Президент России Владимир Путин впервые после начала полномасштабного вторжения в Украину выехал за пределы постсоветского пространства – на трехсторонний саммит в Тегеране. Первоначально заявлялось, что темой встречи будет Сирия, но украинская повестка почти отодвинула ближневосточную тематику на второй план.
Об итогах саммита мы поговорили с востоковедом, научным сотрудником Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений РАН Алексеем Малашенко.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Востоковед Алексеем Малашенко о поездке Путина в Иран и роли Турции
— Иран официально, устами духовного лидера Али Хаменеи, поддержал войну России против Украины. Аятолла заявил, что, если бы не нападение на Украину, НАТО вторгся бы в Крым. Это обычная антизападная риторика Тегерана. А вот последует ли за этим более конкретная помощь Кремлю?
— Я не понимаю, какая может быть конкретная помощь. От Ирана. Реально. Вот эти разговоры по поводу поставки беспилотников из Ирана в Россию – пока непонятно, будут или не будут, во всяком случае, в самом Иране это отрицают. Другое дело, что будут налаживаться и развиваться отношения – экономические и политические.
Конечно, будет каким-то образом торговля развиваться, экономические отношения и т.д., но это все более чем ожидаемо, никакого перелома не произошло. Два государства, которые были изолированы от общего мира, они всегда найдут общий язык.
Те люди, что стоят у власти, разыгрывают "российскую карту". Я имею в виду то, что все-таки в Иране очень многие хотели, особенно бизнес, каким-то образом наладить отношения с Западом. И отношения с Россией, такие благоприятные, они полагают, могут быть неким инструментом, чтобы может быть напугать Запад или использовать Россию как инструмент для общения с Западом. Это возможно.
Но, вообще, если мы посмотрим чисто объективно, на сегодняшний день Россия и Иран – это взаимозаинтересованные государства. Как долго это будет продолжаться, я не знаю, но думаю, что достаточно долго, потому что в том же Иране никаких политических кардинальных перемен в ближайшее время, я думаю, просто невозможно.
— И Иран, и Россия очень похожи как страны-изгои. Иран привык жить под такими западными санкциями, а Россия только привыкает. Может ли между этими странами произойти резкий рост экономического сотрудничества? И о каких сферах может идти речь?
— Что такое резкий рост экономического сотрудничества – это в два, три, четыре, пять раз. А пока что сама цифра этого сотрудничества колеблется в районе пяти миллиардов долларов. Это отнюдь не спасательный круг. Да, это экономика, это развитие, это хорошо, но отнюдь не избавляет от издержек, от санкций. Кроме того, есть ведь какие-то противоречия, например, те противоречия, которые касаются экспорта нефти, в тот же Китай. В данном случае Россия и Иран выступают как конкуренты, и более того, Иран на сегодняшний день несколько проигрывает России. Значит, будут договариваться. Но опять же повторяю, что после этого общения в Тегеране: оно [общение] для [Владимира] Путина и для Ирана больше с "плюсом", чем с "минусом".
— Одно из решений по итогам саммита – это решение об углублении трехстороннего партнерства Иран – Россия – Турция. Это во многом антизападное партнерство. Можно ли говорить, что это антизападное партнерство состоится, и каковы итоги саммита в целом?
— Во-первых, итоги таковы, что сам саммит был: все приехали, все мило поулыбались, все поговорили. Во-вторых, идея этого саммита будет продолжена и не где-нибудь, а в Москве. В-третьих, это действительно, в общем-то, те государства, и в первую очередь Россия и Иран, которые стоят на антизападных позициях. С Турцией все, конечно, посложнее, но на сегодняшний день, как это ни парадоксально, Турция в этом "треугольнике" – это наиболее заметное и наиболее влиятельное государство. Почему? Потому что от Турции зависит то, что называется российским экономическим южным коридором, от Турции зависит, как будут развиваться события в Сирии. Турция играет ключевую роль в проблеме зерна. Мы знаем, что уже договариваются, но в любом случае последнее слово за Турцией. И, наконец, сам [Реджеп Тайип] Эрдоган чем дальше, тем больше понимает, что он руководит великой страной, великим государством. Во всяком случае, у него нет никакого комплекса неполноценности ни перед [Джо] Байденом, ни перед Европой, ни тем более перед [Владимиром] Путиным. Ощущение такое, что они в нем заинтересованы больше, чем он в них.
— На фоне милитаристского единства Москвы и Тегерана странно выглядит позиция по Сирии Путина: Россия не одобрила спецоперацию Турции. Эрдоган все это время пытается играть роль некоего миротворца. Может ли он после неудачных для него переговоров отвернуться от России и Ирана и полностью поддержать антироссийскую позицию Запада?
— Никогда. Если от кого-то отвернуться, то нужно к кому-то повернуться.
— К Западу, может?
— Нет-нет. На Западе Эрдоган всегда будет вторичен: это всего-навсего Турция. А для этой встречи, для всего того, что сейчас происходит в Украине: вот она, Турция, вот ее позиция, вот как она может повлиять на очень многие события. Поэтому, я думаю, что через отношения с Путиным, через отношение к России Эрдоган все более себя чувствует действительно мировым лидером.