50 лет назад в Киеве совершил самосожжение Василий Макух. Он протестовал против оккупации Чехословакии войсками стран Варшавского договора и выступал за независимость Украины. Макух решился на столь радикальный поступок на два с половиной месяца раньше Яна Палаха. О самосожжении Палаха в Чехии сегодня рассказывают даже школьникам, а в Украине уничтожен единственный музей, созданный на средства небезразличных к судьбе Макуха, а также Олексы Гирныка, поджегшего себя в 1978 году. Этот музей, который назывался "Смолоскип" ("Факел"), находился в Донецке. С исследователем жизни Василия Макуха и его племянником поговорила журналист русской службы Радио Свобода Александра Вагнер.

5 ноября 1968 года рядом с домом по улице Крещатик, 27а, появился охваченный пламенем человек. Он кричал: "Долой коммунистических колонизаторов!" и "Да здравствует свободная Украина!" Пробежав несколько метров в сторону нынешней площади Независимости, он упал. Свидетели и милиция попытались погасить огонь, но не смогли сделать это быстро. На следующий день Василий Макух умер от ожогов 70 процентов тела в больнице.

В советских газетах о его поступке не появилось ни одного сообщения. Факт самосожжения стремились скрыть, но за границей и в самиздате о Макухе писали. Друзья вспоминали о его планах выйти на самовольную демонстрацию в знак протеста против оккупации Чехословакии, знакомые – о его заключении в Сибири и участии в Украинской повстанческой армии.

Диссидент Евгений Пронюк написал статью "Памяти героя": ее вместе с фотографией Макуха распространяли не только в самиздате, но и оформили в виде листовки, чтобы о самосожжении узнали как можно больше украинцев. Степан Бедрило (он был осужден на два года), а также Богдан Чабан были впоследствии арестованы за распространение этой листовки. Пронюка, автора статьи о Макухе, в 1972 году осудили на 7 лет за антисоветскую пропаганду.

В возрасте 8 лет Василий Макух получил десять лет лагерей за участие в Украинской повстанческой армии, в ряды которой он вступил в 1944 году. В Дубравлаге в Мордовии он познакомился со своей женой Лидией, которая отбывала наказание, так как маленькой девочкой ее увезли из оккупированного Донецка в Германию. Макух долго не хотел связывать с ней свою жизнь, потому что всегда говорил, что в любой момент может умереть за Украину. Тем не менее свадьба состоялась, у Макуха родились дочь Ольга и сын Владимир. Семья жила в Днепропетровске.

До сих пор о самосожжении Макуха известно крайне мало. Говорят, что перед тем, как поджечь себя, он разбросал в подворотне листовки, что в его кармане была записка, которую забрали сотрудники КГБ, что перед самосожжением он написал письмо в ЦК Компартии Украины. В архивах удалось обнаружить только письма в Компартию. Виктор Тупилко, много лет изучающий документы и собирающий свидетельства о Василии Макухе и Олексе Гирныке и создавший в Донецке уже уничтоженный пророссийскими сепаратистами музей "Факел", говорит, что среди вещей, которые передали семье Макуха после его гибели, никаких записок не было. Нет их и в архивном деле:

– В этом году мне удалось найти еще одно дело, связанное с Василием Макухом, – надзорное. Оказалось, что его в 1968 году пытались завербовать. Он постоянно был под контролем. Вообще в архивах КГБ есть два дела: одно – о постоянном контроле над ним, а второе – криминальное, 1946 года, когда он был ранен в перестрелке с войсками НКВД, потерял сознание и его арестовали. Он получил несколько ранений: прострелена нога (он потом хромал всю жизнь), прострелена ключица, одна пуля зацепила даже позвоночник. Он потерял сознание, и его взяли.

Его пытали: это видно по материалам дела. И он никого не выдал. Я исследовал достаточное количество подобных дел и разговаривал со специалистами. Считается, что, как правило, женщины не выдавали, им удавалось каким-то образом перенести пытки. Мужчины не выдерживали. И если знали, что кто-то взят в плен, то нужно было сразу же прятаться. Однако Макух, 18-летний парень, вынес все – и моральные пытки, когда ему угрожали, что он будет расстрелян или замучен, и физические. Он никого не выдал! Там даже есть такая фраза следователя: "Ну как это так, вы ничего не знаете – ни командира, вообще ничего не знаете! Такого просто не может быть!" Ответ: "Не знаю".

