В России скоро можно будет заниматься просветительской деятельностью только с разрешения государства. Госдума приняла в третьем, окончательном, чтении поправки в Федеральный закон "Об образовании в Российской Федерации".
Депутаты дали определение просветительской деятельности и прописали, как государство должно эту деятельность регулировать. Закон поддержали только депутаты партии власти "Единая Россия". Представители других парламентских фракций, КПРФ и ЛДПР, призывали отклонить его. У закона множество противников, и не только в образовательной сфере. Беспокоятся все, у кого есть желание публично рассказывать что-либо другим.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Пользователи твиттера пытаются шутить над новым законом о просветительской деятельности, который будет контролировать все происходящее в образовательной сфере, но выходит не весело. Да многим и не до шуток.
Петицию против принятия закона подписали на момент публикации этого материала почти 240 тысяч человек. Против выступают ученые, популяризаторы науки и обычные блогеры. Что напугало их в этом законе?
Что такое "просветительская деятельность"
Раньше в российском законодательстве не было определения просветительской деятельности. Теперь есть. Согласно документу, это любая деятельность, которая направлена на распространение знаний, опыта, формирования умений и навыков, интеллектуальное, физическое или профессиональное развитие человека.
Юрист правозащитного центра "Мемориал" Татьяна Глушкова говорит, что под это определение может подпасть почти все что угодно: и кулинарный блог в инстаграме, и посты, например, психолога о том, как справиться с тревожностью, и даже популярные теперь онлайн-курсы по йоге и спорту. Но Глушкова считает, что применять закон могут точечно.
Нельзя разжигать
Законопроект вводит и запрет. Просветительскую деятельность нельзя использовать для разжигания, например, социальной, расовой, национальной или религиозной розни. Нельзя проводить агитацию, которая пропагандирует исключительность и превосходство одних социальных групп над другими. А дальше – самый тонкий момент: нельзя побуждать к действиям, противоречащим Конституции Российской Федерации. В законе не уточняется, что это могут быть за действия.
В сопроводительных документах сказано, что отсутствие регулирования "создает предпосылки для бесконтрольной реализации антироссийскими силами под видом просветительской деятельности широкого круга пропагандистских мероприятий".
Журналисты газеты "Коммерсант" пытались уточнить у депутатов, что это за антироссийские силы. Им рекомендовали изучить доклады комиссии Совета Федерации по предотвращению вмешательства во внутренние дела России.
Настоящее Время тоже изучило эти доклады. Один из последних докладов был опубликован в июле 2020 года. Там действительно упомянут целый ряд организаций, которые получают иностранное финансирование и якобы участвуют в нагнетании критических настроений. Например, правозащитный центр "Мемориал" или независимые движения наблюдателей за выборами: "Голос", "Гражданин наблюдатель", "Народный избирком", "Сонар".
Как правильно заниматься просветительской деятельностью и ничего не разжечь, согласно документу, решит Правительство Российской Федерации.
Помимо общественных организаций, которые и так находятся под давлением в России и уже признаны "иностранными агентами", переживают за свое будущее образовательные инициативы. Открытое письмо на сайте Colta.ru подписали создатели и руководители 17 независимых российских просветительских проектов и организаций. Например, популярный проект о культуре и истории "Арзамас", независимая премия "Просветитель", которая награждает за лучшие научно-популярные книги на русском языке, проект о науке N+1 и многие другие. Все это негосударственные проекты.
Теперь нужно дождаться подзаконных актов правительства, в которых будут разъяснения. Закон должен вступить в силу 1 июня.
Настоящее Время пыталось связаться с десятком депутатов Государственной Думы, проголосовавших за этот закон, и с несколькими сенаторами Совета Федерации, которые вскоре будут голосовать за этот закон. Все они отказались давать комментарии НВ.
Главный редактор исторического журнала Proshloe и автор программы "Родина слонов" Михаил Родин рассказал, почему он выступает против этого закона:
Ваш браузер не поддерживает HTML5
– А вы подписали эту петицию, которую подписывают различные популяризаторы науки и так далее?
– Там есть много разных петиций, я естественно подписал ту, которая на change.org, я подписал ту, которая на roi. Я, единственное, не стал подписывать письмо, которое инициировала газета "Троицкий вариант", где заявляют большое количество наших ученых о том, что они не будут исполнять этот закон, если он будет принят. Просто потому что я считаю, что пока еще не пришло время для таких мер, и я как законопослушный гражданин пока не могу взять на себя ответственность не исполнять законы Российской Федерации, страны, в которой я живу.
– А чем опасен этот пока еще законопроект?
