15 мая – крайний срок, который ставил президент Владимир Путин для осуществления обещанных им выплат медработникам за апрель. Многие врачи, с которыми мы пообщались, не хотят публично говорить о ситуации в своих больницах из-за страха потерять работу, но они пишут в социальных сетях, в тематических группах и буквально устраивают переклички – какому городу, деревне, селу выплаты не дошли.
Об экономической ситуации в российской медицине мы поговорили с доктором экономических наук Евгением Гонтмахером.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Что происходит с финансированием медицины в России
– Я сейчас смотрю цифры выплат страховой медицины врачам за вылеченных пациентов. По всем основным тяжелым диагнозам, кроме онкологии, а кое-где и с онкологией, за COVID врачам страховой фонд платит больше, чем за инфаркт до пандемии. А почему?
– Тарифная политика в рамках ОМС все эти годы хаотична. Там оплачивают услуги не исходя из того, сколько нужно для того, чтобы вылечить человека, а столько, сколько есть денег. Поэтому тарифы отличаются чуть ли не в десятки раз по регионам Российской Федерации. Но сейчас с коронавирусом что произошло. Медицина перешла на мобилизационную модель, когда деньги не считают. Это такая политическая установка. Дело в том, что это мировая тенденция. И наше российское руководство могло пойти по двум вариантам. Первый – это белорусский [вариант]: сказать, что ничего особенного, это сезонное, типа гриппа, и мы его переживем. Но все-таки все основные страны мира – Европа, Соединенные Штаты – стали тратить очень большие деньги, перешли на очень жесткие меры. И, кстати, довольно высокую смертность мы видим. Россия приняла, наверное, в этом смысле правильное решение. Но это правильное решение, что это очень серьезное, беспрецедентное заболевание по массовости, по длительности, оно требует больших денег. И тут, конечно, если бы наши руководители шли по пути тех тарифов, которые до этого существовали в ОМС, то это было бы даже не 200 тысяч, это были бы какие-то сущие копейки. Поэтому раскрыты все ворота, никакой особой экономики здесь, как мне представляется. Вот эти 200 тысяч, с одной стороны, это большие деньги, но, с другой стороны, смотрите, во многих больницах не хватает средств защиты для врачей, медсестер, санитарок. Эти деньги не были предусмотрены, они не выделяются.
– А есть смысл в этой ситуации тратить деньги на дополнительные госпитали, которые открываются в экспоцентрах? Я хочу попытаться совместить деньги с реальностью.
– Это, конечно, перестраховка – то, о чем я сказал. Наши власти считают, по крайней мере в ряде городов – Москва, Санкт-Петербург, – что ситуация еще далеко не закончена. Кстати, мэр Москвы ведь сказал, что реальная заболеваемость в несколько раз больше, чем то, что официально фиксируется. Поэтому они решили подстраховаться, открывая эти новые койко-места: на ВДНХ, в "Крокус-Сити-Холле" и т. д. Видимо, не все эти места будут заняты. Но вы говорите про экономику. Да, деньги не считают. И даже тому же Агаларову, судя по прессе, дали без конкурса чуть ли не миллиард рублей на то, чтобы он сделал у себя госпиталь.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Заложила телевизор и браслетик". Соучредитель фонда "Нужна помощь" Митя Алешковский – о благотворительности во время пандемии
– С одной стороны, деньги не считают. С другой стороны, врачи жалуются, что им не очень большие деньги не выплачивают – эти 50, 25 тысяч рублей.
– Правильно. Я и говорю, что экономики здесь никакой нет. Во-первых, когда Путин объявил об этих доплатах к этим очень небольшим зарплатам врачей, которые, мы знаем, у нас в России всегда были. Вы видели, как Путин отчитывал губернаторов, что, оказывается, у нас еще в очень многих местах эти деньги не поступили, и там такая бюрократия, и многие люди денег не получили. В Кемерове в скорой помощи хотят чуть ли не голодовку объявить, потому что они эти деньги, кстати тоже небольшие, не получили. Никаких расчетов не было. Почему нужно доплачивать врачу, допустим, 80 тысяч в месяц, если он работает с COVID-больными, этого никто не понимает. Поэтому я говорю: когда это мобилизация, когда это военное положение медицины, которая к этому не готова, то деньги – где-то густо, где-то пусто.
– Я говорил с медсестрами, которые работают в Москве на зверском режиме: 24 часа работы, 12 часов сна – и опять 24 часа работы. Вряд ли кто-то сможет это повторить. Они получают около 200 тысяч рублей – это три ставки. В своем регионе, откуда они приехали, они получают за ставку около 20 тысяч рублей, но у них возможность заработать в Москве в 10 раз больше, поэтому они приехали. Как это вышло? Это одна страна, это же ОМС, это одна система. Или что я не понимаю про ОМС? Это не налоги, не человеческие деньги – что это?
– Конечно, единой системы медицины в России не существует. Я уже много лет говорю о том, что надо в России сформировать, договориться о национальной модели здравоохранения. То ли мы страховую медицину развиваем, которая на самом деле у нас страховой не является, то ли это бюджетная по англосаксонскому варианту и т. д. Поэтому у нас фактически каждый субъект Федерации имеет свою систему здравоохранения с той финансово-экономической точки зрения, о чем я уже говорил, что в каких-то субъектах денег настолько мало, что врачи и медицинские сестры получают копейки.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Заложила телевизор и браслетик". Соучредитель фонда "Нужна помощь" Митя Алешковский – о благотворительности во время пандемии
– А они получают с зарплаты людей, за которых работодатель платит в бюджет эти выплаты?
– Конечно. Это взносы ОМС, которые поступают в региональные фонды обязательного медицинского страхования. Есть небольшие механизмы выравнивания, которые идут через федеральный фонд, но они очень небольшие. Поэтому если регион слабый, если зарплаты низкие – таких регионов в России очень много, – то и медицина это абсолютно коррелирует.
– Что будет с этой так называемой страховой бесплатной медициной после пандемии, как вам кажется?
– Я этого сказать не могу, потому что у нас решения принимаются кулуарно и что они там, наверху, решают – я не знаю. Но я лично считаю, что этот урок с пандемией – неэффективная система здравоохранения во всем мире была показана на этом опыте, и в России тем более. Но нас интересует Россия – мы тут живем. Это разговор о том, наконец, как выстроить эту единую российскую модель. Она должна быть, видимо, бюджетной. Но будет ли такой разговор – я не знаю, я даже в этом сильно не уверен. Для этого нет денег. Наше государство не помогает людям напрямую так, как это нужно. И что, оно сейчас выделит деньги? Мы же недофинансируем здравоохранение в полтора-два раза по сравнению с тем, что нужно. Это колоссальный политический вопрос. [Вопрос] здравоохранения выходил на одно из первых мест по остроте.