, и у нас вопрос: зачем ты это рассказываешь, хочешь что-то у нас выведать? И дальше уже не воспринимаешь эту помощь".
Появилось недоверие и к политикам:
"На НАУ (Народное антикризисное управление), офис Тихановской мы уже смотрим иначе, чем на зоне. Там я активно поддерживал их. А сейчас я не доверяю, потому что не вижу конкретных действий для тех, кто в тюрьмах, колониях, кто вышел. Круто, что сейчас в Объединенном переходном кабинете назначили Ольгу Горбунову, которая как раз будет заниматься вопросами помощи политзаключенным, в том числе освободившимся из колоний. Но я прочитал, что у нее еще нет команды. Получается, до этого времени не было человека, кто бы этим занимался? Притом что через лагеря проходят тысячи человек и у каждого одни и те же проблемы? Мне это странно. Для меня важно, чтобы у других политзаключенных все было хорошо, потому что я сам через это прошел. Один психолог сказал, что у нас сейчас запрет на жизнь: запрещаешь себе нормально жить, потому что твои знакомые сидят и им плохо. Это действительно так".
Среди последствий отсидки – потеря трудовых навыков, бессонница, ночные кошмары, повышенная тревожность, проблемы с зубами, спиной, коленями, перечисляет Павел.
При этом нельзя сказать, что поддержки нет совсем, добавляет он: Павлу дважды помогли получить небольшую финансовую выплату, отдохнуть неделю в санатории для пострадавших от репрессий, выехать в Польшу. Но в Польше нужно где-то жить, работать.
"Найти жилье и работу, пойти на языковые курсы тем, кто еще месяц назад сечку по расписанию ел, просто нереально. Если бы не друг в Польше, который нас приютил, мы бы просто оказались на улице. Получается так, что тебя уговаривают уехать, но когда ты выезжаешь, про тебя забывают, мол, ты же в безопасности. Но по факту тут ничего у тебя нет. У меня были одни штаны, например. Довольно сложно начать жизнь в одних штанах. То есть на прежний стресс от зоны накладывается новый стресс от переезда".
Пройдя этот путь, Павел составил список того, в чем нуждаются вышедшие из колоний и тюрем, и пояснил, как может быть организована помощь:
"Когда человек выходит, хорошо бы, чтобы ему помогал волонтер, потому что сам он просто не в ресурсе. Чем больший срок, тем сложнее адаптироваться потом, и про тебя начинают забывать все, кого ты знал.
Точно необходим оперативный медицинский осмотр на инфекционные заболевания, например, сифилис, туберкулез, так как в зоне ты находишься бок о бок с очень разными людьми. Точно нужен стоматолог. На нашей зоне, к примеру, стоматолог просто вырывал не те зубы, поэтому к нему мы старались не ходить. Необходима простая схема компенсации медицинских обследований и лечения для освободившихся, так как у них может не быть средств на это.
Нужна правовая консультация, как ходить в РУВД отмечаться и как там себя вести. Для нас это сложная и небезопасная коммуникация, у меня, например, чуть нервный срыв там не случился. Нужна консультация по безопасности: что сегодня можно в Беларуси, что нет. Нужна консультация по искам и штрафам. У человека после отсидки нет денег, а еще и штраф висит перед Минтрансом, к примеру, он не может его оплатить и, соответственно, не может выехать из страны. Нужна помощь в переезде, поиске жилья и работы, легализации за границей. Многие остаются в Беларуси и ждут очередного ареста, потому что не знают, на что и как будут жить в другой стране. Нам так долго внушали в зоне: сиди и не высовывайся, что не у всех будут силы брать инициативу на себя по решению всех этих вопросов".
Павел добавляет, что сейчас освободившимся политзаключенным помогают отдельные организации и люди, но найти эту помощь иногда сложно, особенно если нет большого количества социальных связей: "Хотелось бы четкого трека и помощи в его прохождении".
"Жилье хотя бы на месяц": кто помогает бывшим политзэкам в Варшаве
Одна из инициатив, которая сегодня помогает освободившимся политзаключенным, находится в Варшаве. Это арт-резиденция "Дом Творцаў" в партнерстве с Белорусским молодежным хабом. Модель помощи простая: людям дают пару месяцев бесплатно пожить в доме, обеспечивают продуктами, средствами гигиены, помогают приобрести сим-карты, проездные, адаптироваться к быту в Польше.
"Сегодня в нашем доме живет 10 человек. Инициатива существует на донаты, мы объявляем сбор и за счет этого помогаем. В месяц на аренду дома и обеспечение людей нужно около 3000 евро", – рассказывает координатор инициативы музыкант Сергей Долгушев.
"Самое важное для таких людей – отойти от черноты, депрессивного состояния, побыть в человеческих условиях, не спешить, не нервничать, где переночевать, как найти работу, что поесть. А уже потом двигаться дальше, искать работу и жилье, – продолжает Сергей. – Для тех, кто живет в доме, мы помогаем найти приработок онлайн. Среди постояльцев есть программисты, музыканты, дизайнеры, они могут предложить список услуг и зарабатывать таким образом".
