30 ноября в Верховном суде России пройдет закрытое заседание по иску Минюста. Суд должен решить, признавать ли несуществующее "международное общественное движение ЛГБТ" экстремистской организацией или нет.
Что это значит и какие последствия может иметь, мы спросили у журналистки, ЛГБТК-активистки Елены Костюченко.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Журналистка, ЛГБТК-активистка Елена Костюченко – о последствиях иска Минюста России против ЛГБТ
– Вы более десятка лет защищали права ЛГБТ-людей в России. Сейчас Верховный суд будет рассматривать иск о признании экстремистским некое неизвестное "международное движение ЛГБТ". Как вам кажется, откуда у российских властей такой страх ЛГБТ-людей?
– Я думаю, что на самом деле боязни и страха нет. Есть очень функциональные соображения, которым они следуют. У нас в России фашизм. Частью, главной характеристикой фашизма является мобилизованное общество, то есть общество, которое находится либо в состоянии войны, либо в состоянии подготовки к войне. И для того, чтобы общество поддерживать мобилизованным, нужны внешние и внутренние враги. С внешними врагами у нас как бы все в порядке, власти заботятся о том, чтобы они были. Нужны внутренние враги. И на роль внутренних врагов ЛГБТ-люди подходят идеально, потому что мы везде, мы такие же, как вы, нас достаточное количество, и при этом мы отличаемся.
Еще с 2013 года Россия, российские власти регулярно принимают законы против ЛГБТ, и я в этом вижу чистый расчет. И, конечно, если мы вспомним биополитику Фуко, то сложно предположить, что если власти чувствуют себя вправе послать людей на войну против их воли, заставить их убивать, умирать против их воли, то сложно от этих же властей ожидать уважения к выбору человека, с кем жить, кого любить, кем себя чувствовать.
– Получается, что гомофобия на общегосударственном уровне еще и развязывает руки государству в плане отношения ко всем группам граждан?
– Конечно. Потому что российские власти отрицают право человека распоряжаться собственным телом и собственной жизнью. ЛГБТ в этом смысле – просто пример.
– Практически тотальный уже запрет на государственном уровне, а вероятно, именно об этом идет речь, по крайней мере в том, что касается собраний, акций, демонстрации символики, – это вас удивляет, или, скажем, это просто легитимизация на высшем уровне тех норм, которые существовали и ранее в отдельных регионах России?
– Меня это не удивляет, меня это злит. Я не знаю, есть ли предел подлости. Пока кажется, что нет. Семь миллионов россиян оказываются совершенно вне закона. Если так называемое "международное ЛГБТ-движение" будет признано экстремистским, это совершенно развязывает руки российским правоохранительным органам, потому что правоприменительная практика не просто широка – ее уже ничто не ограничивает.
Я пыталась разобраться в том, какие юридические последствия это может иметь, и, в общем, любые: от штрафа и 15 суток до 10 лет лишения свободы по уголовной статье. И пострадают не только ЛГБТ-люди, пострадают люди, которые верят в то, что ЛГБТ-права – это права человека, в очень простую базовую вещь, в которую люди верят: что все люди равны. Вот эти люди находятся под угрозой. Пострадают врачи, пострадают юристы, пострадают педагоги, те, кто оказывает помощь ЛГБТ, – все это может быть расценено как участие, как помощь экстремистскому сообществу.
Мы пока не знаем, какая правоприменительная практика сложится, но опять же, по примеру АУЕ, по примеру "Колумбайна", она может быть любой. И это чудовищно, потому что и так уже с предыдущими гомофобными законами, которые утверждали, что мы социально неравноценны вам, было очень сложно и очень страшно жить. Но теперь, по сути, любой человек может отправиться в тюрьму. Это ужасно. В интернете юристы советуют уносить из дома радужные флаги, удалять соцсети, прятать свои посты, прятать свои фотографии, уходить в подполье, то есть это будет опыт ежедневного страха за свою жизнь. И, конечно, по примеру так называемого закона о гей-пропаганде, мы можем ждать роста неонацистских движений, которые прицельно охотятся на ЛГБТ-людей, и роста криминальных движений, которые опять же выбирают своими жертвами прицельно ЛГБТ-людей, потому что они знают, что ЛГБТ-люди не обратятся в полицию, не обратятся к государству за помощью.
– Вы говорите, что и при предыдущих законах жить было непросто. Как вам кажется, ужесточение так называемого закона о гей-пропаганде 2022 года можно считать своеобразным звоночком о том, что скоро будет сделан еще более решительный шаг? Или это просто совпадение, и не нужно додумывать?
– Это мое мнение, и у меня нет соответствующего образования, я просто человек, я просто лесбиянка, которая вынуждена про это думать, потому что это меня касается. Я думаю, что если репрессии начаты, они не могут остановиться, они не могут ослабевать, они постоянно должны увеличиваться, чтобы общество было мобилизовано, чтобы люди жили в страхе, чтобы люди не чувствовали, что их жизнь принадлежит им. Поэтому ужесточение закона, мне не нравится слово "ужесточение", мне не нравится слово "закон", потому что это полный п***ец, извините за выражение. Но то, что сейчас происходит, ожидаемо в рамках опять же государственной логики.
Но это знак не только того, что ЛГБТ-люди под угрозой, это знак того, что репрессии в отношении остальных россиян продолжатся. В этом смысле, мы, ЛГБТ, – как канарейки в шахте. Знаете, шахтеры берут с собой канареек, чтобы они первыми почувствовали выброс метана. Вот с нами то же самое: мы первые становимся официально объявленными врагами государства, но это точно не значит, что мы будем последними.