"Ты один в кафкианском бреду". Журналисты – "иностранные агенты" рассказали о своем новом статусе

Данный материал создан и распространен российским физическим лицом, выполняющим функции иностранного агента

C 2021 года Минюст России начал формировать список "иностранных агентов" – физлиц. В реестр, который до 28 декабря почти целиком состоял из различных проектов Радио Свободная Европа/Радио Свобода, были добавлены пять граждан России. В этом списке: правозащитник Лев Пономарев, художница Дарья Апахончич и три журналиста – Сергей Маркелов, Людмила Савицкая и Денис Камалягин. Все трое сотрудничают с Радио Свобода и Север.Реалии.

Почему именно Сергей, Людмила и Денис (который возглавляет независимую газету "Псковская губерния") стали первыми, в Минюсте не разъяснили. Законы о физлицах-"иноагентах" написаны настолько расплывчато, что подпасть под их действие может буквально каждый. Достаточно будет поделиться в соцсети сообщением любого СМИ-"иноагента", а вдобавок получить перевод от бабушки из Эстонии или прослушать вебинар НКО-"иноагента." Второе пойдет как "получение организационно-методической помощи".

Редакция Север.Реалии категорически не согласна с включением своих корреспондентов в список "иноагентов". Журналистика – это не политическая деятельность. И Маркелов, и Савицкая, и Камалягин работают исключительно в интересах России (а не какого-то иного государства), когда рассказывают о проблемах и событиях родного Северо-Западного региона России, говорится в сообщении издания.

Журналисты-"иноагенты" рассказали Север.Реалии о том, что они думают о своем новом статусе.

"Так и запишем: "Хрена себе"

Сергей Маркелов, Петрозаводск, Карелия. Фрилансер. Сотрудничает с изданиями "7х7", "Новая газета", Север.Реалии

Был вечер, черный такой, карельский зимний вечер, когда без десяти пять, а уже темно. В центре все сияло и пестрело, люди улыбались и спешили, машины вставали в пробки – канун Нового года, – а я торчал в каком-то глухом дворе, ждал, когда мне соберут заказ из аптеки, как всегда, тупил в телефоне, когда редактор "7х7" прислала мне ссылку на новость о новом списке физлиц-"иноагентов". "Хрена себе", – написал я ей в ответ.

Сергей Маркелов

"Так и запишем: "Хрена себе", – пошутила она.

Позвонил тесть, поговорили с ним на какие-то отвлеченные темы, под конец он как бы вскользь заметил: "Ты теперь "иностранный агент", значит", – таким тоном, будто я наконец-то починил на даче крыльцо или устроился на нормальную работу.

Первое время хотелось залечь на дно в каком-нибудь Брюгге. Казалось, что ты один и что ты в кафкианском бреду. Я уже говорил, что не ожидал войти в такой шорт-лист, не ожидал, что мои имя и фамилию будут обсуждать на таком уровне, что стану одним из пятерых, а точнее, пятнадцатым в списке. Ну да и ладно…

Дальше понеслись просьбы дать комментарий, посты в фейсбуке, посты с поддержкой от коллег, которым я очень-очень и очень благодарен. Без такой мощной поддержки коллег, друзей, семьи, отдельно "Новой газеты", "7х7" я бы не справился, учитывая мое эмоциональное состояние в последнее время. Когда подключились юристы из "Агоры", все стало чуть понятнее. Потом они прислали длинный список того, что должен делать "иноагент", и опять стало ничего непонятно. Потом я выдохнул и взялся решать проблемы по мере их поступления – опять стало понятнее. Вчера вот заполнил отчет о тратах для Минюста – там про покупку хлеба, подарков детям и бензина машине.

Рассуждать о том, за что меня признали "иноагентом", да еще и целым СМИ, мне кажется, бессмысленно. Да, я пытался быть объективным, да, мне всегда были интереснее люди, а не власть или политика, но случилось так, как случилось. Другой вопрос: почему именно я вошел в топ-5? У меня по этому поводу только одна мысль: для того, чтобы фрилансеры в регионах призадумались, чтобы художники-акционисты призадумались: мол, в списке может оказаться каждый.