Это удивительно стойкий человек, удивительной чистоты. На мой взгляд, он не имеет ни национальности, ни религии, на расы. Это человек, который был послан для того, чтобы показать людям, что воля, свобода превыше всего.

Он очень остро, и я нашел свидетельства, переживал вторжение в Чехословакию. Это стало дополнительным аргументом в его борьбе, отчасти сподвигло его на этот акт.

– В конце 2000-х вы создали музей в Донецке, посвященный судьбе Макуха и Алексея Гирныка, совершившего самосожжение в знак протеста против, как он считал, российской оккупации Украины. Какова судьба экспонатов этого музея? Вас силой попросили уехать из Донецка или вы сами решили, что пора уезжать?

– Помещение захвачено. Часть экспозиции вывезена и экспонируется по всей Украине.

– Как это происходило?

– Я поехал в Будапешт. Хотел исследовать самосожжение Шандора Бауэра в Венгрии в знак протеста против советского тоталитаризма. А когда пришло время возвращаться, я узнал, что возвращаться некуда. Узнал, что помещение захвачено, материалы все захвачены. Я прилагал усилия, чтобы что-то сохранить. К сожалению, они не дали результата. Но у меня есть надежда, что рано или поздно это удастся. Значительная часть экспозиции теперь выставляется в разных городах, она уже по меньшей мере в 20 городах Украины побывала.

– Что осталось в Донецке, что не удалось вывезти и сохранить?

​– Там остались, на мой взгляд, уникальные материалы. Оригинал листовки Алексея Гирныка, который поджег себя на Чернечей горе. Там остались материалы из сталинских лагерей, в том числе личные вещи. Достаточно много вещей там осталось, но я не теряю надежды, что все успокоится.

– Вы знаете, где сейчас находятся эти экспонаты?

– Их полностью экспроприировали. У меня есть документы, что меня полностью лишили здания и что экспонаты музея переданы в "МГБ". Те люди, к кому мне удалось обратиться, боятся поднимать этот вопрос и мне пока не советуют. Я обращался и к очень авторитетным неравнодушным людям в Москве. Они принимали активное участие, но тоже безрезультатно.

– Как удалось вывезти те экспонаты, которые сегодня показывают во время выставок? Это позволили сделать сепаратисты или вы знали, что они собираются закрыть музей, и заранее вывезли экспонаты?

​– Мы особенно не прятались. Мы не видели в этом ничего криминального. Компартия, по-моему, больше переживала, ведь наш музей даже сжигали. У них прямо ненависть была к этому музею. А вывезли то, что было в работе, сотрудники брали домой на оформление и потом вывозили. Вот это осталось.

– Сжигали во время событий 2014 года или еще до этого?

– До этого сжигали, по-моему, в 2008 году. Умышленно поджигали. Пожарники приезжали. Чудом сотрудники остались живы. Потом еще дважды поджигали. Но тут мы уже были наготове и гасили сразу.

– Когда вы впервые узнали о Василии Макухе и почему решили изучать его судьбу и обстоятельства гибели, открыть музей?

– Я узнал случайно в 2006 году о самосожжении Алексея Гирныка на Чернечей горе – от врача, который осматривал тело. Алексей Гирнык знал о самосожжении Василия Макуха.

Врач Михаил Ефремович Ищенко – он до сих пор живет в Каневе – как раз осматривал тело Гирныка. Мне удалось разыскать его, и он рассказал о Василии Макухе. Упоминаний о нем до этого практически не было, ничего нигде нельзя было найти. Тогда я начал свое исследование, находил уголовные дела, нашел людей, которые его знали в лагерях. И я слышал постоянно только одну фразу: "Это святой человек". Я даже знал наперед, что так будет сказано, каждый раз, когда я встречался с кем-то, кто знал Макуха. Иван Гуменюк (политзаключенный, оказавшийся в одном лагере с Василием Макухом – НВ) со мной разговаривал до глубокой ночи, а в конце вздохнул и сказал: "Если бы я мог, я бы увековечил каждый его шаг. Это святой человек". Иван Гуменюк был в лагерях 25 лет.

