Сторонники Алексея Навального готовятся к акции протеста 14 февраля – в День св.Валентина. Людей просят выйти во дворы своих домов и зажечь фонарики на мобильных телефонах. Или из фонариков выложить сердце. У акции появилось много противников даже среди оппозиционно настроенных россиян. Однако правоохранительные органы назвали флешмоб с фонариками "несанкционированным мероприятием" и угрожают ответственностью, а на государственном телевидении развернулась масштабная информационная кампания.
О перспективах этой акции, а также о последних событиях в России мы поговорили с политологом Аббасом Галямовым.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
– Почему такая бурная реакция со стороны властей, силовиков на эту акцию с фонариками? Ну выйдут люди, посветят во дворах.
– Вы правы, с точки зрения интересов системы в целом, безусловно, лучшей реакцией системы было бы просто не обратить на это внимания. Вышли, посветили, и, если вдуматься, ничего в этом такого, что ослабляло бы режим, не было бы. Но это бюрократическая система, она реагирует не политически, она реагирует бюрократически. А с точки зрения каждого конкретного бюрократа, ответственного за какой-то участок, самое важное – это выиграет ли он лично в результате происходящего или проиграет. Вот сидит бюрократ и слышит, что Волков объявил об акции "Светим фонариками", и вот он думает, что с точки зрения интересов системы можно не реагировать, а вдруг начальство решит, что враг проводит акцию, а ты почему-то не отреагировал. Ты прокололся, это твой прокол, и я слетел. Поэтому дай-ка я лучше отреагирую примерно так, как система навязывает.
– То есть думаете, что это на местах условно каждый отдельный чиновник?
– Почему на местах? Это реакция на достаточно высоком уровне в Кремле, в силовых структурах, в Следственном комитете, в прокуратуре. Это реакция в нескольких ключевых ведомствах не на местах, на территориях, а на федеральном уровне. Но это реакция людей, главной задачей которых является не решать проблемы системы, а демонстрировать свое рвение в борьбе с врагом. Для них самое главное что? Что эту акцию объявил враг Волков. Раз враг ее объявил – не можем же мы не реагировать. То есть с точки зрения политических интересов системы лучшая реакция – это отсутствие реакции. Лучше не реагировать, тогда в конце концов ну вышли, ну посветили фонариками. И что случилось-то, да? Ничего страшного. Это с точки зрения системы в целом. Но с точки зрения каждого отдельного чиновника, повторюсь, страшно. А вдруг начальство позвонит и скажет: "Слушай, ты не слышал, что ФБК акцию проводит? А ты что предпринял? Почему ты ничего не сделал по этому поводу?"
– "А что сегодня сделал ты?!"
– И в итоге они все побежали. Толстой выступает в Госдуме, Следственный комитет предупреждения рассылает, прокуратура что-то делает, МВД и так далее. Зато никому из них ничего не предъявишь. Начальство позвонит, ты бодро встанешь и отрапортуешь: "Я, так сказать, предупредил всех, я в Госдуме выступил, я предупреждения разослал". Каждый прикрылся, а в итоге система выглядит идиотом.
– А как вообще может действовать полиция? Реально будет ходить по дворам, искать людей с включенными мобильными телефонами или тех, кто выкладывает сердечки в День святого Валентина, и задерживать?
– С точки зрения здравого смысла и с точки зрения политических интересов системы, конечно, ничего этого делать не нужно. Но в рамках той логики, которая доминирует, в принципе, они могут и этим заняться. То есть каждый нижестоящий уровень милицейского начальника на всякий случай проявит бдительность, предпримет какие-то меры с тем, чтобы потом начальству рапортовать "все, что мог, сделал". И он всех своих подчиненных действительно может отправить по дворам. Будут ходить, так сказать, переписывать тех, кто с фонариками.
– Но тут интересно с юридической точки зрения: как доказать, что человек с включенным мобильным телефоном участвовал в некой акции, а не просто любимой сердечко показывал? Посмотрим. Как вы оцениваете пятничный процесс над Навальным? Продолжение этого судебного процесса?
– Навальный в рамках своей аудитории, конечно, благодаря всем происходящим действиям выигрывает. То есть он по-прежнему в повестке. Вот сейчас не было бы этого дела, сидел бы он в тюрьме, мы бы его фамилию не слышали, а он по-прежнему в новостях, он по-прежнему доминирует, он по-прежнему демонстрирует неэффективность и, даже можно сказать, тупость государственной машины. Его аудитория благодаря сегодняшним [пятничным] событиям накручивается. И в этом смысле Навальный в выигрыше.
– А не его аудитория?
– Конечно, я как раз и хотел сказать, что в части той территории, которая не его, конечно, там неоднозначно, то есть, с одной стороны, люди перестали покупаться на дешевую пропагандистскую риторику, которую сейчас выдвигают власти. В 2000-е годы люди на это реально реагировали. Сейчас, конечно, уже нет. Они уже колеблются. Но Навальный слишком все-таки радикален. То, что я сегодня [в пятницу] видел, конечно, он слишком напорист. А эти колеблющиеся очень важная аудитория, надо понимать, что сейчас идет борьба именно за умы колеблющихся, к кому они присоединятся: к властям или к оппозиции – тот и будет в выигрыше, собственно говоря. И вот с точки зрения колеблющихся, власти, безусловно, проигрывают. Но и Навальный слишком напорист.
– А в чем именно? Пример можете хотя бы один привести, в чем эту напористость вы видите, которая неприемлема для тех самых колеблющихся?
– Это стилистическая вещь. Как Станиславский говорил: либо верю, либо не верю. Это не в отдельных аргументах каких-то. С этой точки зрения Навальный почти безупречен, он переигрывает ту сторону вчистую. И для его аудитории это, конечно, его очередной триумф, в этом смысле он выигрывает. Находясь во вражеских застенках, он там переигрывает интеллектуально. Но он слишком сильно прессует, он слишком агрессивен, с точки зрения колеблющихся, которые, в принципе, готовы уже прислушаться к нему. Вот раньше в голову бы не пришло, что можно прислушаться к, так сказать, изменнику родины, американскому шпиону. Сейчас они готовы к нему прислушаться, но слишком уж сильно он ту сторону громит, и люди теряются. Они внутренне не созрели, они созреют, может, через год, через два. Навальный эту аудиторию, в принципе, обязательно завоюет, но революционная ситуация еще не назрела в России, а он себя ведет так, будто сейчас, условно говоря, сентябрь 1917 года.