27 февраля 2015 года в центре Москвы был застрелен оппозиционный политик Борис Немцов. По обвинению в убийстве были арестованы и осуждены пять человек (все пятеро – выходцы из Чечни), однако ни организатор, ни заказчик преступления до сих пор не найдены. Спустя пять лет после убийства Настоящее Время поговорило о том, что означает потеря Бориса Немцова для российского общества, а также о том, как сторонники борются за сохранение памяти о погибшем политике, с его соратником по партии ПАРНАС, бывшим премьер-министром России Михаилом Касьяновым.
— Что-то кроме традиционного марша готовится еще в Москве к дате годовщины убийства Бориса Немцова?
— Я думаю, все те граждане, которые хотят почтить память Бориса и участвовать в марше, в том числе для политического протеста, – они в этом будут участвовать. К сожалению, за эти пять лет сложилась такая традиция, что на мост мы идем возлагать цветы, в офисе мы у себя проводим небольшой семинар-дискуссию. В других организациях, я знаю, люди также встречаются.
В этом году мы так не делаем, но в прошлом мы устраивали выставку в Сахаровском центре. Что-то такое все время происходит. В Нижнем Новгороде и других городах также будут разные встречи активистов, которые по поводу гибели Бориса вспоминают о том, что он делал, вспоминают о том, что сейчас происходит, фиксируют то, что происходит, и в том числе проверяют свои планы на предстоящую борьбу.
— Вы про мост сказали. Этот стихийный мемориал существует фактически пять лет. Вы припоминаете, чтобы где-то, может быть, в других странах, было что-то подобное?
— В других странах если общественность так просит, как мы просим – многотысячные марши, заявления, официальные заявления от партии, официальные заявления от меня в мэрию Москвы об увековечении памяти Бориса, – в других странах это было бы давно исполнено. И тогда этот народный мемориал превратился бы в официальный мемориал – то, чего мы и добиваемся все эти годы. Наши заявления просто не рассматривают, нарушая законы. Это непосредственно Москва, Московская городская дума, это мэр с его администрацией – они не рассматривают эти вопросы.
— Вы верите, что мост может быть переименован?
— Мы не настаиваем, чтобы мост был переименован, потому что это все-таки исторический мост – мы в народе называем его Немцов мост. В тот день, когда был первый марш – через день после гибели Бориса, – я его обозначил так, и название стало народным. Но, конечно, это исторический мост. Но то, что там должна быть памятная доска или какой-то памятный знак, – конечно, это обязательно. Это можно сделать, не изменяя архитектурный облик моста. У нас есть специальные предложения, сделанные архитекторами, мы их представили в мэрию.
Но ничего не происходит, ничего не делается. Игнорируются эти все требования – так же, как и в Ярославле. Мы тоже просили в Ярославле на здании Ярославской областной думы установить мемориальную доску, что в здании работал Борис Немцов, в доме, где квартира его в Ярославле, – все игнорируют. Боятся, что Борис Немцов становится знаменем демократической оппозиции.
— А почему власть чинит такие препоны?
— Потому что, оказывается, теперь власть увидела в этом – и она не сильно в этом ошибается, – что Немцов и память о Немцове является консолидирующей фигурой, консолидирующей памятью – таким символом. Что вполне нормально для нас – не упустить то, за что боролся Борис и за что погиб: за свои убеждения, за борьбу, за свое видение, за будущее России, за свободу граждан – за это он и погиб. Поэтому это совершенно естественно, что погибший герой – а для нас он герой – является таким флагом, символом оппозиционной борьбы.
— Есть ли у вас какая-то дополнительная информация по делу убийства Немцова, будете ли вы готовить какие-то доклады, продолжать работать над альтернативными расследованиями?
— За прошедший год, скажу вам так, этой теме российские власти не уделяли никакого внимания. Но что произошло за этот год – конечно, то, что в Парламентской ассамблее Совета Европы уже был представлен доклад, который ставит под сомнение расследование, проведенное Российской Федерацией. И наши партнеры по Совету Европы, по Парламентской ассамблее Совета Европы взяли эту тему на контроль. Тема – нежелание властей исполнять свои конституционные обязательства, расследовать это тяжкое преступление и показать правду всем гражданам.
Поэтому, безусловно, мы поддержим такие начинания. Более того, это инициировано нами, поэтому будем смотреть. Мы не верим, что при нынешней власти в Российской Федерации это наше требование будет властями исполнено. Но мы верим в то, что рано или поздно это будет исполнено. И для того чтобы наши европейские коллеги помнили об этом, в Парламентской ассамблее Совета Европы эта тема обсуждается, она на контроле в специальном комитете.
— А объясните, как это работает. Взаимодействует ли Совет Европы каким-то образом со следствием в России?
— Дискуссия с властями России не ведется, поскольку наши коллеги из Парламентской ассамблеи Совета Европы запросили власти, но никто с ними не хочет взаимодействовать и реагировать. У нас вся эта тема закрыта, спасибо за внимание. Поэтому я и говорю, что, к сожалению, говоря о российских властях, эта тема подвешена здесь. Но мы этого не забудем и, безусловно, придет время, когда мы добьемся раскрытия этого преступления, найдем всех участников, всех виновников, всех заказчиков.
— Пока исполнители за решеткой, по заказчикам дело выведено в отдельное производство, что должно произойти, какая политическая воля нужна, чтобы расследование по-настоящему возобновилось и какой-то результат мы увидели?