Григорий Ментух провожал Макуха на вокзал, когда уже с бензином он ехал в Киев. Он уговаривал его: "Василь, не делай этого! Ты молодой, ты сильный. Ты можешь еще что-то сделать!" Григорий рассказал мне: "Он так улыбнулся и сказал: "Ты не понимаешь, о чем говоришь. Я иду на это с радостью". Вдова Макуха рассказывала, что он готовился к этому фактически всю жизнь. Он понимал, что один, когда все тотально выжжено, не сможет победить и поднять людей. Его оружие – эта жертва.

Юрий Макух – племянник Василия Макуха – был еще ребенком, когда его семья узнала от сотрудников КГБ о самосожжении его дяди. Это время он помнит как время допросов: его маму два дня держали в приемной местного милиционера, а его тетя вскоре после пыток на допросах умерла:

– Вся наша семья принимала участие в освободительной борьбе, поэтому мы всегда были готовы к такому развитию событий. Хотя фактически это было для нас неожиданностью. Мы обо всем узнали от сотрудников КГБ, которые начали вызывать на беседы всех членов нашей семьи, в том числе мою маму. Они надеялись, что нам известна какая-то информация о том, чем Василий Макух занимался, с кем общался. Но никто из нашей и его семьи ничего не знал. Ему было известно, что за ним постоянно следят, и он никого не хотел подставлять. Эти допросы были бессмысленными, хотя сотрудники КГБ его сестру Параску лишили здоровья и жизни, ее пытали. Моя мама, когда вернулась с допросов, несколько дней плакала, а потом сказала: "Это трагедия нашей семьи, и мы сами должны с ней справиться. Об этом никому не надо рассказывать".

​– Что вам тогда было известно об обстоятельствах произошедшего? Говорят, что Василий Макух разбросал листовки перед самосожжением, что у него в кармане была какая-то записка, изъятая сотрудниками КГБ, что он написал письмо в ЦК Компартии Украины, в котором предупреждал, что может пойти на такой шаг.

– Да, это письмо существует, в архивах есть запись, что он обращался в ЦК Компартии Украины. Кому-то это может показаться бессмысленным, и на тот момент большого значения это не имело, но фактически это означало, что не все одобряют политику Коммунистической партии, и есть люди, которые понимают, что эта политика ведет не в ту сторону. Это был поступок, и за такие поступки нужно было расплачиваться. Разбрасывал ли он там листовки? Об этом сложно сегодня говорить, потому что КГБ делало все возможное для того, чтобы информация о Макухе никуда не просочилась. Только зарубежные СМИ коротко сообщили, что самосожжение произошло, а после этого об этом написали в самиздате. И Степан Бедрило за это даже был осужден. То есть об этом почти никто не знал.

Есть в материалах дела письмо из КГБ на имя первого секретаря Компартии Украины, что сделано максимум для того, чтобы о самосожжении не узнало большое количество людей. А позднее они многое делали, чтобы дискредитировать как Василия Макуха, так и его поступок. Иными словами, искали подтверждения, что он был психически неуравновешенным человеком, но как ни старались, никакой информации им обнаружить не удалось, потому что это было неправдой. Он не пил, был образованным человеком, хотя ему не дали возможности получить высшее образование: он поступил в университет, но когда в КГБ узнали, что он стал студентом, его исключили. Формальной причиной было то, что он скрыл свою судимость. Доказать, что он не пошел сознательно на этот протест, не удалось.

Это не первое его письмо, он писал обращения не только в Компартию. Несмотря на то, что за ним следили, он вел подпольную борьбу, встречался со своими побратимами, которые жили в разных городах – в Никополе, в Запорожье и, конечно, в Львовской области.

Больше всего его угнетало… Он ведь жил в Днепропетровске – этот город был абсолютно русифицирован, а вернуться на Западную Украину, откуда он был родом, Макух не имел права. Поэтому он с такими письмами обращался и постоянно говорил, что идет тотальная русификация Украины, что Украина – несвободное, несамостоятельное государство, за что сам он боролся и боролись его побратимы. За это его считали антисоветчиком, которого даже заключение не перевоспитало. Его неоднократно пытались завербовать, говоря, что его борьба – бесперспективная, что советская власть очень крепка, поэтому лучше было бы этой власти помогать. Но он никогда не мог бы с этим согласиться, потому что его взгляды формировались в детстве, он никого во время следствия не выдал, и это есть в материалах дела. Поэтому очень мало информации о том, кто вместе с ним воевал, ведь у каждого был псевдоним. У него был псевдоним Микола. Он служил в разведке, и все это покрыто тайной.

