Страны одна за другой продолжают массовую вакцинацию от коронавируса, но в то же время приходят сообщения о новых опасных штаммах – из Великобритании и из Африки. О том, выглядит ли сейчас вакцинация успешной, стоит ли опасаться новых штаммов и возможно ли, что вирус ослабеет сам по себе, Настоящее Время поговорило с микробиологом и научным журналистом Ириной Якутенко.
— Почему вакцины уже появились, а лекарства от коронавирусной болезни до сих пор нет?
— Лекарства и вакцины – это принципиально разные типы препаратов, которые создаются по совершенно разным принципам. И если вакцину в данном случае удалось относительно легко сделать – это нам, кстати, повезло, потому что не ко всем вирусам удается сделать, например, в случае ВИЧ так и не удалось получить вакцину, – то найти хороший противовирусный препарат – это вообще очень сложная история.
У нас по пальцам можно пересчитать примеры вирусных заболеваний, против которых есть эффективные препараты. Это некая мифология, что большинство людей уверены, что противовирусные, которые продаются в аптеке, они помогают. Конечно, нет. Например, характерный ремдесивир – один из препаратов, который показал умеренную эффективность при лечении коронавируса для людей с кислородной недостаточностью, – это на самом деле препарат, который разрабатывался для лечения гепатита С. У компании Gilead Sciences тоже на него было много надежд, но оказалось, что в отношении гепатита С он не очень эффективен. Как только подвернулся коронавирус, они попытались его использовать. Вроде сначала все было хорошо, но потом выяснилось, что чуть-чуть улучшает шансы, если дать в правильное время, но это, конечно, не гейм-чейнджер, это не решение проблемы. И далеко не факт, что вообще удастся получить препарат.
— Из Великобритании периодически приходят известия о росте смертей, связанных с новым штаммом коронавируса. Насколько обоснован страх перед новым, британским штаммом коронавируса?
— Нет никаких таких биологических законов, что вирус должен обязательно приспособиться и ослабнуть. Он может стать более злобным, например убить всех носителей, и сам тоже умрет. Это тоже вполне вероятный вариант, если он будет при этом высокозаразный. Поэтому не существует никакого суперзакона, который обязывает все вирусы, которые долго живут в популяции своих носителей, становиться более слабыми. Да, это возможный сценарий, но возможны и другие сценарии.
За год у нас появилась эта британская разновидность B117, но в силу того, что он более заразный, за то же количество времени при той же строгости ограничительных мер будет заболевать сильно больше народу. И то самое базовое репродуктивное число R, о котором много говорили в начале эпидемии, – это число, которое характеризует, сколько в среднем людей заражает один заболевший. При тех же мерах у нас R перепрыгивает за единицу, то есть один заболевший заражает более одного человека, а это значит, что эпидемия вновь идет вверх, наблюдается экспоненциальный рост.
И это означает, что нужно еще больше закручивать гайки или с космической скоростью всех вакцинировать. А мы видим, что этого, к сожалению, не происходит. Вакцинация идет очень медленно, это очень плохо, что так происходит. Соответственно, этот штамм эту ситуацию еще обостряет. В патогенности разницы пока не видно, зато видно разницу по заразности, что для нас, для носителей, будет означать больше смертей, потому что при тех же ограничительных мерах – сейчас вся Европа сидит в карантине и мы немножко замедлили распространение вируса, – если придет этот штамм, то при тех же мерах опять будет расти количество заболевших, количество людей в больницах, в реанимации и количество умерших. Поэтому пока хороших новостей нет в этом смысле.
— Если темпы вакцинации в мире будут такими же, как сейчас, ситуация может ухудшиться?
— Ситуация, когда на вирус начинается давление, то есть, например, мы начинаем медленно прививать всех. Или, как происходит в Африке, например, там просто сам по себе уже формируется коллективный иммунитет, потому что там никто ничего не соблюдает, потому что люди там бедные, они не могут сидеть в карантине, им надо работать, иначе они с голоду умрут. Поэтому там никто ничего не соблюдает, и там в некоторых местах, по некоторым данным, порядка 40% уже переболели. Это вполне себе уже порог коллективного иммунитета. Его еще нет, но он уже близок. И вирусу фактически становится тяжелее жить, потому что он на кого-то перепрыгнет – а он иммунный, на другого перепрыгнет – а он опять иммунный. И вот тут ускоряется закрепление этих мутаций. То есть они образуются с той же скоростью, но закрепляются там.
Сейчас как раз очень опасная ситуация. Пока мы медленно прививаем или медленно естественным путем нарабатываем коллективный иммунитет, как раз может и появиться что-нибудь такое, что будет уходить очень хорошо от того иммунитета, который у нас есть на предыдущие штаммы. Решений у вопроса два: всех закрыть в карантины, чтобы прервать цепочки передачи, либо ускориться с вакцинацией. Думаю, что из-за карантина еще немножко – и люди начнут уже головы откусывать правительству, потому что тяжело, поэтому что-то надо менять с вакцинацией, менять приоритеты, возможно, прививать одной дозой – похоже, большинство вакцин дают достаточную защиту и в одной дозе.