Пресненский суд Москвы признал блогера Владислава Синицу виновным в возбуждении ненависти или вражды к силовикам за то, что он поддержал в Сети деанонимизацию сотрудников Росгвардии и полиции. Его приговорили к 5 годам колонии.
Журналисты Настоящего Времени поговорили об этом с матерью и братом Владислава.
— Он объяснил, зачем написал это?
Мать: Мы не знали об этом вообще. Мы этот текст нашли после того, как увидели по телевизору, как Следственный комитет выступил. Мы начали искать, что это такое, где это он когда написал. Мы минут 20-30 сами не могли найти даже, откопать этот пост.
Брат: Его когда задержали, я думал, его задержали со всеми, кто был задержан на митинге. Под гребенку под одну попал. Я даже не думал, что он задержан, ну сейчас приедет, наверное, с митинга. Я дома сидел ждал. Его не было, не было, потом я уехал по делам, и вечером он мне звонит, я уже когда гулять поехал, он мне звонит из СИЗО, говорит, что дело шьют, Следственный комитет возбудил дело. И "езжай домой, к тебе могут приехать с обыском". Я такой: "Да ладно, тебя сейчас отпустят, тебя пугают просто". Тоже серьезно не отнесся к этому, думал, со всеми бывает. Потом поехал домой, приезжаю, а здесь уже правда был Следственный комитет.
Мать: И мне звонит он ночью: мама, так и так, Владька позвонил, сказал, что его задержали. Говорю: "Господи, он что, на митинге, что ли, был?" Он: "Ну да, наверное". И он идет домой, по телефону разговаривает со мной: "Мам, ты знаешь, здесь у нас люди". "Как? У нас никого дома нет в квартире".
Брат: Это было уже что-то 12 часов ночи.
Мать: Час-два, даже такое позднее время. Я на даче, этот гулял. Приходит домой – а тут люди стоят, свидетели, дверь открыта. Говорю: "А как они могли вообще войти? Наверное, взяли у Влада ключи".
Брат: Они потом мне все объяснили, правда, следователи. Сказали: так и так, у вас брата задержали на митинге за возможный экстремизм, статью назвали. Я тоже в шоке сначала стоял. Они мне все написали, уехали.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
— Он младший брат?
Мать: Старший брат. Забрали они, значит, компьютер, телефоны на столе, фотоаппарат, флешки, все технические средства они забрали. А так у нас сейчас после ремонта тут вообще пусто. Чего они вообще смотрели тут? Ни литературы, ни книг. Нечего им здесь найти было, взять.
— А у него есть девушка?
Мать: У него любовь, долгая, он еще в институте с ней познакомился. Но она, я так понимаю, не отвечала ему особой взаимностью. Они были друзьями, вместе учились, он помогал.
Вообще половина института на нем держалось, он тянул всех — курсовые всем писал, все делал. После института многие обращались: помоги нам это сделать, помоги нам то сделать. А он такой безотказный, всегда всем шел навстречу. До сих пор у него на даче валяются эти курсовые. Я говорю — выкинь, а он — да ладно, может, кому-нибудь пригодится.
Брат: Да, он одинокий был человек раньше. Да, с этой девушкой, он постоянно с ней встречался, ездил. Прямо буквально до последнего, подарки ей возил на все дни рождения. Даже потом, когда мы с ней связывались, она говорит: я была в шоке — как так, день рождения, он меня не поздравил, не позвонил. Третьего числа его задержали, четвертого, по-моему, у нее день рождения был.
— А она была на суде?
Мать: Нет, она не была на суде.
— А почему он вообще употребил этот термин "снафф-видео"?
Брат: До этого он не употреблял это слово, "снафф-видео", думаю, он где-то в интернете прочитал. Я говорю, а что это такое "снафф-видео" — ну это когда снимают убийства в реальном времени. Я говорю: господи, какая-то ерунда, ты откуда такое слово знаешь? Он говорит: прочитал, это в кино "Советник" было. Я говорю: ты что, смотрел этот фильм? Нет, говорит, прочитал аннотацию в интернете. Вот он прочитал эту аннотацию, слово красивое, и наверное, придумывал, как это вставить это слово в свой ответ. Как-то его надо было в контекст ввести — и вот он так ввел, и не подумал, что он про детей пишет.
— Он часто ходил на митинги?
Брат: Да, бывало.
— Рассказывал о том, что происходило на митингах?
Брат: Освещал события.
— Как он вам рассказывал?
Мать: А, нам? Мне он не рассказывал.
— Он говорил, что полицейские бьют людей или что-то такое?
Брат: Это было в последние [митинги]. Об этом все знали. Я думал, что он просто ссылки какие-то скидывал. Может, он лично, конечно, не видел, как кого-то бьют.
