В июле на свободу вышел бывший секретарь петербургского суда Александр Эйвазов. Он попал за решетку год назад по обвинению в "воспрепятствовании осуществлению правосудия и производству предварительного расследования".

Эйвазов утверждает, что отказался подписать протокол заседания по делу муниципального депутата Кунгурова, поскольку вел протокол только одного заседания и не хотел подписывать документ, подготовленный не им, к тому же задним числом. Amnesty International признала его узником совести.

В 2016 году Эйвазов выкладывал в сеть аудиозапись судебных заседаний, на которых, по его мнению, зафиксированы нарушения, допущенные судьей Октябрьского районного суда Санкт-Петербурга Ириной Керро. Юрист также направил около 80 жалоб председателям районного и городского судов, в квалификационную коллегию судей, в ФСБ и СК РФ.

После этого в отношении Александра Эйвазова завели два уголовных дела. С августа 2017 года он находился в следственном изоляторе "Кресты". Суд приговорил его к 1,9 году колонии-поселения, но Эйвазову зачли срок, который он провел в СИЗО, и после вынесения приговора он провел под стражей лишь несколько дней.

Выйдя на свободу, Александр Эйвазов рассказал Настоящему Времени о том, кто сейчас сидит в тюрьмах и есть ли смысл защищать свои права в следственном изоляторе.

– Как надо бороться за свои права и имеет ли это вообще смысл, когда человек уже оказался за решеткой?

– Безусловно, это имеет смысл. Поскольку если человек не борется за свои права, находясь даже в следственном изоляторе, то администрация и другие заинтересованные лица, в частности следователь, видят это: "А, значит, ты согласен". Если человек не возражает – значит, он согласен.

Хотя бывает практика и такая, когда они считают, что если человек борется, то он хочет к себе внимание привлечь – такие есть тоже мысли. Но лучше, безусловно, сражаться за себя.

– А вам при этом делали какие-то встречные предложения, может быть, неофициальные, например, признать вину?

– Следователь действительно предлагала мне признать вину – и она даст мне домашний арест. Мне пришлось сказать ей в лицо: "А что тебе еще признать?". Доходило до того, что она готова была в обмен на признание вины дать мне свидание с матерью. Это очень высокоценно, но когда тебе говорят, что признай вину – и тебе дадут свидание… Нет.

– Можете сказать в целом, люди, которые сидели с вами, по-вашему, – кто они и за что сидят?

– Люди, с которыми я сидел, – это люди достаточно уважаемые как на воле, так и внутри. Я сначала сидел в камере бывших сотрудников правоохранительных органов и судебных органов. Но когда я стал писать жалобы по этой части вопроса, меня решили проверить таким образом, что меня бросили в общую уголовную камеру. Тот, кто принимал это решение, думал, что уголовная среда меня "порешает" там. Но тут получилось так, что там все знали о несправедливости, которая случилась.

– Можете сказать в общем, кто сидит в тюрьмах в России?

– В основном заполняется 228-й статьей ("Незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов" – НВ). Причем неважно – хранение, сбыт, изготовление, приобретение. В основном сейчас 228 статья Уголовного кодекса. Действительно, я могу сказать, очень много случаев, когда происходят провокации. Создается реальная ситуация, когда человек в меру употребляет, а его подставляют, как будто он сбытом занимался. Берут каких-то дежурных понятых. У них показания, реально, я смотрел у разных людей, там даже ошибки одинаковые – и лексические, и синтаксические.

Если мы говорим про камеры бывших сотрудников, есть много дел, которые – расправы над бывшими сотрудниками, особенно Министерства внутренних дел.

У меня был сокамерник, который считал и доказывал, что его привлекли к уголовной ответственности только за то, что он вскрыл в свое время одно коррупционное преступление.