Как филолога меня еще смущает понятие "иностранный агент", которое мне теперь приписывают. Понятно, что в ушах обывателей это словосочетание звучит как "предатель родины" или "шпион", но и эти понятия подразумевают какую-то регулярность, какое-то постоянное финансирование – ни регулярных заданий, ни постоянного финансирования, ни каких-то требований от редакторов писать так или эдак не было, но оставим все это юристам или лингвистам.

Я теперь каждый свой пост, каждый комментарий в соцсетях сопровождаю этой вот надписью, что, мол, по мнению Минюста… ну и так далее. Все думают, что я стебусь, а у меня просто денег нет на оплату штрафа, если что, тесть тоже сказал: "Сорян, штрафы и аудит всякие я тебе оплачивать не смогу". Ну и не должен, так-то.

На вопросы "Кто виноват?" и "Что делать?", думаю, отвечать уже поздно. Потому что, когда принимали эти законы, я не видел особого возмущения и толп недовольных среди обычных граждан. Возможно, теперь, когда в "иноагенты" пойдут не только журналисты, но и ученые, научные работники, бабушки из деревень, которые получают иностранные переводы от своих детей… впрочем, тоже вряд ли. Это лишь значит, что большинству такая политика пока что не претит.

Для себя я вижу пока единственный выход – работать дальше. Успокоиться, выдохнуть и работать дальше, заполняя еще больше экселевских таблиц, а я терпеть не могу таблицы.

И еще. В моем детстве, когда игры еще не пришли в каждую ладонь на смартфоне, были компьютерные клубы. Так вот я всегда воспринимал нынешние политические условия в России как уровень сложности в игре – я лишь должен был в этих условиях делать качественно и профессионально свою работу, так, как это соотносится с международными стандартами журналистики. Так вот раньше мы играли на максимальном уровне сложности, теперь, видимо, нам выкрутили настройки на режим "Выживание" или "Хардкор". Только, к сожалению, аптечек остается все меньше, сохранений нет, а жизнь только одна.

"Друг познается в Минюсте"

Людмила Савицкая, Псков. Фрилансер. Сотрудничает с изданиями Север.Реалии, Радио Свобода, "Медиазона"

Людмила Савицкая

Школьная учительница уверена, что я работаю в Москве с Андреем Турчаком "за Россию", люди из районов, куда езжу за репортажами, называют "любимой корреспонденткой из важной газеты в интернете", мама думает, что я знаю всех и могу о чем угодно попросить депутата Госдумы, а Министерство юстиции считает меня "иностранным агентом". И каждый раз, когда я слышу этот советско-нафталиновый термин, я прихожу в ярость.

Это я-то "иностранный агент"? Я, благодаря которой 82-летний дедушка, узник концлагеря, все-таки смог переехать из каморки на железнодорожном вокзале в нормальную квартиру? Я, из-за которой митрополит Тихон Шевкунов не смог отобрать у печорских детей спортивный лагерь и построить там семинарию? Я, ругающаяся с Минобороны, потому что оно не хочет платить своим медсестрам из островского госпиталя за заражение COVID-19 на работе? Я, рассказавшая историю 32-летнего ментального инвалида, который в стареньком тулупе в морозы выживает в муниципальной комнате двухэтажного дома, где падают потолки, осыпаются стены, нет воды, отопления и канализации, и больше всего боится, что за общение с прессой его снова отругают соцзащита и администрация? Я, написавшая, как проваливаются под гнилой пол и зарабатывают тяжелую форму астмы из-за плесени на стенах почтальоны в районном отделении "Почты России"?