Мать: 27-го [июля] его не было на митинге, 27-го он ходил на концерт в Лужниках, какая-то музыка была. Он не был 27-го. Но он увидел потом в интернете, там же столько всего было выложено, всех этих роликов, как этих [митингующих] бьют по ногам, все прочее. Он, конечно, тоже впечатлился и давай в интернете, в твиттере тоже возмущения [публиковать]. Как раз они тут начали выяснять, почему они в масках, эти [бойцы] Росгвардии, что это такое. У них там завязался в интернете разговор о деанонимизации. В процессе этого разговора этот [твиттер-аккаунт] "Голос Мордора" задает там вопрос: а как они будут мстить, ты-ты-ты, в таком духе. Ну и Влад возьми и напиши такое.
— То есть это в полемике он?
Мать: Да, это был у них диалог.
— Вы понимаете, почему срок такой большой?
Мать: Срок? Не знаю, потому что статья такая, до шести лет.
— Вы думаете, что это может быть связано с тем, что кто-то испугался, что действительно полицейским могут начать давать сдачи, и что он стал такой показательной поркой для всех.
Мать: Да, и говорят, что он "сакральная жертва".
— А вы сами так думаете?
Мать: Я думаю, да
Брат: В интернете как раз начались темы эти подниматься — деанонимизация, и его видимо на этой волне…
Мать: а здесь, видимо, его некорректный вот этот.
Брат: Жаргон, он решил его применить и попался.
Мать: Что было нужно – чтобы бросить тень на оппозицию, сказать "посмотрите, какие они тут все отморозки и мерзость".
Брат: Еще до этих деанонимизаций он выступал в поддержку независимых кандидатов на Пушкинской [площади] по-моему. И там люди от себя толкали речи, кто что хотел бы в России. Он как раз сказал про сбитый в 2014 году "Боинг" MH17, где погибли европейцы. "Медуза" написала, что он объявил минуту молчания по погибшим украинцами и грузинам, хотя там не было украинцев и грузин, в этом самолете.
(Обновлено 10 сентября: "Медуза" вела текстовую онлайн-трансляцию митинга в телеграм-канале. В сообщении о "минуте памяти" фамилия Синицы не упоминается. О том, что именно он объявил минуту памяти "по погибшим украинцам и грузинам", позже писали "Аргументы и факты", "Московский комсомолец" и другие издания. Телеканал "Царьград" опубликовал новость с заголовком "Оппозиционерам на Трубной предложили устроить минуту молчания по немецким фашистам").
Мать: Это была годовщина, день годовщины. На этом митинге обо всем поговорили, но никто не вспомнил, что из-за этой войны сбили самолет и погибли люди. В СМИ преподнесли, как будто он засланный какой-то из-за рубежа, сторонник "оранжевых революций".
Брат: И его на этом взяли на заметку, он уже был на карандаше, я думаю.
— Люди, которые вас окружают, испугались этого уголовного дела? Вы остались одни или нет?
Мать: Нет, они с нами общаются, они же знают нас. Все также пишут, звонят, кулачки за вас держим, предлагают помощь. Единственное, спрашивают – "как он мог такое написать", а я сама не знаю, как он мог такое написать. Как вот такую дрянь написал?
— Как вы думаете, он переживает?
Мать: Я сама с ним не разговаривала. Адвокат сказал, что [он говорит] "черт меня дернул, зачем я это написал". Он говорит, что не придал этому значения, как это выглядит со стороны, что там могут найти призыв какой-то.
— Видимо, накипело.
Мать: У него очень обостренное чувство справедливости. Если что-то неправильное, особенно сейчас, с этими выборами: "Почему мы не имеем права выйти и сказать? Мы же не с ружьем идем". Возмутило его такое отношение к митингующим. Вот он ходил и комментировал, не всегда в вежливых формах.
Правоохранители собрали это в кучку, плохие слова выбрали, 20 штук там набрали. Некоторые вообще не имели никакого отношения к делу – там про флаг что-то, но они хотели государственного преступника в нем обличить, собрали все, что каким-то боком, где упоминаются Путин-Медведев.
— Как изменилась ваша жизнь?
Брат: Мы как-то вообще еще не поняли. У нас месяц прошел, как неделя. Встречи с адвокатом, передачки.
— Пытался кто-нибудь с вами связаться, чтобы помочь?
Мать: Посторонние – нет. Мы сразу поняли, что этот текст [твита] всех от нас оттолкнул, настроил против. Если бы не было бы этой публикации в отношении детей, была бы другая ситуация. Мы даже не могли найти экспертов, которые бы сделали нам заключение лингвистическое. Все в один голос отказывались.
— Объясняли, почему?
Мать: Многие эксперты – бывшие сотрудники милиции, правоохранительных органов. И для них вопрос этики стоял. "Он в отношении наших детей высказался – мы такому не будем делать экспертизу". Только лингвисты, не имеющие отношения к правоохранительным органам, они как специалисты взялись это сделать.