Калининградский областной суд признал виновными в госизмене Антонину Зимину и ее супруга Константина Антонца и приговорил их к 13 и 12 с половиной годам тюрьмы соответственно.
Их обвиняли в передаче латвийской разведке секретных сведений о сотруднике ФСБ, который был гостем на их свадьбе пять лет назад.
Супруги отрицают свою вину.
Создатель объединения адвокатов и журналистов "Команда 29" Иван Павлов и заместитель гендиректора "Трансперенси интернешнл – Р" Илья Шуманов рассказали Настоящему Времени, как в России расследуются подобные дела и почему мы узнаем лишь о малой их части.
Иван Павлов:
— Сколько сейчас в России дел о госизмене?
— Сейчас расследуется около тридцати дел о государственной измене.
— Насколько они громкие?
— Они все, так или иначе, приобретают резонанс, стоит только просочиться информации о деле. Но не все они на слуху. Наши процессуальные оппоненты – это следственное управление ФСБ, следственные службы, следственные отделы региональных управлений ФСБ. Они тщательно скрывают такие дела. И только доля таких дел придается гласности, поскольку родственники обвиняемых находятся какое-то время в оцепенении, и многие остаются в оцепенении до самого приговора.
Статистика по делам, которые расследуются, засекречена. Что касается статистики судебного департамента по количеству приговоров по этой статье, мне кажется, она не до конца объективная. Мы сверялись с теми цифрами, которые есть у нас, и находили некоторую разницу. Поэтому ориентироваться на официальную статистику не всегда правильно.
— До нас доносятся кажущиеся абсурдными случаи: о свадебной фотографии, о СМС-сообщении в Грузию, дело Ивана Сафронова приходит на ум. И, кажется, что при всей обвинительной направленности российских судов, в таких делах даже доказательства не нужны. Вам, как защитнику, сложно выступать в таких судах?
— Я не хочу жаловаться на свою профессиональную жизнь. Эта деятельность, разумеется, не из легких, тем более в таких делах. Но жаловаться я все равно не люблю.
Конечно, эти дела чрезвычайно сложные. Сложные прежде всего для тех, кто проходит через жернова этой системы, которая буквально перемалывает людей, превращает в пластилин, из которого можно слепить что угодно. Обычно человека изолируют от близких, от общества. Он содержится в "Лефортово", а это самый строгий по условиям содержания изолятор.
Человеку не дают возможности поговорить. Вы знаете, Сафронову отказали даже в звонке матери на ее юбилей. Отказали по надуманному предлогу, что он якобы может обсуждать с ней задания иностранных спецслужб.
Человек не может пригласить своего адвоката – большинство наших граждан пока не имеют традиции иметь семейного адвоката, личного адвоката. Поэтому там работает адвокат, приглашенный следователем. Это так называемые защитники по назначению, к работе которых есть определенные претензии. Так или иначе, человек попадает в строжайшую изоляцию. И это является психологическим прессом для него.
И часто люди просто ломаются. Ломаются не столько под тяжестью обвинения, сколько из-за того, что система начинает давить на них всеми своими ресурсами. Используя весь арсенал психологического давления. Во время первичных следственных действий идет колоссальное психологическое давление на человека. И человек подписывается иногда даже под тем, чего он не делал. Дает те показания, которые потом интерпретируются против него и кладутся в основу обвинительного приговора.
— А приговор, который сегодня вынесли в Калининграде, вы как оцениваете?
— Как очередной чудовищный акт расправы с собственным народом. На этих делах представители спецслужб зарабатывают квартиры, ордена, медали, новые звания, повышения в должности. Эти дела, как правило, сопровождаются бурным карьерным ростом для тех, кто был причастен к расследованию. Не только следователи, оперативные сотрудники кормятся на этом. Я знаю, что прокурорские сотрудники буквально взлетают по карьерной лестнице, участвуя в надзоре или в поддержании государственного обвинения.