За три года работы на заокеанском Радио Свобода я сделала для России больше, чем любой квасной патриот, любой пропагандист с Первого канала и "России-1". Я агент России, агент моих замечательных сограждан, которым государство врет каждый день, которых обкрадывает и обрекает на смерть. И чиновник, пришедший в Минюст с просьбой внести меня в список "иноагентов", очень хорошо понимал, за кого и как я воюю. Понимал и боялся, потому что сражается за другую сторону и проигрывает. Власть может очень легко справиться с простым человеком, раскатать его всей мощью бюрократическо-силовой машины, когда тот один. Но если рядом встает честная пресса, если какой-то отчаянный журналист вдруг начинает на всю страну кричать о происходящем беспределе, то приходится сдаваться и таки через полтора месяца отпускать осужденного на шесть с половиной лет 61-летнего Свидетеля Иеговы и выплачивать повышенную пенсию вдове разбившегося в Сирии псковского десантника.

Когда стало совсем нечем объяснять тотальное воровство и подлости по отношению к простым людям, коллективный чиновник сделал ход конем и запретил меня, журналистку, которая осмеливалась громко и постоянно писать о несправедливости. "Вы трус!" – непременно скажу я ему в лицо, как только узнаю, какое именно ведомство принесло в Минюст пакет документов на меня.

Только трус способен требовать от честного журналиста перед каждым текстом, каждым постом, комментарием и смайлом в соцсетях ставить омерзительную приписку: "ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА". Только трус способен требовать от честного журналиста отчета за каждые кефир и батон, купленные в "Пятерочке". И не имеет значения, за чьи деньги оформлена эта опасная иноагентская сделка – на гонорарные или на подарочные ко дню рождения от любимого дядюшки. Потратила – в деталях, на 86 листах отчета в Минюст, расскажи, что и зачем покупала. Вы правда хотите знать, какой маркой тампонов я пользуюсь, товарищ майор?

В глубоко оскорбительном ярлыке от государства есть только один плюс. Уже через час наречения "иноагентом" сотни россиян постучались ко мне в друзья в соцсетях и онлайн встали рядом, встали стеной с простым и важным посланием про "я/мы", забросали "личку" самыми добрыми и нужными словами. Мне звонили те, о ком я писала еще в 2013-м и 2015 годах, и говорили, как помогла им, депутаты из совсем не оппозиционных партий снимали видеоролики про меня, экс-руководитель провластной медиакорпорации публично и с примерами рассказывала о том, почему я молодец и настоящий журналист, коллега из далекой Сибири вторым (первым был Лев Шлосберг) позвонил мне через полчаса после того, как моя фамилия прозвучала в новостях, и 40 минут бархатным голосом приводил паникующую меня в чувство.

Я даже писать об этом без слез не могу. В России живут потрясающие, невероятные люди, и они со мной. Знаете что, товарищ майор? Ваш ярлык того стоил! Все многостраничные отчеты, приписки, перспектива административных и уголовных дел, маячащий арест стоят той поддержки россиян, которую я получила.

Без ложки дегтя, конечно, не обошлось. От меня, новоиспеченного "иноагента", отвернулись те издания, которые традиционно громко сообщают о презрении к существующей политической системе, разоблачают коррупционеров, не боятся шутить над президентом и спецслужбами, зятьями и дочерями. Они не пожелали ставить перед моими текстами приписку об "иноагенте". Пафосно заявили, что не признают закон об "иноагентах", добавили, что пометка портит внешний вид новостей и текстов, и резюмировали: "Руководство выступило против таких приписок в материалах на сайте".

Тут важно оговориться, что за отсутствие оговорки про "иноагента" оштрафуют не СМИ, а меня. Сначала мне прилетит штраф с несколькими нулями, а при повторе – реальный арест. В тюрьме мне будет сложно помогать людям репортажами, и мы с юристами решили, что будем действовать по закону: ставить приписку, писать отчеты и параллельно оспаривать иноагентский статус. Поэтому отказ маркировать мои тексты – это мощное предательство от тех, с кем давно сотрудничала. Интересно, понимают ли они, что, отрекаясь от меня, они поддерживают Владимира Владимировича и его режим? Власти навесили на меня ярлык, чтобы я перестала писать. "Дай пять, мы с вами", – отвечают издания и отказываются ставить пометку и защищать меня от ареста.

Обидно, но тем ценнее те, кто не испугался и предложил сотрудничество. В наше время друг познается в Минюсте.