В планах проекта – увеличить количество домов до пяти, чтобы больше людей могли воспользоваться возможностью такой передышки. И включить в пакет помощи новые опции: медицинский осмотр и психологическую помощь.
"У освободившихся политзаключенных утрачено доверие к людям, они не верят в то, что их воспринимают как героев и все готовы им помочь. Людей в колониях планомерно ломали и старались показать, что они никто. Поэтому важно оказывать им профессиональную поддержку. Неправильно, когда один человек и польский язык ведет, и психологические консультации проводит, и еще за домом следит", – говорит Долгушев.
Команда Сергея – люди, которые могут поддерживать сеть таких домов, – готовы стать частью единой комплексной программы поддержки и реабилитации, если такая появится. Среди предложений координатора арт-резиденции – выделять освободившимся стипендию:
"Я не знаю, как это безопасно сделать в Беларуси. Но для тех, кто выехал, дайте, допустим, $2000. Это небольшие деньги для серьезного европейского гранта. Но освободившиеся политзаключенные должны получать четкий месседж: "Белорусы зарубежья вас ждут!"
"Несправедливость – серьезный психотравмирующий фактор": кто помогает бывшим политзэкам в Литве
В инициативную группу "Врачи за правду и справедливость" объединились медики, вынужденно покинувшие Беларусь из-за репрессий. Ее создатели сейчас живут в Литве. Специалисты оказывают психологическую и медико-социальную помощь пострадавшим, которые пишут им в бот. Среди организаторов инициативы – Василий Завадский, врач, который почти 25 лет работал в медицинской службе пенитенциарной системы Беларуси. Он очень хорошо знает, какие последствия и проблемы оставляет несвобода. И уверен, что политзаключенные – в группе повышенного риска:
"Когда человек понимает, что наказание справедливо и он сидит за преступление, это не оказывает такого травмирующего воздействия. И совершенно другое дело, когда люди не являются преступниками, понимают несправедливость того, что с ними происходит. Это серьезный психотравмирующий фактор. Поэтому потребность в психологической, психотерапевтической и психиатрической помощи у таких людей экстремально высока. Предстоит большая работа, но у нас пока очень мало пенитенциарных и постпенитенциарных психологов. Поэтому одно из направлений помощи – готовить таких специалистов уже сейчас. У нас есть этот опыт, и мы можем помочь", – говорит Завадский.
Он рассказывает, что работающие сейчас в колониях Беларуси психологи (в их задачи входит как раз адаптировать людей к жизни перед выходом из неволи) могут и усугубить травму, вставая на сторону государства, а не человека:
"Мы слышали о ситуациях, когда психологи ведут себя скорее как режимные сотрудники: пытаются убедить людей в виновности, покаяться, не соблюдают конфиденциальность, используют информацию против обратившегося за помощью".
Еще одно направление реабилитации, необходимой отсидевшим, – помощь врачей в восстановлении физического здоровья:
"Мой опыт и наблюдения показывают, что после освобождения у человека происходит сбой иммунитета, – говорит Василий Завадский. – Возможно, во время отбывания наказания организм мобилизуется, а потом проявляет себя хронический стресс от заключения и обостряются болезни. Сам наблюдал, как после освобождения проявляется туберкулез, незначительные нагноения на коже длительно не заживают, обостряются хронические заболевания. Это, конечно, происходит не у всех, но возможно, поэтому очень важно обследоваться в медучреждении после освобождения и обратиться к психологам – проработать этот стресс, чтобы снизить его негативное влияние на иммунитет".
Тем, кто после выхода из колоний остается жить в Беларуси – а таких большинство, – организатор "Врачей за правду и справедливость" советует использовать те ресурсы, что есть в стране: пройти диспансеризацию в поликлинике по месту жительства, сдать анализы, сделать рентгенографическое обследование, посетить узких специалистов и стоматолога (несбалансированное питание, нехватка солнечного света в заключении часто приводят к ускоренному разрушению зубов).
"Обращайтесь, отстаивайте свои право на здоровье, – призывает Завадский. – Я уверен, что среди врачей вы найдете сочувствие и понимание, мы знаем, как много медиков против насилия и против режима". При этом врач соглашается с волонтерами и освободившимися политзэками: нужна координация помощи для отсидевших и их близких – куда идти за поддержкой, как за ней обратиться. Особенно такие консультации важны для людей внутри Беларуси, где блокируют свободные СМИ и люди боятся обмениваться подобной информацией.
***
Когда этот материал готовился к публикации, родственники политзаключенных из Беларуси – несколько десятков человек – обратились к мировым лидерам и к лидерам белорусской оппозиции в эмиграции с требованием защитить политзаключенных и активнее способствовать их освобождению. Одно из предложений – вести переговоры об отмене санкций в отношении Беларуси в обмен на освобождение людей (эту инициативу поддерживают не все).
О помощи тем, кто уже отсидел и освободился, и, возможно, более системном подходе к такой реабилитации – Настоящее Время спросило представителей Объединенного переходного кабинета Беларуси, который возглавляет Светлана Тихановская. Пресс-служба кабинета уточнила, что представит свое видение решения этой задачи в конце января.