– Он опасен вот чем: у нас за последние 20 лет, даже меньше, 10-15 лет буквально как бурьян на поле, как сорняки само по себе выросло большое движение просвещения что называется снизу за счет гражданской инициативы. Большое количество ученых решили, что не хватает сейчас в обществе хорошей информации, хорошей научно-популярной информации и начали ее развивать, потом подключились любители, потом подключились профессионалы из средств массовой информации, потому что очевидно, что в той ситуации, которая сейчас есть, при отсутствии поддержки просвещения со стороны государства и при таком диком рынке в средствах массовой информации сейчас расцветает огромное количество антинаучных, лженаучных проектов по любым каналам, в том числе, конечно, даже по государственным каналам. А где взять современному человеку, который интересуется современными знаниями о научной картине мира, не понятно. И это возникло все само, это возникло, что называется вопреки.
И теперь, если будет введено лицензирование, если будет введен контроль за этой деятельностью, просто вот эти все маленькие проекты, которые все зиждятся или на частной инициативе или на инициативе малых групп людей, у них просто нет ресурсов для того, чтобы еще и нести какую-то бюрократическую нагрузку. Поэтому они просто схлопнутся, и мы убьем все то хорошее, в попытке бороться с какими-то мифическими проблемами, которых нет, мы убьем все то хорошее, что есть, что выросло само по себе.
– То есть вы считаете, что главная беда – это бюрократия? То есть нужно будет условно для того, чтобы провести, например, публичную лекцию о том, что такое ковид, нужно будет получить некие разрешения, и это главная проблема в этом законопроекте?
– Я думаю, что это первая проблема, которая напрашивается. В законе же написано, что правительство будет определять формы и нормы контроля, пока мы еще не понимаем. Но очевидно, что если мы вводим контроль за этой деятельностью, то очевидно, что должны быть какие-то разрешения, какие-то лицензии и так далее, и тому подобное. Это как бы одна из главных проблем. Мне не хочется уже думать дальше, потому что мы не понимаем, как будет применяться сейчас этот закон, но в итоге это может вылиться и в самоцензуру, и в прямую цензуру, особенно меня это волнует и касается меня как журналиста, который занимается историей, потому что там есть в этом законе строки, которые напрямую запрещают сообщать какую-то недостоверную информацию, например, про историю, культуру и традиции народов.
– Я не нашла ответа, честно говоря, в этих поправках и далее в законе на то, кто будет определять что является достоверным, а что нет, особенно когда это касается исторической науки. Какие историки будут заведомо правыми?
– Да, для меня это тоже большая проблема, просто потому что я уже больше шести лет профессионально занимаюсь исторической журналистикой, у меня в студии побывало уже около 300 лучших историков страны, историков, лингвистов, генетиков, археологов и так далее. И, соответственно, я знаю практически всех людей в стране, которые этим занимаются. И мы доносим самую последнюю научную точку зрения по любым вопросам. Соответственно, кто может проверить этого ученого, я, честно говоря, не понимаю, потому что там есть тонкий механизм саморегулирования в научной среде, и собственно на нем мы только и основываемся. И мы не можем по-другому, то есть не может никакой чиновник прийти и сказать доктору исторических наук, что ты неправильно трактуешь исторический источник, у него просто не хватит на это компетенции. Поэтому непонятно, как это будет осуществляться.
– А правильно ли я понимаю, что это же касается каких-то публичных лекций, когда арендуется зал, заказывается спикер, приглашаются гости? Как поступать, понимаете ли вы, с лекциями в ютубе, например?
– Вот это вообще непонятно. Как нам говорят депутаты: "Это все мы отдаем на откуп правительству, они там как решат – так и будет". Меня это смущает, просто потому что, как это обычно бывает, я считаю, что такие важные вещи должны обсуждаться в обществе, в том числе и в парламенте. А это будет принято где-то там в тишине правительственных кабинетов, соответственно, мы не сможем на это повлиять, мы не сможем это обсуждать. Поэтому как это будет касаться нашей деятельности, я вообще не понимаю, но там же настолько расплывчатые формулировки в этом законе, что даже если я выйду во двор и увижу пацана, который курит, и скажу ему, что курить нельзя, это уже подпадает под действие закона.
– Под действие и ваша деятельность может быть сформулирована как просветительская и, соответственно, вы должны получить некое разрешение. Ну что ж, действительно нужно ждать уже распоряжение правительства, чтобы потом его анализировать, понимать, о чем идет речь. Не могу вас не спросить о еще одной сегодняшней теме. Как вы относитесь к угрозам Роскомнадзора вообще заблокировать Твиттер в России?
– Да плохо я отношусь, просто я считаю, что это та ситуация, когда мы ничего не делаем сами, а только разрушаем то, что создают другие. Твиттер – это такое же информационное поле, как и любое информационное поле, в нем нужно работать. Если ты считаешь, что условно через это информационное поле приходят какие-то неправомочные или против тебя направленные действия, то просто сопротивляйся, работай. А запрещать все – это вернуться в XIX век, когда еще не было телеграфа, в самое начало. Поэтому что тут говорить.