Украинский город Мелитополь, который находится недалеко от аннексированного Крыма, был одним из первых, который оккупировала Россия. Российские войска вошли в город уже 25 февраля, заняв основные административные здания. Вскоре под контроль РФ перешел и военный аэродром, который находится рядом с городом.
Вот уже почти семь месяцев Мелитополь находится под оккупацией. И, несмотря на активизацию в нем партизанского движения, пока неизвестно, когда он будет освобожден. За это время из него уехали более половины жителей, в том числе отец и дочь Михаил и Татьяна Кумок. Михаил был одним из руководителей "МВ-холдинга", который выпускал городскую газету "Мелитопольские ведомости" и владел городской типографией: он наотрез отказался сотрудничать с оккупационными властями, несмотря на похищение. Его дочь Татьяна также была одной из городских активисток, которые выступали против российской оккупации и занимались помощью пенсионерам и другим социально незащищенным слоям.
Недавно Татьяне и Михаилу удалось уехать с оккупированных территорий. Оказавшись в безопасности в Грузии, они рассказали Настоящему Времени, как Мелитополь живет под оккупацией, как российские спецслужбы преследуют тех, кто продолжает поддерживать Украину, и насколько российской пропаганде удалось изменить сознание тех жителей, кто предпочел остаться под властью РФ.
"Мне казалось, что я в кино о Второй мировой войне"
— Вы можете сформулировать, как проходила оккупация города и что самое страшное лично для вас было за все это время?
Михаил Кумок: Самое страшное, наверное, было ощущение своего бессилия перед вооруженными оккупантами. Мы были хозяевами на своей земле, особенно после того, как не стало Советского Союза и Коммунистической партии. И вдруг оказалось, что теперь хозяева не мы. И это было страшно.
Татьяна Кумок: Для меня самым страшным был день 2 марта, когда мы собрались на один из первых митингов. Тогда по центру площади моего города, в котором я выросла, проехал агитационный автомобиль, откуда очень нежным спокойным голосом на русском говорили, что отныне в городе действует гражданско-военная администрация, что отныне нам запрещено собираться. И если мы будем хорошо себя вести, нам будут давать еду и почему-то бытовую химию.
В первые секунды мне казалось, что я в кино о Второй мировой войне. Но где-то через 15 минут пришло осознание, что это происходит на самом деле. И люди, которые говорят абсолютно фашистские лозунги из автомобиля, – это русские.
— А физический страх когда у вас возник, если он был?
Михаил Кумок: Ну, конечно, это некомфортно, когда пять человек с оружием входят к тебе в квартиру. Можно, наверное, это назвать физическим страхом, но морально тебе все равно хуже. Ощущать невозможность быть хозяином собственной судьбы – это, наверное, страшнее физического страха.
— Михаил, вы это говорите о том моменте, когда вас задерживали, если я правильно понимаю? Расскажите вообще, почему к вам пришли? И что происходило с вами после похищения?
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Им хотелось, чтобы сайт не называл оккупантов "оккупантами". Рассказ главы медиахолдинга в Мелитополе, похищенного российскими военнымиМихаил Кумок: Можно сказать, что меня "задерживали", но у нас больше в ходу термин "похищали". Потому что задержание предполагает, что те, кто задерживает, тебе представляются и предъявляют документы, которые дают им право тебя задерживать. А похищение – это когда неизвестные люди в балаклавах под угрозой автоматов тебя уводят, и неизвестно куда, на сколько и зачем. Похищали нас 21 марта. К счастью для нас, это продолжалось не очень долго: три-четыре часа.
— А что происходило при этом похищении? Что от вас хотели?
Михаил Кумок: Меня хотели склонить к сотрудничеству. У нас в медиахолдинге в то время еще был собственный чат. Я знал, что, начиная с 7 утра, в тот день забрали троих журналисток, и понимал, что придут и за мной. Меня несколько удивило, что забрали и жену, а потом дочь. Так что это не было внезапно. И, конечно, это было неприятно, и понятно было, о чем пойдет разговор. И понятно было, что я отвечу.
— А как шел этот разговор? На что давили тех, кто вас похитил? Что предлагали? Как именно?