Илья Шуманов:
Ваш браузер не поддерживает HTML5
— В июле, комментируя дело Зиминой у себя в фейсбуке, вы писали: "Любая коммуникация обычного гражданина с представителем российской государственной власти в настоящий момент токсична. Если должностное лицо – офицер спецслужб или гостайны, то смело умножайте коэффициент токсичности на 10". Объясните эту мысль, пожалуйста.
— Это прямая мысль. Собственно, она находит свое отражение в этом деле, о котором вы только что сейчас сказали. Речь идет в принципе о непрогнозируемых рисках при коммуникации с представителями российских правоохранительных органов, либо российских спецслужб. Как вы понимаете, когда речь шла о фотографии, которая была сделана на свадьбе, никакой речи о передачи этой информации куда-то там за рубеж, наверное, не было, поскольку приглашенный сотрудник спецслужб являлся близким знакомым этой семейной пары.
Как мне кажется, сейчас ситуация поворачивается уже таким образом, что она уже менее однозначно выглядит. Помимо эпизода с раскрытием идентичности сотрудника спецслужб уже появился второй эпизод, про который раньше речи не шло. Речь шла о передаче каких-то секретных документов сотрудникам спецслужб, которую совершил – передачу этих данных – муж Антонины Зиминой, Константин Антонец. Якобы в этой всей истории появился второй эпизод, который ранее нигде не фигурировал.
— Как вы считаете, есть ли вообще у силовиков, у органов государственной власти вообще какая-то цель дела о свадебной фотографии: запугать общество перед ФСБ, или что?
— Знаете, мне кажется, это как снежный ком. Если дело возбудили, ком начал катиться и остановить его в принципе невозможно. И когда возникли подозрения в том, что одного основания разоблачения сотрудника Федеральной службы безопасности по свадебной фотографии недостаточно, появился второй эпизод, который пристегнули к этому уголовному делу, где якобы супруг Зиминой предоставлял латвийской разведке какие-то сведения. Не было бы этого эпизода, мне кажется, что нашелся бы третий какой-то или четвертый эпизод. Вопрос принципа и то, что людей обвинили в государственной измене, и такое тяжкое обвинение, мне кажется, надо было чем-то подкрепить.
— Если обратить внимание на это обвинение, как вы считаете, где во всей этой истории сам суд, или это просто пешка в чьих-то руках?
— Это уже давно стало [повсеместным], что российская судебная система идет на поводу у обвинения, собственно, поддерживает обвинение. И только в редких случаях выступает в качестве какого-то нейтрального медиатора. Но в целом, поддерживая обвинение и попадая в резонанс вместе с обвинением уже на старте, наверное, после того, как прокурор запросил такие большие сроки уголовного преследования, такой жесткий приговор, уже стало понятно, что суд [пойдет у него на поводу]. Собственно, по делу госизмены едва ли можно претендовать на что-то меньшее, поэтому оперативники Федеральной службы безопасности сопровождали это уголовное дело. Соответственно, прокуроры тоже идут на поводу у этого, и суд просто является подтверждающим звеном, ставящим печать на этом всем. И, разумеется, никакого независимого состязательного процесса в этом случае получиться не может.
— Ваша организация следит за делами о госизмене в России? Сколько таких дел сейчас в стране?
— Нет, наша организация не следит. Наша организация занимается вопросом противодействия коррупции. Есть организация, которая называется "Команда 29", возглавляет ее Иван Павлов – известный адвокат. Они системно отслеживают дела о государственной измене. Их с каждым годом становится все больше и больше. Это противоречит немного логике, которая существовала в советской системе. Год от года количество дел по государственной измене и шпионажам сокращалось, и этим доказывалась эффективность работы Комитета государственной безопасности. Сейчас у нас наоборот – идет рост уголовных дел, соответственно, оперативники как раз этим доказывают эффективность своей работы, что количество уголовных дел увеличивается.