– Насколько на его поступок мог повлиять ввод войск стран Варшавского договора в Чехословакию?

– Я думаю, это стало для него последней каплей. С одной стороны, его борьба не давала желаемых результатов, многие его побратимы в то время уже отказывались от дальнейшего сопротивления. У кого-то были проблемы со здоровьем, кто-то – из-за страха за свою семью. Он с этим смириться не мог, но и найти выход из сложившейся ситуации тоже не смог. Говорили, что готовилась акция протеста, на которую многие должны были выйти, но то ли кто-то сообщил о ней, то ли побоялись и не захотели выходить, но он не хотел менять свое решение.

Он рассказал о своих планах своему близкому другу, Григорию Ментуху. Ментух пытался его отговорить, но у него не получилось. Он ему сказал, что не видит других возможностей для борьбы. О его планах знал и его духовник, он исповедался ему перед тем, как пойти на такой шаг. Он его отговаривал, о чем написал в своих воспоминаниях. Он писал, что размышлял о том, как это предотвратить, но понял, что если бы рассказал кому-то, это означало бы сдать его в руки советскому правосудию.

– Каким вы помните Василия Макуха?

– Я тогда был школьником и видел его всего три раза в жизни. Мы жили бедно, у нас не было возможности ездить в Днепропетровск. Он приезжал сам. Когда еще был жив мой отец, он приезжал к нам, тогда собирались наши дяди, которые были в ОУН и УПА. Они приходили вечером, закрывали тканью окна и до утра разговаривали. Даже моя мама при этом не присутствовала. Но когда умер отец, он стал приезжать к сестре, которая жила на другом конце села. Однажды мы с мамой ходили к ним, но это всегда были обычные семейные разговоры. О политике не говорили. Я стал интересоваться тем, что происходит, только когда дядя совершил самосожжение.

– А как ваша мама восприняла его поступок?

– Вся семья моего отца воевала в Украинской повстанческой армии, поэтому для нас в этом не было ничего удивительного. Мой отец был связным. Мы жили недалеко от границы, там были болота, и мой отец переводил разведчиков и обычных людей в Польшу. Многие бежали через Польшу в другие страны, чтобы не оказаться в Сибири. Отца не арестовали только потому, что он сильно заболел. Он однажды при переходе границы наткнулся на войска НКВД и пограничников. Дело было осенью, но пришлось прятаться прямо в болоте, в воде, и он заболел. После этого он уже не мог заниматься тем, чем раньше. Вместо него переводить людей через границу начала сестра моей мамы, она тогда была маленькой девочкой. Но ее выследили и отправили в Пермский край на лесозаготовки, хотя она была еще несовершеннолетней. Поэтому все, что с нами происходило, мы воспринимали как наказание, что мы должны терпеть. Вот такая у нас была позиция.

– Вы были ребенком, но членов вашей семьи вызывали на допросы, как вы воспринимали это?

– Когда это произошло, я еще не очень глубоко все понимал. Меня даже удивляло, почему с таким рвением берутся за это дело и так сильно преследуют мою семью. Отец к тому времени уже умер, а мама никакого отношения к политике не имела. Ее двое суток продержали в сельсовете, туда приезжали какие-то сотрудники КГБ. Сестру Василя вызывали в райцентр и там пытали ее. Мою маму держали в кабинете участкового милиционера. Для нее это был сильный удар. Мы переживали, боялись, что ее арестуют. С одной стороны, мы не понимали, за что ее могут арестовать, но с другой – в то время могли сделать все что угодно, – рассказывает племянник Василия Макуха Юрий Макух.

В прошлом году в Киеве на доме, рядом с которым Василий Макух совершил самосожжение, установили мемориальную табличку, а в этом году в Праге в честь Макуха назвали пешеходный мост через реку Ботич.