Михаил Кумок: Скажем так, пока мы были в нашей квартире, разговор шел практически ни о чем. Когда нас привезли в один из штабов оккупационных войск (он в то время размещался в здании районной государственной администрации), нас с женой развели по разным кабинетам.
Со мной говорил человек, который представился Асланом, но имя не имело ровным счетом никакого значения, все равно они не снимали маски, балаклавы. Разговор шел о том, почему был приостановлен выпуск наших газет и, соответственно, работа типографии. Разговор шел о том, почему на нашем сайте, а он в то время еще работал, оккупантов называют оккупантами. Разговор шел о том, почему мы участвовали в проукраинских митингах. И давалось понять лично мне (но потом я узнал, что аналогично говорили и с дочерью), мне объясняли: "Не только же вы есть, есть и ваша дочь, и сейчас мы говорим хорошо, а можно же иначе".
Это было скорее моральное давление. Я не могу сказать, что в отношении нас применялись какие-то меры физического воздействия. Но было неприятно и противно.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Семь часов с мешком на голове". Освобожденный мэр Мелитополя рассказал Настоящему Времени, как его обменяли на российских солдат— Таня, а что с вами в этот момент происходило? Я помню очень хорошо этот день, сначала ваш пост о том, что задержали папу, что приехали к маме. И потом сообщение вашей подруги о том, что ты тоже исчезла. Что с тобой в этот момент происходило?
Татьяна Кумок: Когда забрали родителей, я позвонила друзьям. И поскольку мы знали, что за нами придут, а мы граждане Израиля, я попросила обратиться в израильское посольство и сказать, что так и так, что граждан Израиля, моих родителей, похитили.
Честно скажу: на тот момент моих друзей в Израиле настолько это испугало, что они подняли какой-то невероятный медийный шум. И я думаю, что это была одна из причин, почему через четыре часа нас уже просто отпустили. Я думаю, что звонили в Мелитополь даже не только из Израиля и Украины.
— Таня, а звонили кому при этом? Каким-то российским солдатам?
Татьяна Кумок: Честно сказать, я не могу сказать, кому звонили, кроме того, что были задействованы все официальные израильские лица, включая посла Израиля в Украине. Причем там была такая ситуация, что, в общем-то, у меня и в фейсбуке много подписчиков, и эти люди тоже звонили. Была ситуация, что когда звонили послу Израиля, он уже говорил: "Так, если это из-за Кумоков, то вы уже двадцатые за последние 40 минут".
У меня есть некоторое количество друзей из России, я не знаю подробностей, но они подняли тоже свои связи, с русской стороны в том числе. Подробностей мне никто не рассказывает, чтобы я продолжала вести себя относительно тихо в Мелитополе. Но они сказали: "Таня, второй раз звонить никто больше не будет, так что не нарывайся". Но я считаю, что именно благодаря этому разговор был относительно короткий, и в кабинете, а не в камерах, как это происходит с большинством мелитопольцев, к сожалению.
— Михаил, а что в итоге произошло с "Мелитопольскими ведомостями"?
Михаил Кумок: После того как нас выпустили 21-го числа, мы посоветовались с директором и решили, что мы не вправе рисковать жизнями людей. Поэтому мы положили свой сайт и официально заявили, что деятельность холдинга приостановлена в связи с оккупацией. К этому времени офис наш уже был захвачен оккупантами. Примерно через месяц после этого они сняли нашу охрану в типографии и поставили свою. Сейчас в офисе расположен отдел их пропаганды и агитации. Типографию не запустили. Хочу надеяться, что и не запустят, потому что еще раз подчеркну, ни один наш сотрудник не пошел на сотрудничество с ними.
"За людьми приходят из-за сториз об Украине в инстаграме"
— Я очень хорошо помню наш первый разговор в прямом эфире. Я тогда уточняла у редакторов, что у нас появится человек, гость в эфире из оккупации. И мне говорят: "Да-да, она просит ее представлять, называть ее реальное имя и фамилию, показывать лицо". Меня это тогда очень удивило, потому что все очень боятся говорить открыто и показывать лица. Но ты тогда сказала о том, что тебе важно говорить открыто об оккупации, о том, что происходит, сопротивляться, потому что ты еврейка и помнишь трагедию своего народа и не хочешь, чтобы она повторилась, чтобы над людьми издевались, а они молчали. Так вот я хочу о чем спросить, а вы оба себя больше ощущаете гражданами-израильтянами или украинцами?
