На войну в Украине из российских тюрем пытаются завербовать до 50 тысяч заключенных, говорит глава фонда "Русь сидящая" Ольга Романова. Уже сейчас, по разным оценкам, в Украине воюют до трех тысяч российских осужденных, а около двух сотен уже погибли.
Подробности Ольга Романова рассказала в эфире Настоящего Времени.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Ольга Романова – о вербовке осужденных и обвиняемых в российских колониях и СИЗО
— Меня поразили цифры: в российских тюрьмах попытаются завербовать 50 тысяч заключенных. Как вы пришли к такой цифре?
— Это минимальная цифра. Мы видим, что сейчас "ЧВК Вагнера" вербует примерно 20% от численного состава зоны. Если обычно в зоне 1300 человек, то вербуются сразу 300. И все-таки давайте будем минусовать пожилых людей, больных, тех, кто не хочет вербоваться, людей, которые сидят с украинским паспортом, и тех, кто сидит по статьям о нарушении половой неприкосновенности и педофилии, потому что эти статьи сразу ведут к низшей тюремной категории и никто из заключенных не захочет воевать с такими людьми в одном окопе. Поэтому 50 тысяч – это меньше 10% от тех людей, которые сейчас по решению суда находятся в местах лишения свободы в России. У нас сейчас 600 тысяч человек, поэтому 50 тысяч – это меньше 10%.
И, конечно, здесь не учитываются люди, которых начали вербовать в СИЗО. И в это число не входят бывшие освободившиеся осужденные, которые сейчас находятся под административным надзором. Таких людей тоже очень много – в России их десятки, если не сотни тысяч.
— А процесс вербовки в СИЗО чем-то отличается от процесса вербовки в колониях? Есть какая-то принципиальная разница?
— Да. Туда не приходят "вагнеровцы", но висит объявление, и арестованные видят, что достаточно написать ходатайство на имя начальника СИЗО – и он будет обязан отправить на этот контракт в "ЧВК Вагнера". Я не думаю, что начальник СИЗО очень рад этому, потому что ему отвечать за тех, кто по решению суда оказался в его ведении. Но я так понимаю, что начальника СИЗО никто не спрашивает.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Я посоветовала ему прострелить ногу или сдаться в плен". Интервью родственницы завербованного на войну российского заключенного— А как останавливают эти уголовные дела, которые были возбуждены?
— Их приостанавливают – их не закрывают. Случай, когда человек вернулся из Украины – он был в тюрьме, был в СИЗО, – он обвинялся по очень легкой статье – кража – завербовался, повоевал, получил контузию, вернулся в Подмосковье и тут же был водворен назад. И я так понимаю, что эта судьба ждет всех, потому что российским властям не хотелось бы, чтобы эти люди общались с журналистами, с правозащитниками и вообще с какой-то широкой публикой. [Им бы хотелось], чтобы они сидели в тюрьме и заткнулись.
— Сколько вам сейчас известно случаев по вербовке именно в СИЗО?
— По вербовке в СИЗО трудно сказать. Я знаю, что, например, в СИЗО Коломны – прекрасный старинный русский город – завербовалось восемь человек просто сразу всей камерой. Поэтому, я думаю, там примерно такое же соотношение, как и в зонах, – 20%. Но это как минимум.
— Вы написали в фейсбуке о том, что могут теперь возбуждать фиктивные уголовные дела, чтобы отправлять людей на войну. Как это вообще возможно?
— Это делалось и без войны, просто по заказу или для отчетности, для статистики. Теперь будут делать все то же самое, просто с гораздо большим рвением, потому что теперь уже можно это делать почти официально.
— То есть будет какая-то статистика: нужно из СИЗО завербовать столько-то людей, значит, нужно возбудить столько-то уголовных дел?
— Я думаю, да. Дело в том, что Пригожин до своей истории с Попасной обещал президенту выиграть войну и говорил: "Не ваше дело, какими методами я это делаю". Вот такими.
— Как вообще происходит вербовка? Заключенные советуются с родственниками, когда их пытаются вербовать? Или преимущественно сами принимают решение? Или их ставят в такие условия, что они не могут отказаться от вербовки?
— Знаете, если есть родственники, то они советуются. Я поддерживаю связь с очень многими колониями. И мне пишут сами заключенные список погибших. И вот пишут: "Одуван погиб". Я говорю: "Дайте мне фамилию Одувана". И они три дня пытаются ее вспомнить и не могут. У кого есть родственники – они им сообщают. Но пытаются отговорить единицы. За полтора месяца у нас трое пытались отговорить – отговорили и вернули своих. А так – нет.
Причем если заключенных интересует просто процесс покидания тюрьмы, потому что любая война для них лучше, чем пыточные условия содержания, унижения и изнасилования в российских тюрьмах. И они, может быть, даже ищут смерти. А для родственников важны деньги. Очень важны деньги. И когда матери выходят на связь со своими сыновьями, спрашивают только про деньги.