"Мы не можем знать, в какую корзинку наш голос опустят". Рома Зверь – о голосовании по поправкам к Конституции

Некоторые российские звезды, например, Ольга Бузова и Евгений Плющенко, активно рекламируют в своих инстаграмах поправки к Конституции и призывают подписчиков за них голосовать. В ответ они получают сотни негативных комментариев.

Вокалист группы "Звери" Роман Билык рассказал Настоящему Времени, что думает о голосовании по поправкам к Конституции, а также о том, какой приговор, по его мнению, ожидает режиссера Кирилла Серебренникова.

Ваш браузер не поддерживает HTML5

Рома Зверь выступил против голосования по поправкам к Конституции

— Вы пойдете голосовать по поправкам к Конституции?

— Вы знаете, я даже не знаю. Это крайне сложный вопрос, потому что по идее идти надо. Но ты, опять же, понимаешь, что твой голос могут засчитать в любую сторону, понятно в какую. Тем более, если ты голосуешь онлайн. Потому что онлайн-голоса проверить крайне сложно: могут сказать все что угодно. На картинке тебе покажут одно, а засчитают другое. Здесь тоже доверия нет никакого.

Мои друзья и общество разделилось: идти или игнорировать? Я, если честно, не знаю. Потому что игнорировать можно. Я всегда игнорировал выборы президента, потому что это бессмысленно – идти и тратить свое время. Здесь, по идее, тоже нужно бойкотировать. И вообще постановка вопроса "Пойдешь голосовать за или против?" не так важна, потому что само голосование является не совсем правильным.

Чем не устраивала предыдущая Конституция, что там было не так и почему мы сейчас должны принимать новую Конституцию? По каким причинам, что влияет, почему президент хочет поменять ее, если он до этого, 10 лет назад и 15 лет назад, говорил, что я ни в коем случае не хочу менять Конституцию? А вдруг она резко должна поменяться, и нам всем предлагают пройти проголосовать. Поэтому часть моих друзей просто бойкотирует и не пойдет. А часть пойдет голосовать, допустим, против. Но, опять же, мы не можем знать, куда наш голос опустят, в какую корзинку – за или против.

— То есть у вас нет доверия вообще ни к одному институту в стране?

— Я доверяю друзьям, близким людям, с которыми общаюсь, которые живут и делают что-то в стране. Этим людям я доверяю. Но власти у нас в стране вообще мало кто доверяет. Вы знаете, у нас в стране люди боятся полиции. Когда проходит мимо тебя полицейский, ты подсознательно его боишься. О чем это говорит? О том, что у нас в стране власть запугивает людей при помощи силовых структур. Потому что много поколений в стране жило в страхе, и до сих пор живет, особенно старые поколения. Они до сих пор говорят: "Что ты, не высовывайся, не надо. Ты что, самый умный? Сейчас ты скажешь, а тебя потом накажут за это".

И вот в таком обществе мы и живем, где люди боятся. Они запуганы и живут в неком страхе. "Зачем мне это надо, я сейчас скажу, а потом мне выключат свет. Или обрубят газ. Или заберут в милицию, там будут пугать, бить или издеваться". Поэтому у нас половина людей запугана, даже большая половина. Но даже та запуганная половина все равно уже понимает, что что-то не так с властью. И она прекрасно понимает, что чиновники воруют, что все, что происходит в стране, не идет им на пользу. И реальной помощи людям практически не заметно и не видно, как бы там по телевизору чего не говорили, как бы там не говорили, что сейчас людям помогают в этой сложной ситуации финансовой из-за коронавируса.

Я слышу от друзей абсолютно обратное. Все, что они подавали по безработице и на пособия, им ничего не дают и не выполняют. Поэтому я склонен доверять реальным настоящим людям, которые окружают меня и среди которых я живу. А не той власти и не этому телевизору, который мне рассказывает уже 20, а то и больше лет, сказки. Мне вообще-то 43, вот 43 года мне рассказывают сказки по телевизору. Поэтому я доверяю все-таки живым людям.

— Сколько лет вам будет в 2036 году?

— Если в этом году 43, то я надеюсь, к этому времени я буду обладать еще каким-то здравым смыслом.

— Как вы относитесь к тому, что вам будет 59, а Путин все еще будет?

— Я не знаю, будет Путин или нет. Но то, что мне будет 59, – это точно.