Ваш браузер не поддерживает HTML5
"Мы второй месяц под дулами автоматов": рассказ жительницы оккупированного Мелитополя
Татьяна Кумок: Я однозначно израильтянка.
Михаил Кумок: Мы с женой, наверное, больше ощущаем себя гражданами Украины, но и гражданами Израиля тоже, конечно. Может быть, мы чувствуем себя больше гражданами Украины в силу того, что Таня давно израильтянка, а мы – менее пяти лет. И большую часть этих пяти лет мы все-таки живем в Украине, всю жизнь мы работали в Украине, а я, собственно, в Украине и в Мелитополе живу всю жизнь, кроме пяти лет, которые учился в Днепре. А жена в 1982 году приехала в Мелитополь из Подмосковья и тоже работала в Украине.
— Ваша супруга родилась и выросла в Подмосковье?
Михаил Кумок: Таня тоже родилась и выросла там, да. Но Таня переехала, когда ей был год. А жена была постарше, когда переехала.
Татьяна Кумок: Когда я 2 марта поняла с ужасом, что происходит, это было еще до всех событий, до похищения. У меня была и есть некоторая известность в Израиле. И для меня это было очень важно, потому что на тот момент же никто ничего не понимал, что происходит в Мелитополе. Мы же были первый город, который захватили, и по поводу всего происходящего там был некий информационный вакуум.
И я пришла к родителям и сказала: окей, так получилось, что у меня есть аудитория, на которую я могу говорить. Я прекрасно понимаю, что происходит и что в том числе я рискую жизнью. Не так уж легко можно было говорить вслух. Я, в общем-то, пожила достаточно красивую, интересную жизнь. Но для меня сейчас важнее рассказывать сейчас о том, что происходит, чем возможные риски.
Родители на меня так посмотрели... Сейчас они уже говорят, что меня просто невозможно было остановить. Они сказали: "Окей, мы тоже достаточно пожили хорошо, мы тебя любим, иди". И тогда я начала рассказывать то, что я рассказываю.
— И вы не пытались спорить с дочерью, Михаил?
Михаил Кумок: А бессмысленно. Мы пытались убедить ее быть менее резкой, но Таня в этом плане в меня просто. Мне уже за 60, и резкость не та. А она, собственно, мне сказала: "А вспомни, как ты себя всегда вел". И мне нечего было ей ответить.
Татьяна Кумок: И в том числе для меня важно было говорить с открытым лицом, потому что так тебе, как ни крути, больше верят. Потому что 2014 год я встречала в Израиле, и я смотрела кадры. И когда ты смотришь издалека, ты понимаешь, что самое ужасное – когда людей, которые против, не видят. Их не видит медийное пространство. И есть такое ощущение, что город Мелитополь очень рад, что ночью сюда зашли танки и в городе был объявлен "русский мир".
И для меня было очень важным рассказать миру и показать тех людей, рассказать о мнениях, что нет, это не так. Я не могу говорить в процентах, но на тот момент 90% горожан были в ужасе от прихода российских войск и ни на секундочку не были рады происходящему.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: Партизанская война и информирование. Как ведется гражданское сопротивление на захваченных РФ территориях Украины— А сейчас?
Михаил Кумок: Ну а сейчас из тех 90% больше половины выехало из города. Так что процент, конечно, изменился, а вот количество...
Татьяна Кумок: У нас сегодня происходит очень страшное в городе. Я перед выездом чистила телефон и просто смотрела, какие мы были дерзкие и свободные в марте-апреле. На сегодня ты не можешь в городе ни сказать, что ты за Украину, ни оставить какой-то комментарий, не дай бог одеться в желто-голубое или использовать какую-нибудь украинскую символику. То есть ты мгновенно "улетаешь" на "беседу", а возможно, и твои родственники. За людьми приходят из-за какой-то сториз об Украине в инстаграме. И сегодня даже невозможно узнать, кто что думает!
