Надя Парфан – кураторка независимых культурных проектов и соосновательница фестиваля кино и урбанистики "86" в Славутиче. В 2020 году Надя сняла полнометражный дебют "Поет Ивано-Франковсктеплокоммунэнерго", созданный при поддержке Настоящего Времени. Картина получила приз украинской национальной кинопремии "Золота Дзига" в номинации "Лучший документальный фильм".
Новый короткометражный фильм в формате видеодневника "Я не хотела делать фильм о войне" был опубликован на сайте The New Yorker, а другая новелла – "Это свидание" – отмечена специальном упоминанием жюри короткометражного конкурса Берлинского кинофестиваля.
"Я не хотела делать фильм о войне" – исповедь автора о том, как вторжение РФ в Украину отразилось на ней и на ее близких. Начало агрессии застало Надю во время работы над сценарием в Египте. В фильме она делится своими мыслями и чувствами – вплоть до сновидений, а также фиксирует долгую трудную дорогу домой и попытки обжиться в новой катастрофической реальности.
"Это свидание" – оммаж короткометражной работе Клода Лелуша "Свидание" (1976).
Мы поговорили с Надей о культурной дипломатии, кинематографичности дороги и любви к Киеву.
Разговор шел на украинском языке.
– Почему ты не хотела снимать фильм о войне?
– Во-первых, потому что это большой этический вопрос для меня. Я не воюю, не живу в зоне боевых действий, то есть не имею военного опыта от первого лица. В моей этике важно ответить на вопрос: почему я имею право об этом говорить?
Во-вторых, банально – жанровая проблема. Вещи, которые я делаю в режиссуре, несколько ироничные, с дистанцией. Делать кино о войне с юмором – это тоже этический момент. Но так сложилось, что у меня не осталось другого выбора.
– И что же тебя подтолкнуло?
– Обстоятельства, сложившиеся после 24 февраля 2022 года, в том числе персонально со мной. Это очень откровенный разговор о своем личном опыте, в этих обстоятельствах оправданный. И я пыталась свою совершенно личную историю рассказать настолько честно, чтобы она стала универсальной. Потому что война коснулась всех. Любой фильм, который ты делаешь, если ты из Украины, будет фильмом о войне.
– Как в этом проекте появился The New Yorker?
– Сам проект начался, как в фильме, – с вещего сна. Я сдала свою квартиру в Киеве и уехала пятого февраля в бедуинскую деревню Дахаб, планировала провести там месяц, работая над игровым сценарием. Потом началось то, что началось, и первые недели войны стали для меня шоком и коллапсом. Я почти не спала, находилась в каком-то лунатическом состоянии, что-то круглосуточно делала, чтобы помочь близким, родным и всем, кому могла. У меня было сильное ощущение беспомощности: какой сценарий, какое кино?
А потом приснился сон: дорога, такая киногеничная. Я проснулась и поняла: "О! Поеду домой и зафиксирую это путешествие". И как-то сам по себе написался определенный текст. Я его показала продюсеру Дарье Бассель, а она сказала, что The New Yorker ищет истории из Украины. Они заинтересовались и решили это поддержать.
– Что тебя впечатлило во время этой дороги?
– Я добиралась до Киева очень долго, вымоталась. Но эмоционально чем ближе к Украине, тем легче мне становилось. Я в Дахабе злилась на солнце из-за того, что оно светит, пока у меня дома война. То есть мне больше всего запомнилось, как я вернулась в Киев. Я готова была просто целовать эту землю.
– В "Я не хотела делать фильм о войне" ты достаточно откровенно рассказываешь о своей личной жизни, об отношениях с мужем. Насколько трудно это далось?
– Скажу так: если бы не вторжение, то я бы никогда в жизни не пошла на такой шаг. Я же документалистка, моя работа – построение отношений с героями. И на этом стыке, на этом напряжении держится мое ремесло. А здесь надо строить отношения с собой как героиней. Для меня это несколько нарциссично. Но невероятные обстоятельства требуют невероятных решений. Кроме того, я достаточно требовательный человек к себе, а здесь отпустила себя. Труднее было с другими. Это же не только моя история, но и их. Для Ильи это слишком интимно.
- А он уже видел фильм?
– Он не фанат этого фильма. И мне было не очень приятно показывать его уязвимость. Это довольно жестко и сложно. Больше не хотела бы такого делать.
– Но фильм для тебя сработал как реабилитация?
– Съемки действительно меня собрали. Не так фильм, как само решение вернуться. У меня сейчас тревожность покидания Киева. Не люблю никуда оттуда ехать (с улыбкой). Я из тех, кто до последнего будет сидеть, если объявят эвакуацию.
– Если говорить об "Это свидание": чем тебя вдохновил Клод Лелуш?
– Его "Свидание" – очень талантливый фильм, я сняла оммаж ему. Но история также в том, что Илья шесть лет назад купил мини-мотоцикл и начал на нем ездить. А я на пассажирском сидении, и меня очень впечатлил взгляд на город изнутри дороги, визуальная тотальность и иммерсивность. Такое кино в квадрате. И я потом вспомнила короткометражку Лелуша. Я просто узнала в своем опыте езды на мотоцикле этот прием.
– Интересно узнать, как он делался.
– Он сделан из страсти и с копеечным бюджетом, в очень сложных условиях. Снимали сразу после комендантского часа, в пять утра, когда город еще пуст. Приходилось опускать столбики заграждений на Андреевском, заграждать шлагбаумы, перекрывать перекрестки.
Вообще, это две истории: одна о свидании героинь, которых мы видим в конце, а на другом уровне – сюжет, героем которого является Киев. Я выбрала маршрут, очень значимый для меня, и дальше мы думали, как сделать. Есть прописанная хореография, надо ее станцевать. Я сначала думала, что не успеем и не сделаем.
Должен был быть примерно такой тайминг, как у Лелюша, но наш каскадер Максим Волынец настолько талантливый спортсмен и водитель, что он сделал быстрее. Вначале это звучало фантастически – шесть-семь минут. А он уложился в 4:50. Это мое первое игровое кино, давно о нем мечтала. Оно изменилось в условиях войны, но я очень счастлива, что фильм вышел.
– Как реагировала публика в Берлине?
– Фильм работает физиологически, это такое телесное кино. Зрители чувствуют эту скорость и опасность, реагируют тепло, поступает много запросов. На премьере очень классно было. После Q&A ко мне подходили, обнимали, желали Украине победы, очень благодарили за фильм.
– Очевидно, что украинский режиссер поневоле сейчас больше, чем режиссер. И твой приз тоже играет роль.
– Призы имеют значение, потому что открывают тебе двери, дают возможность быть услышанной – а это сейчас важно, да. Важно, чтобы наши фильмы и команды получали признание. Нам надо работать на поле культурной дипломатии. Наш фильм хоть и не военный, но все равно о войне. Необходимы разные способы. Западные люди устают, поэтому нужно со стороны к ним заходить.
– Над чем ты работаешь сейчас?
– Над гибридным фильмом "Аматор", построенным на архивном материале, о львовской андеграундной рок-сцене конца 1980-х. Масштабный проект, идет медленно. Есть игровой сценарий – думаю, менять его или нет, можно ли вообще сейчас снимать игровое кино.