"Не верю в справедливую судебную систему в России, и никто не верит"

— Серебренникова задержали несколько лет назад. Вы тогда работали с ним на съемках "Лета". Вы помните, как происходило это задержание и что случилось?

— Это было три года назад, в 2017 году. Мы со всей съемочной группой находились в Санкт-Петербурге, работали над картиной "Лето". Но одним прекрасным утром мы проснулись, и вместо того чтобы отправиться на съемочную площадку, нам сообщили, что Кирилла ночью увезли на микроавтобусе, якобы Следственный комитет приехал за ним, его дожидались в номере. Накануне мы общались после съемочного процесса с друзьями, и Кирилл задержался и попал в отель достаточно поздно, ночью. А его там, оказывается, дожидались, его забрали и увезли в Москву.

На этом съемочный процесс остановился, мы находились в растерянном абсолютно состоянии, мы не понимали, что делать, как вообще такое возможно – взять человека и увезти. Это же человек ходил на работу куда-то, это большой съемочный процесс, где задействовано очень много людей, очень много денег. Это не так просто, это же кино, это большой съемочный процесс, серьезное дело.

— Как вы доделывали фильм без Кирилла?

— Мы сначала остановились, конечно же, все остановилось. Мы ждали хоть какой-то информации. И буквально через 2-3 дня пришла весточка от Кирилла: ребята, продолжайте снимать, снимите то, что вы сможете снять без меня. Мы достаточно много сцен репетировали накануне, несколько сцен было уже отрепетировано именно с Кириллом, но не снято. Поэтому все, что мы репетировали с ним, постарались снять без него. Что-то попало в окончательный монтаж фильма, что-то нет, но это уже неважно. Важно то, что мы смогли доделать фильм, и он все-таки вышел.

Те, кто занимается кино, знают, что если фильм прервали, то его крайне сложно доделать. Это, считай, конец. Но Кирилл собрал потрясающую команду, которая сделала все для того, чтобы фильм вышел и был доснят.

— Вы пойдете в пятницу в суд на оглашение приговора?

— Да, конечно, пойду.

— Что бы вы могли сказать, чтобы поддержать Кирилла, пока он ждет приговора?

— Он все знает на самом деле. Я не раз был в суде, потому что этот процесс длится уже третий год, и когда Кирилл находился под домашним арестом почти два года, мы тоже с ним встречались и виделись. Мы как раз в это время монтировали фильм, заканчивали звук, заканчивали саундтрек. Это было крайне тяжело, потому что общались мы через юристов. И вообще было сложно.

Я наблюдаю за этим процессом уже три года. Я, в принципе, в курсе всего происходящего. Поэтому какие-то слова поддержки – мои слова эти он знает и слышал не раз. И он прекрасно знает, что его поддерживают очень много людей. Все он знает прекрасно. Так что мы просто придем 26-го в суд для того, чтобы услышать приговор. Я надеюсь, что он будет оправдательным, конечно же. Но веры в это мало, если честно, но мы будем надеяться. Потому что как без надежды-то жить?

— Почему вы не верите, что будет оправдательный приговор?

— Потому что если смотреть на практику судебных дел в России, у нас вообще оправдательных приговоров практически не выносят. Это крайне редко, и то под давлением общества. Допустим, Устинова когда освобождали, и то дали год условно. То есть не сказали, что он невиновен: виновен и год условно. Наша судебная система ведь подневольная, и все мы об этом знаем прекрасно. Им что скажут, то они и делают. Я не верю в справедливую судебную систему в России, и никто в это не верит.

Я ведь артист и путешествую не только по Москве и Санкт-Петербургу, а по всем остальным городам России. У меня очень много знакомых в разных регионах, и я слышал не от одного, не от двух и не от трех, а от сотни людей, что их знакомые сидят, допустим, за то, что им подбросили наркотики. Таким образом делается статистика полицейских. Некоторые полицейские себе звездочки за раскрываемость преступлений вешают на погоны. Поэтому я не верю в российское правосудие.

Поэтому какой приговор вынесут фигурантам дела "Седьмой студии" – Итину, Софье Апфельбаум, Кириллу Семеновичу и Алексею Малобродскому – я не знаю. Хотелось бы, чтобы их оправдали, но здесь мы ничего сделать не можем, как только прийти, поддержать, поучаствовать.