— За людьми приходят и куда их ведут?
Татьяна Кумок: Дальше – как тебе повезет.
Михаил Кумок: По-разному.
Татьяна Кумок: В лучшем случае тебя заставят записать опровержение. У них, кстати, новая фишечка: в этом опровержении нужно говорить, что "я люблю Россию" и петь российский гимн. Это учитывая, что люди, в общем-то, и слов не знают.
У нас даже такой мем ходит. У нас как-то одну из женщин из-за комментария вывезли куда-то за город, где какое-то количество вооруженных людей рассказывали ей, как любить Россию. И эта женщина потом на видео говорит: "Была неправа, люблю Россию, всем сердцем люблю". И вот эти "всем сердцем люблю Россию" – это у нас такой мемасик. Мы так в шутку оглядываемся и говорим: "Люблю Россию, всем сердцем люблю". То есть это такой протест, который могут себе позволить сегодня горожане, – в таком тоне просто говорить о России.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "У меня было четыре паспорта разного уровня качества на разные имена". Как украинский журналист стал партизаномЭто то, что, к сожалению, есть в Мелитополе на сегодня. Поэтому я не могу вам сказать о настроениях в городе: только очень близкие друг другу люди могут позволить себе вслух говорить, что они думают о "русском мире". Но опять же, поскольку я человек достаточно известный, так получилось, что в Мелитополе меня многие узнавали, подходили ко мне люди и говорили "спасибо". Поверьте, в Мелитополе очень много людей ненавидят Россию и ждут ВСУ.
Михаил Кумок: Да, Россия научила нас ненавидеть себя. Мы ведь ее не ненавидели.
— А какое до 24 февраля у вас было отношение к России?
Татьяна Кумок: Я помню, за несколько дней до вторжения мы обговаривали возможность начала войны. Я говорила: "Ну как, это же Россия, как они пойдут на нас войной? Этого не может быть". И первые, наверное, 10-15 дней мы искренне верили, что солдат обманули. Почему выходили на эти митинги, пытались говорить с солдатами? Мы верили, что их обманули, что они просто пересмотрели своего телевидения. И что они обмануты, что они сейчас поймут, что здесь нет нацистов, здесь никто не убивает русских! И что мы же свои в какой-то части.
А потом мы поняли, что на самом деле им наплевать, и дело не в нацистах. И все, и мнения поменялись. На самом деле, это для меня один из сложнейших вопросов. Для меня вопрос отношения к России и россиянам на самом деле один из самых сложных. Я сказала, что оставлю это на потом. И сейчас это "потом" наступило, и у меня нет ответа, мне лично стало страшно об этом думать. Это, наверное, один из самых тяжелых для меня вопросов о происходящем, потому что я русская наполовину, я родилась в России. И кто я теперь, где я теперь?
— Михаил, а у вас есть ответ на этот вопрос, на который нет у Тани?
Михаил Кумок: Как историк, а у меня базовое образование – историк, я, конечно, понимал, что Россия – это империя со всеми вытекающими. И, кстати, в Советском Союзе был запрещен и Карл Маркс. У него есть книга "История тайной дипломатии XVIII века", где он не оригинален в этом, но четко показывает имперский характер России. Ничего не изменилось ни в Советском Союзе, ни в России. Горбачев и Ельцин – это было скорее исключение. А сейчас все вернулось на круги своя. И так будет до тех пор, пока Российская империя не распадется, как и все остальные империи.
Просто одно дело понимать это на теоретическом уровне, а другое – почувствовать на собственной шкуре, когда над твоей дачей каждый день летают вертолеты, и ты понимаешь куда, и очень надеешься, что вернутся не все. То есть нас научили ненавидеть.
"Они спрашивают: "Почему вы уезжаете? Мы же вас освободили"
— Таня, ты выходила на митинги, я помню эти сториз, в которых ты общалась с российскими военными. Как они себя ведут в разговорах, эти люди, которые пришли с оружием убивать, захватывать? Что они при этом говорят, когда к ним по-человечески подходишь и что-то пытаешься спрашивать?