"На больных не обижаются"

Денис Камалягин, главный редактор газеты "Псковская губерния", Псков. Сотрудничает с Север.Реалии

Денис Камалягин

2021 год: у меня по-прежнему две руки, две ноги и два глаза, те же люди рядом со мной. Да, у них прибавилось количество поводов для шуток. Все так же утром я иду по своему любимому Запсковью в редакцию, а вечером иду обратно. Если кто-то думал, что моя жизнь будет омрачена 80 листами ежеквартального отчета, первый из которых мы должны отправить в Минюст к 15 января, и потенциальной уголовной ответственностью, – я разочарую. Для меня статус "иностранного СМИ – иностранного агента" (смотрите не запутайтесь) реально ничего не изменил.

Возможно, это звание я должен воспринимать с гордостью – во всяком случае, так говорят мне в моем окружении, так пишут в соцсетях и на почту. Ну да, по сути, это единственное звание в моей журналистской карьере, которое я заслужил от государства за последние 12 лет – с тех пор, как работал в независимой журналистике. Но меня почему-то решение Минюста не покоробило, не напрягло – да черт побери, неужели я ждал от властей чего-то другого? Нет, не ждал: я честно признаюсь, что когда мой коллега сообщил об этом, ответил ему: "Ну ок" – и повесил трубку.

Что касается эмоций, то, знаете, последнее время я много завидую. Я смотрю сериал "Служба новостей" – и завидую, "Утреннее шоу" – завидую. Смотрю фильм "Большая игра" или "Темные воды" – и завидую. Как круто – смотреть, КАК работает журналистика, какой эффект она имеет в обществе, которое не испытывает проблем в недостатке кислорода. Как ведут себя власти, которые понимают, что лучше прокомментировать журналистам событие, чем окуклиться и молчать, молчать – пока тема не уйдет из повестки. А повестка – она такая сейчас, как калейдоскоп, промолчи – завтра все забудут.

Как круто видеть, сколько работы построено на анонимных источниках и информаторах – и как же это невозможно в нашем запуганном обществе, привыкшем молчать. Молчать – так ты сохранишь работу, семью, нервы, авторитет: нужное подчеркнуть, хотя мы же в России – можно все подчеркнуть.

Как СМИ, матерые журналисты и их редакторы носятся, как ошпаренные, чтобы обогнать конкурентов в твиттере, инстаграме – в России в официозном СМИ ты должен молчать, пока новость не сообщит твой личный политический босс, инстаграм-аккаунт которого ты покорно накачиваешь утром, днем и вечером, чаще всего без обеда.

В России есть журналистика, но нет условий для занятия журналистикой. Провластные медиа все больше превращаются в пиар-отделы, причем в весьма кондовые пиар-отделы. Независимые СМИ все больше уходят в подполье, в партизанщину. Получают сознательно разрушенный властями медиарынок, рекламодателя, который выделяет бюджет только по приказу власти. Обкладываются штрафами, бумажной волокитой, травлей пропаганды, угрозами, административными и уголовными делами.

Плохо это? Кто-то говорит, что да. А я вот что думаю. Может, где-то в другой стране сидит журналист и думает: смотрю, как в России власть борется с журналистами, – и завидую. Смотрю, как медиа продолжают отбиваться, несмотря на полуавторитарный режим, – и завидую. Смотрю, как журналисты, которые в наше время легко могли бы эмигрировать, сменить работу, продолжают бороться с тотальной коррупцией, которая другим и не снилась, – и завидую.

Конструктивные отношения власти, общества и СМИ – это признак здорового государства. То желание разбомбить независимые медиа, которое свойственно российскому государству, – это очевидный, ярко выраженный признак больного и слабого (сильному не нужно душить журналистику) государства. Журналист – если он журналист – не должен обижаться на государство, если оно больно, на больных не обижаются. О болезни нужно сообщать, болезнь нужно лечить. Статус "иноагента" в этом не помеха, дорогое государство.

Эта статья была впервые опубликована на сайте проекта "Север.Реалии"