После протестов в Москве 27 июля возбуждены уже три уголовных дела. Они касаются распыления газа, от которого якобы пострадали сотрудники Росгвардии, а также того, что протестующие якобы кинули в силовиков урну и кусок бордюра.
Все эти дела касаются статьи 318 УК ("Применение насилия в отношении представителя власти"), предусматривающей до пяти лет лишения свободы.
Активист Станислав Зимовец – один из тех, кто отбыл реальный срок по 318-й статье. В марте 2017 года на акции "Он нам не Димон" он, по версии следствия, попал кирпичом в нижнюю часть спины командира ОМОНа подполковника Котенева, совершив тем самым неопасное для жизни и здоровья насилие в отношении представителя власти.
Во время процесса Зимовец говорил, что бросил кирпич, возмутившись незаконными задержаниями протестующих, и ни в кого не целился. Сам он сомневался в том, что попал в представителя полиции. Котенев, которого признали потерпевшим по делу, рассказал в суде, что получил синяк на спине на тренировке в спортзале прямо перед митингом, а брошенный в его сторону кирпич попал в бронежилет. Однако обвинение утверждало, что Зимовец действовал намеренно. В итоге суд приговорил его к двум годам и шести месяцам колонии общего режима.
Станислав Зимовец сначала признал вину, но потом отказался от признательных показаний, объяснив, что сделал это из-за "нечеловеческих условий" и обстановки в изоляторе временного содержания.
Правозащитный центр "Мемориал" признал Станислава Зимовца политическим заключенным. Он отсидел 2,5 года и неделю назад вышел на свободу.
В эфире программы "Вечер" Станислав рассказал о той акции и о своем суде.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Отсидевший по 318-й Станислав Зимовец: "Посоветовал бы не брать особого порядка"
— На досудебном следствии вы вину признали, а в суде – уже нет. Почему и что произошло в тот день? Вы кирпич тот самый в ОМОНовца кидали?
— Да, я кидал. Но вы знаете, у меня цель была другая. Оказывается, там чистый символизм был. Я признал частично [вину], потому что, естественно, не хотел большого срока. Но полностью не признавал вину.
— А что значит – чистый символизм? То есть вы кидали кирпич, но не хотели убить этим кирпичом?
— Понимаете, они на нас бежали, я хотел их тоже так символически унизить, чтобы он просто легонько попал в ягодицу [ОМОНовца].
— То есть вы рассчитывали специально силы, для того чтобы это был легкий удар, я правильно понимаю вас?
— Да.
— Как прошли ваши два с половиной года в тюрьме?
— (вздыхает) Сложно сказать. Нелегко.
— К вам было какое-то особое отношение?
— Да нет. Как и ко всем, в принципе. Иногда когда комиссия приезжала из Волгограда или из Москвы, они проверяли как склонного к побегу. У меня надзор был непонятно за что. И с проверками ходили.
— Где именно вы сидели, Станислав?
— В ИК-12. В Волжском, Волгоградская область.
— Знаю, что вы когда-то служили в Чечне, были сапером. До ареста вообще чем занимались?
— Строительство в основном.
— Как вы оцениваете тяжесть содеянного и последовавшее за этим наказание?
— Я там не вижу никакой тяжести в содеянном. Они на тренировках еще больше получают ущерба, а тогда даже синяка не было. Поэтому я не знаю. Легкая боль, тем более если я в бронежилет по их версии попал, то там даже дискомфорта не должно было быть.
— Вы знаете уже, чем будете заниматься сейчас, когда по сути два с половиной года провели в заключении, вышли?
— Пока не знаю, еще в поисках.
— Мир стал другим за это время?
— Я думаю, стал похуже, чем раньше.
— Почему?
— По крайней мере, взять Волгоградскую область: проблемы с работой, со всем проблемы в области. Депрессивный регион. Он и был депрессивным, а сейчас еще депрессивнее стал.
— Россия вообще изменилась?
— Не знаю пока. Судя по видеороликам, по новостям, тоже гайки позакрутили, задерживать стали на митингах жестче.
— Я так понимаю, что вы говорите о кадрах с субботней акции в Москве. Многие могут попасть под ту же статью, и конкретно есть человек, который кинул урну в сторону ОМОНовца. Что бы вы ему посоветовали?
— Я посоветовал бы не брать особого порядка.
— Особого порядка производства суда, вы имеете в виду?
— Да. Не признавать вину. Потому что в любом случае, даже если он признает, он может признать перед приговором, суду уже.
Потому что практика показывает, я вот сидел в лагере, практически всем обещают по особому порядку, что признают они вину – и им дают по минимуму, чуть ли не условное. И люди ведутся на это и, конечно, берут особый порядок, а потом не могут обжаловать.
— Вообще будете ходить теперь на акции протеста?
— Посмотрим, время покажет.