Анна Зайцева провела два месяца в подземных сооружениях "Азовстали". Ей удалось выбраться оттуда и уехать на безопасную территорию. Однако ее муж, военный полка "Азов", до сих пор находится там. Свою историю Анна рассказала в эфире Настоящего Времени.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
— Правильно ли я понимаю, что ваш супруг остался на "Азовстали"? Он служит в полке "Азов" или в других подразделениях ВСУ?
— Да, он служит в "Азове". И он сейчас, к сожалению, находится там.
— Вам известно, где он находится после вчерашней эвакуации? Он был вывезен или нет?
— Пока что связи с мужем нет, и я не могу вам сказать, был ли он эвакуирован или нет.
— Вы провели вместе с ним два месяца. Расскажите об этом.
— Два месяца я находилась на "Азовстали", но с мужем у меня не было связи, потому что он находился в военном подразделении, а я находилась среди гражданских. Соответственно, мы никак не пересекались.
— А вообще связи между гражданскими жителями и военными не было на протяжении всех этих месяцев?
— Военные к нам приходили, они обеспечивали нас едой, водой, медикаментами, иногда даже связью. Они рисковали своей жизнью для того, чтобы отправить СМС нашим близким о том, что мы живы.
— Расскажите про ваш быт за это время.
— У нас был генератор, который обеспечивал нам освещение, но освещение у нас было с девяти утра до девяти вечера, потому что генератор работал от солярки. Для того, чтобы раздобыть солярку, нужно было под обстрелами российских военных бегать в различные ОБК и там добывать и солярку, и бутилированную воду.
— А что с продуктами?
— С продуктами сначала было более-менее, потому что были определенные запасы, привезенные в бомбоубежища, но потом мы были на полном обеспечении украинских военных.
— Расскажите, сколько, по вашим оценкам, там может быть военных и вообще украинских силовиков? Там же держали оборону не только военные, но и украинские полицейские, пограничники.
— Этого я не могу знать, потому что два месяца я сидела в бомбоубежище фактически без возможности выйти на поверхность. Поэтому по поводу количества я вам ничего сказать не могу.
— Можете ли вы примерно оценить: это сотни или тысячи человек?
— Даже примерно я не могу оценить, потому что я не видела большого количества, я не знаю, сколько их там находится.
— Расскажите про ваши последние сеансы связи с супругом или с командованием ВСУ на "Азовстали". Что вам говорят?
— К сожалению, связи сейчас нет. Но когда в последний раз она была, естественно, мы хотим, чтобы все это поскорее закончилось. Мы хотим, чтобы наши ребята были спасены. Потому что запасы еды, воды, медикаментов уже практически закончились. И самое главное – это раненые ребята, которые, к сожалению, сейчас остаются без медицинской помощи. Они без рук, без ног, тела гниют. Это не то, что хочется слушать от мужа, зная, что ты ничем не можешь помочь.
— Как ваш муж?
— Пока что я не знаю, что с ним, но вся информация, которая мне была предоставлена, – это то, что он сильно ранен. К сожалению, сейчас у него нет возможности ходить. Он на костылях.
— Известно ли вам что-то от руководства, от тех офицеров командования, с которыми вы связываетесь, что вам известно о тех условиях вывоза украинских военных, в том числе азовцев, с территории "Азовстали"?
— Пока что я ни с кем не связываюсь. Держать связь сейчас очень трудно. Я думаю, всю информацию, которую мы можем знать сейчас об эвакуации, можно узнать только лишь посредством новостей.
— То есть никакой информации родственникам сейчас отдельно не предоставляют?
— Нет.
— Как вы думаете, будет ли этот обмен успешным?
— Я думаю, этот обмен обязан быть успешным, потому что если весь мир нам не поможет, если весь мир не спасет наших украинских ребят, то это будет означать, что весь мир проиграл рашизму, проиграл жестокости, проиграл геноциду.