Татьяна Кумок: Это очень интересный вопрос, на который у меня нет ответа. И я разговариваю со своими друзьями в Мелитополе, которые тоже с ними общались. Мы не можем понять: они такие идиоты или они настолько циничны?
В последнее время мы все-таки склоняемся к ситуации, что они идиоты. Но, возможно, они циничные идиоты. Потому что они искренне считают, что они нас спасли. То есть они эту же фишку "вежливые люди" разыгрывают и в Мелитополе. Ты идешь по улице, они тебе здороваются, улыбаются, говорят "добрый день", они спрашивают людей, которые выезжают из города: "А почему вы уезжаете? Мы же вас освободили". Но при этом факт, что они находятся с оружием на нашей земле, что они, может быть, занимают чьи-то квартиры, они с этой же улыбкой разворовывают чужие бизнесы. И на это нет ответа. То ли они смотрят на это как на обычную работу, то есть папка пошел, повоевал чуть-чуть, вернулся домой.
Михаил Кумок: С трофеями.
Татьяна Кумок: Да, с трофеями. То есть нет ответа.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Медиазона": с начала войны люди в военной форме отправили в Россию почти 60 тонн посылок из приграничных с Украиной городовУ нас были две такие яркие истории. Я на свой день рождения пришла в свой бизнес – в первый раз за три месяца, – чтобы сделать свадебную фотосессию новой коллекции. Подумала: ну как-то отпраздную свой день рождения весело. А так получилось, что свадебный салон на режимном объекте. И когда мы туда пришли впервые за три месяца, сразу же пришли солдаты проверять. К тебе приходит пять человек с автоматами, говорят: "А что ты тут делаешь?" А ты, собственно говоря, находишься в своем бизнесе.
Я говорю: "У меня день рождения, мы решили отметить". И вот стоит солдатик лет 18, такой ребенок, говорит: "Поздравляю вас, счастья, здоровья, всего хорошего". И я вот смотрю: это человек, который пришел с автоматом в твой дом. И он совершенно искренне тебя поздравляет с днем рождения! Я не знаю, это цинизм или это настолько ограниченный кругозор?
И вторая история: с некоторых пор, практически в самом начале войны в город был запрещен ввоз гуманитарной помощи с украинской стороны. А я работаю в Фонде помощи Валерия Газаева, организованном мелитопольцем в первые дни войны. И мы поехали на блокпост эту гуманитарку спасать. Мы приезжаем на блокпост, нас встречает абсолютно адекватный приятный русский военный – хороший парень, ничего не скажешь. И эти люди, которые стоят на блокпосту с оружием, которые захватили наш город, они стоят и говорит: "Ой, мне самому так грустно, это же подгузники, еда для детей, творожки портятся на солнце – я так расстроен".
Я, опять же, на него смотрю: то есть ты расстроен тем, что на солнце портятся творожки? Ты грустно говоришь о том, что люди останавливаются, видя, что есть детская еда, останавливаются на дороге и умоляют тебя дать еды, потому что им нечем кормить людей? И при всем при этом всем тебя не беспокоит, что ты стоишь в чужой стране с оружием на дороге и проверяешь людей, которые хотят приехать в свой город? Тебя беспокоит то, что творожки портятся на солнце? Я этого не понимаю, у меня нет ответа.
— А как в Мелитополе работает российская пропаганда?
Михаил Кумок: Примерно так же, как в России, – телевизор.
Татьяна Кумок: И, к сожалению, на часть населения за эти полгода уже сработала. По большей части это пенсионеры, потому что у них нет выхода в интернет, а телевидение, радио и любые средства, информационные каналы с украинской стороны в городе отключены. И старшее поколение в Мелитополе слушает, в общем-то, то же, что и вся Россия: о том, как бандформирования Зеленского обстреливают мирный город и выключают электричество, выключают свет, не пропускают продукты, хотят заморить горожан голодом и прочие истории. Я изредка захожу это почитать, пугаюсь и сразу выхожу. Но на самом деле какая-то часть города на этой информации уже полгода, и начинают ей верить.
— Как вы думаете, если поменять потом риторику, их настроения изменятся?
