В Киеве завершился второй украинский квир-кинофестиваль Sunny Bunny. "Транс-беженцы" (реж. Жа Бабаева) – один из немногих украинских фильмов о трансперсонах. Главные герои картины – Анна и Кирилл, переехавшие в Берлин после начала полномасштабного вторжения России в Украину.
Реалии в "Транс-беженцах" слишком знакомы любому из украинского ЛГБТ-сообщества. В монологах Анны и Кирилла раскрывается бюрократический ад, через который вынуждены проходить трансперсонам, особенно во время войны; Анна, в частности, характеризует украинские военкоматы как "центр гомофобии на планете"; примерно с таким же отношением приходится сталкиваться и в поликлиниках, и в ЗАГСах, и в любых инстанциях. Кроме того, ее мать осталась в оккупации в Херсоне, а понимания с отцом нет.
Мы поговорили с Жанной Бабаевой вскоре после фестивальной премьеры фильма.
– Что было у вас раньше – активизм или кино?
– Скорее, журналистика. Работа на телевидении.
– Все ваши фильмы касаются социальной тематики?
– Да, так или иначе. Моя первая документальная работа была о бездомных в Киеве. Я пыталась разобраться с темой приютов, бездомных людей. Впрочем, ранние работы – на уровне видео для друзей, андерграундные, небольшие. И только последние пять лет я начала наконец выходить на уровень кинорежиссуры.
– Вы помните, как в вашей жизни появились транслюди?
– Все началось с простого. Я работала на телеканале "Суспільний" в Киеве. Однажды редактор собрала нас вместе и говорит: "У нас скоро будет новый графический дизайнер Ника, и я очень всех прошу проявить максимальную толерантность, потому что это трансдевушка". У людей была разная реакция. Кто-то глупые шуточки отпускал, кто-то нормально реагировал. Я подумала тогда: "Боже, я как будто не в 2021 году". Мы с Никой подружились. Она и стала первым трансчеловеком в моей жизни.
– А как появились "Транс-беженцы"?
– Когда началось полномасштабное вторжение, я просто взяла камеру и начала снимать все, что вижу. Мне так было спокойнее, наверное. Я тогда оказалась в Берлине, где была частью украинской организации "Вече". Мне пришлось побегать по сценам с микрофоном, рассказывая об агрессии в Украине. Кино началось во время этой волонтерской работы. Например, я увидела, что в Германии, оказывается, бесплатное медицинское обеспечение для трансперехода, для гормональной терапии и операций, и все это оплачивается немецким правительством.
Кадр из фильма
– Тогда вы и познакомились с Анной и Кириллом?
– Это благодаря Нике. В условиях тогдашней тревоги и хаоса у нее была мысли об отъезде. Оказалось, она не может уехать, потому что еще не заменены документы, она еще на стадии юридического перехода. Я решила снимать ее, но она отказалась и рекомендовала вместо себя Анну и ее круг общения. Мы с первой же встречи с Анной в Берлине подружились и начали снимать.
– Насколько это было сложно?
– Сам съемочный процесс шел довольно просто. Анна и Кирилл как-то очень спокойно отнеслись, открыто реагировали на все. На волне полномасштабного вторжения у большинства людей было желание открыться. Но, наверное, первый месяц был вызовом, потому что пришлось совмещать съемку с волонтерством. Все делалось на энтузиазме, бесплатно, с идеей, что это необходимо. Самый сложный момент – личные вопросы. У Анны есть неприятный момент ее семьи. И мне как режиссеру это было труднее всего, потому что все наше общение построено на доверии. Мне не хотелось делать ей больно во время съемок. Потому что, когда снимаешь документалку, ты становишься другом героини. Иногда мне казалось, что я играю роль терапевта, и я вела себя очень осторожно с такими вопросами.
Потом мне посчастливилось выиграть небольшой грант, что добавило мотивации. В Европе этап приятия транслюдей уже прошли давно, а в Украине движение в сторону гуманности началось только с 2016–2017 года. Так что это документальная лента на несколько фронтов, но в первую очередь мне хотелось показать ее в Украине. Премьера в Киеве – моя личная победа. Наконец дома об этом говорят.
Кадр из фильма
– Кстати, то, что к финалу Анна и Кирилл расходятся по разные стороны баррикад, создает интересное сюжетное напряжение.
– В конце концов, да. Это одна из больших дискуссий внутри документалистики – насколько ты задействуешь проблемы героев для построения сюжета. В течение съемок этот вопрос обретал все более яркую форму. Я видела, как Анна все больше переходит на украинский. Еще сказалось то, что она из Херсона и оккупация города далась ей очень-очень трудно. Многое осталось за кадром. Она очень поддерживала маму в оккупации, на телефоне с ней постоянно. Она до сих пор переживает, мы говорим о подрыве Каховской дамбы, обо всем, что произошло. Анна очень осторожно относится к русским в Германии, очень отсеивает окружение. А Кирилл наоборот: братские народы, нет никакой коллективной ответственности – именно потому, что, к сожалению, в Германии очень большая русскоязычная среда, и, как мне кажется, надо иметь твердую позицию, чтобы не быть частью этого окружения.
– Герои видели фильм?
– Про Кирилла не знаю, Анна видела. Она сказала, что она не испытывает большого восторга от того, что это показано в Украине. Я думаю, что у нее до сих пор есть определенные страхи насчет открытия себя. Но каждый раз, когда я рассказываю ей и ее друзьям, что вот, еще один фестиваль, они обычно реагируют радостно, скорее, меня поддерживают как режиссера.
– Вы сейчас планируете новый фильм?
– Работаю над коротким игровым сценарием, называется "20 сверчков". Главный персонаж – небинарный человек из Украины в вынужденной эмиграции, пытается как-то найти себя вне локальной бюрократии. Что-то в стиле "Уловки-22": мне нужна работа, но чтобы на нее устроиться, нужны деньги, а для этого нужна работа. Замкнутый круг и как из него вырваться. Съемки планируем в октябре этого года.