— Политическая воля руководства страны для того, чтобы следователям были предоставлены все необходимые возможности и условия: доступ ко всему и ко всем людям. А не так, как это было прежде. Можно углубляться в разные детали, но смысл в том, что следователи не могут приехать в Чечню и допросить людей, которых они считают нужным [допросить]. А теперь уже и сами следователи не очень хотят этого. В этом и заключается политическая воля. Политическая воля должна быть в желании раскрыть убийство – все остальное автоматически прикладывается. Когда этого желания нет – а мы видим, что этого желания нет, – ничего и не происходит.
— В частных беседах, в разговоре, может быть, с европейскими коллегами сейчас, спустя пять лет, реакция на то, что такое громкое убийство в центре Москвы оказалось по факту не расследованным, какие суждения и мнения высказывают ваши коллеги?
— Большинство высказывает совершенно понятные суждения – как мы сейчас с вами обсуждаем, – что это невероятно, это невозможно: у стен Кремля в XXI веке. Большинство. Но поскольку такая бетонная стена существует и достучаться до российских властей невозможно, поэтому все это в таком зависшем состоянии и есть. Но важно то, что мы здесь, люди, приверженные демократическим принципам, друзья и соратники Бориса, этого не забудем и не дадим возможность, чтобы это исчезло.
Так же считают наши коллеги в Европейском союзе и в Совете Европы в целом. Поэтому я не сомневаюсь и у меня нет никаких опасений, что эта тема как-то рассосется и что-то забудется: нет, мы просто выжидаем время, когда ситуация в России будет меняться, когда можно будет добиться справедливости и предать виновных правосудию.
— А как думаете, почему, условно, при такой открытости сейчас и возможности у журналистов-расследователей получать какую-то информацию, которая крайне закрыта, до сих пор никто не нашел способ узнать местоположение, узнать какую-то дополнительную информацию про Геремеева, например?
— Я не считаю, что у нас очень открытая информация. Это открытость такая в обществе существует. Но я не углублялся в вопросы специальных расследований, поскольку это дело не любительского толка. Когда завязаны государственные органы и аппаратура слежения – тут уже не про любительские вещи. Поэтому вопрос здесь, как вы правильно сначала сказали, – где политическая воля. Если она будет – все будет раскрыто.
— Вы не допускаете возможности, что кто-то из независимых журналистов просто найдет и попытается поговорить с господином Геремеевым?
— Это не имеет значения. Это маленький фрагмент. Нужен глобальный концептуальный подход, желание раскрыть преступление – тогда фрагменты эти все сложатся в нужный пазл. Отдельный элемент не решает эту проблему и не бросит свет на эту темноту, которая окружает это зловещее преступление.
— К маршу Немцова если возвращаться, правильно ли говорить, что сейчас это уже не просто некое траурное мероприятие, это серьезное, важное в году событие для московской оппозиции в целом?
— Я считаю именно так. Более того, я призываю людей именно так это рассматривать. Помимо мемориального мероприятия, которое всегда будет как мемориальное памяти Бориса Немцова, но не менее важная составляющая уже сегодня – это, конечно, политический протест, это борьба за те ценности, за которые боролся Борис и ради которых он погиб.
Поэтому, безусловно, это важное политическое мероприятие, и я считаю, что оно самое важное в году, поскольку оно должно быть насыщено именно серьезным политическим содержанием. Это все, что связано со свободой граждан, все, что связано с их благополучием, все, что связано вообще с нашим позиционированием – кто мы такие. Мы – либеральная проевропейская партия, Борис был сопредседателем нашей партии, и мы за эти ценности продолжаем бороться.
И я хочу, чтобы граждане, которые будут участвовать в этом, чувствовали не просто, что им жаль, что погиб Борис, не просто они разделяли те ценности, а чтобы они в том числе и выражали свой протест.
Видите, сейчас что происходит? Происходит узурпация власти, о которой Борис предупреждал. Изменения в Конституции, которые внес президент Путин, они как раз связаны с узурпацией власти. Не социально улучшить жизнь россиян – это все профанация, – а узурпировать власть, усилить власть президента страны.
Это специальная тема, но она для меня совершенно очевидна, и я по ней буду высказываться. Это так. Борис об этом предупреждал: посмотрите, что происходит в стране. "Нельзя исключать, – он говорил, – того, что это будет". К сожалению, в эту сторону как раз нынешняя власть и движется.
— Какие лозунги будут в этом году? Вы сказали про поправки в Конституцию, условно, "московское дело", дело "Сети" – о чем еще будете говорить?
— Оргкомитет это обсуждает – я даже не касаюсь этого дела. Наши активисты прекрасно ориентируются в политических лозунгах. Не одна наша организация – помимо Партии народной свободы (ПАРНАС), участвуют другие организации и политические партии. Поэтому время от времени собирается оргкомитет, где, помимо оргвопросов, обсуждаются и содержательные – то, о чем вы спрашиваете. Я сейчас просто не хочу от себя говорить лозунги, но общие мазки я вам обозначил. Конечно, это борьба за наши главные демократические и либеральные ценности.
— То есть про поправки в Конституцию так или иначе говориться будет?
— Конечно. И про политзаключенных, безусловно, и про все эти массовые избиения граждан, и про обнищание населения – про все. Все, что связано с проблемами, которые в стране накопились и накапливаются очень быстрым темпом.