Михаил Кумок: Безусловно. Оно как пришло, так и уйдет. Дело в том, что внушаемость в обе стороны работает. Но по большому счету, люди в Украине все-таки больше доверяют холодильнику, чем телевизору. А холодильник у подавляющего большинства стал значительно хуже.
Татьяна Кумок: То есть люди начали настороженно относиться к украинской власти, но эту новую российскую власть никто не полюбил, потому что большая часть города сегодня живет за гранью нищеты.
Михаил Кумок: Пенсионеры вынуждены брать эти рублевые подачки.
— Хотела спросить у вас: а как изменился ваш быт? Условно, что стали есть, что перестали есть? Просто бытовые какие-то вещи изменились сильно?
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: Как работает украинская банковская система на оккупированных территориях и в зоне боевых действийМихаил Кумок: Ну как сказать... что ели, то и ели. В наших краях больше принято с рынка питаться, чем в супермаркетах, так что особых изменений не было. В супермаркеты мы практически не заходили. Каждый новый этап – что какой-то российский товар купил: соль, туалетную бумагу, что-то еще. Потому что поставки-то пошли из Крыма, а из Украины – нет. Но мы не самая, наверное, показательная семья. Нам с женой проще было: мы были на даче, не видели всего этого. Таня оставалась в городе, у нее более широкий круг общения. И она больше, наверное, знает.
Татьяна Кумок: Для меня основное изменение в бытовом плане – это то, что я полгода не работала по своей основной специальности, впервые за 24 года. А по поводу быта, еды – я, опять же, не показатель, потому что я ем только помидоры, хлеб и сыр. А это в Мелитополе купить можно было. Было страшно в самый первый месяц после оккупации, когда в городе пропало абсолютно все, хотя многое можно было достать. Но этот голодный месяц очень испугал горожан, и все начали делать запасы. И мы сейчас говорим, что мы понимаем наших бабушек и дедушек, для которых было важно, чтобы в доме была еда мешками. К слову, мы не запаслись едой. Как сказал папа, это как горячей водой запасаться.
Михаил Кумок: Но вскоре после оккупации мы с моими друзьями на три семьи купили пол-свиньи, разделали, заморозили. Они уехали значительно раньше, чем мы, не успели доесть. Мы доедали до недавнего времени.
Татьяна Кумок: Хочу сказать о многих моих знакомых, которые выезжали из оккупации в Запорожье. Люди плакали в супермаркете! Они говорят: "Мы приходили и понимали, что на полках еда, тут есть разные виды сыра, воды, есть кока-кола, есть шоколад".
На самом деле, ассортимент еды в Мелитополе очень ограничен. Мы вчера с мамой зашли в Тбилиси в супермаркет, мама говорит: "Правда, такой выбор йогуртов? Я даже отвыкла". Я не могу сказать, что нам было ужасно в бытовом плане. Но у нас резко забрали тот быт, к которому ты привык, начиная от интернета и заканчивая тем, что вечером ты можешь выйти и купить что-то, что у тебя закончилось. После пяти все магазины в Мелитополе были закрыты. Интернет был местами, свет тоже был не всегда.
Михаил Кумок: Газа нет уже два месяца.
Татьяна Кумок: Не то что нельзя было с этим жить, на самом деле ты очень быстро привыкаешь. Но когда у тебя сразу это отобрали, и сейчас, когда мы приехали в цивилизованный мир и нам это дали, думаешь: "Вау! Оказывается, мы так жили раньше".
Михаил Кумок: Очень приятно в Грузии видеть украинские флаги, символику.
"Одна из самых счастливых ночей после оккупации – когда HIMARS прилетели на военный аэродром"
— Михаил, вы понимаете, что будут делать те люди, которые сознательно, не по принуждению пошли на сотрудничество с оккупационной властью? Что они будут делать после деоккупации? Вы разговаривали с такими?
Михаил Кумок: Во-первых, мы с ними не разговариваем, это неприятно и бессмысленно. Во-вторых, я думаю, что они для себя сделали выбор. Поначалу они надеялись, что Россия навсегда. Сейчас все большее их количество понимает, что это вряд ли. Наверное, для себя они ищут, что они будут делать в России.
Татьяна Кумок: Когда мы выезжали, мы три дня были без украинского интернета. И о контрнаступлении в Харьковской области мы узнали, находясь в Грузии.
Я скажу, что в это время до отъезда, на самом деле, в городе было очень уныло, потому что на сегодня город превратился в город солдат и теток с сумками. И когда ты находишься в этом, есть ощущение безысходности и ощущение, что они не уйдут. Потому что слишком много солдат, слишком много захвачено. Они практически на днях отменили гривну. Поэтому некоторые пошли на сотрудничество, решили, что Россия навсегда, решили: "Окей, будем приспосабливаться и жить под русскими". "Жить под русскими" – вот такая риторика используется.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Жители Андреевки под Киевом рассказывают о российской оккупации: спецрепортаж
— А сейчас известно ли вам настроение в самом Мелитополе, уже после того, как там узнали об этом украинском контрнаступлении?
Михаил Кумок: Наш круг общения, конечно, счастлив.
Татьяна Кумок: Наш круг общения и не верил, что может быть иначе.
Михаил Кумок: Стало ясно, что это может быть достаточно скоро.
Татьяна Кумок: Наверное, одна из самых счастливых ночей после оккупации – это было в июле, когда первые HIMARS прилетели на военный аэродром в Мелитополе. С одной стороны, это было страшно, это взрывы, ты слышишь детонацию. А с другой стороны: "О, наши!" Это был, наверное, самый счастливый момент, что мы поняли: ага, началось.
— Расскажите, как и почему вы решили выезжать?
Татьяна Кумок: Я обещала маме, что если ничего не изменится, мы уедем в сентябре.
Михаил Кумок: Мы, вероятно, уехали бы и раньше, но Таня для себя приняла такое решение. А мы же ребенка, хоть он и взрослый, все равно не оставим.
Татьяна Кумок: Я очень хотела встретить ВСУ в Мелитополе. Но если родители кайфуют сегодня в Грузии и мама говорит, что она впервые за полгода дышит свободно, я понимаю, что только ради мамы было очень важно уехать. Я пешком готова идти назад – обратно в Мелитополь. Причем я понимаю, что на сегодня мне в Мелитополе делать нечего, потому что медийная моя деятельность уже невозможна. И надо переходить туда, зарабатывать деньги и донатить на ВСУ, то есть переходить в другой лагерь, выходить из оккупации.
— Как вы выбирались? Я так понимаю, это было через Крым, через Россию. Расскажите, как это все происходило, как вас там встречали?
Татьяна Кумок: Мы приняли решение ехать через Крым. Там, как ни крути, есть то, что россияне называют таможней, но в самом крайнем случае тебя на Чонгаре могут просто не пропустить на территорию России. А если ехать через Запорожье (город находится по контролем Украины, и перед въездом на украинскую территорию украинцев подвергают фильтрации на российских блокпостах – СР), то там неугодные люди просто пропадают, у них есть списки. Поэтому мы все-таки решили не рисковать. Потому что, как выяснилось, меня некоторые русские солдаты знают и почему-то не любят. И мы решили все-таки проехать более "законным", если можно говорить о России, путем.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Здесь не так плохо, надо просто привыкнуть". Студент из Мариуполя рассказал о похищении, побоях, "фильтрации" и побеге в ЕвропуМихаил Кумок: Есть фактор личной безопасности. На Чонгаре было противно, в какой-то степени тревожно. Там действует принцип: хороший полицейский, плохой полицейский. Но было понимание того, что все-таки личная безопасность выше. А дальше – по России и по Военно-Грузинской дороге. В Грузии было ужасно приятно первое, что увидеть, – это "Слава Украине" на банкомате, сразу после грузинской таможни.
— Михаил, у меня вопрос к вам, потому что Таня уже жила в Израиле и просто приезжала в Мелитополь. А вы после деоккупации собираетесь возвращаться?
Михаил Кумок: Конечно. Будем восстанавливать работу своих медиа, будем работать. А как же? Мы с женой планировали жить на две страны, потому что не только Таня, но и наша младшая дочь в Израиле. Но основная база, как ни крути, в Мелитополе. И наша семья в нем с XIX века. Это мой родной город и родной город жены, потому что большую часть жизни она прожила в нем.