"Нас ожидает очень жесткий февраль". Интервью бывшего генпрокурора Украины Юрия Луценко, который сейчас воюет в районе Бахмута

Ваш браузер не поддерживает HTML5

Бывший генпрокурор Украины – о том, когда и при каких условиях ждать украинского контрнаступления

Юрий Луценко – украинский политик, бывший генеральный прокурор Украины и бывший министр внутренних дел. Но сейчас он боец теробороны ВСУ, служит в аэроразведке в районе Бахмута. В эфире Настоящего Времени Луценко рассказал о "ловушке" для россиян в Соледаре, западной технике и о том, при каких условиях будет возможно контрнаступление украинской армии.

– Как я понимаю, корректируя огонь и координируя артиллерию при помощи дронов, вы видите ситуацию сверху. Как бы вы описали расстановку сил?

– Наши подразделения уже больше двух месяцев находятся в Бахмуте. Мы не только ведем разведку, но и можем действовать наступательно: сбрасываем гранаты, бьем дронами-камикадзе, которые освоили. Достаточно эффективно наносим удары.

К большому сожалению, ничего нового я сказать не могу. В Бахмуте все эти месяцы идет грандиозная битва. К сожалению, несколько недель назад российская армия смогла взять под контроль город Соледар, ухудшив тем самым нашу ситуацию на левом фланге обороны. Каждый день достаточно жесткие бои идут и на правом фланге Бахмута: это Курдюмовка, Клещеевка, Опытное. Орки стараются пробиться к двум дорогам, которые ведут на север, к Харькову, и на юг, в город Днепр. Сегодня эти трассы находятся под огневым контролем противника. Тем не менее украинская армия держит город. Несмотря на то, что в некоторых его районах и в пригородах ведутся уличные бои, наши подразделения находятся в лучших позициях, чем российские оккупанты.

Особенности этой линии соприкосновения, линии войны, в том, что в городе Соледаре находятся исключительно "вагнеровцы". Очевидно, в отместку за политические обиды руководства Вооруженных сил России артиллерия "вагнеровцев" вообще не поддерживает. Фактически они отданы нам на съедение в Соледаре, и мы с удовольствием ежедневно прокручиваем ручку этой мясорубки, нанося удары по малейшим скоплениям живой силы противника.

– В своем фейсбуке вы говорите, что в Соледаре "вагнеровцы" попали в ловушку. Что это значит на практике?

– Соледар – это маленький городок, где жило десять тысяч человек. На высотке находятся девятиэтажки, мы там не раз работали и встречались с местными жителями. Честно говоря, страшное зрелище: люди с апреля живут без газа, света, воды. Бабушки вырыли себе могилки прямо под домиком и просят, если что, их там похоронить. А внизу – соляные шахты и вокруг них промзона. Именно туда и ворвались "вагнеровцы" – и очень ликовали по поводу того, что они за 11 месяцев войны, кроме села Пески, сумели второй армией мира взять еще и малюсенький поселок Соледар.

Ликование это продлилось недолго, потому что украинские артиллерийские бригады и отдельные артиллерийские подразделения мотопехотных бригад наносят очень точные быстрые удары по противнику, мы просто шокируем их. На видео, которое есть у меня в фейсбуке, видно, что они бегают от дома к дому, как тараканы, а их хлопает артиллерия. Соледар для них как мышеловка. Они в нее попали, а сзади российская армия вообще не отвечает. Я знаю, о чем говорю. В Николаеве, где мы стояли весной, соотношение русских ударов артиллерией и наших было десять к одному. В Северодонецке – двадцать к одному, а здесь российские регулярные силы сейчас вообще замолкли. "Вагнеровцы" только мечутся по городишку, пытаясь куда-то спрятаться.

На всех остальных участках русская армия очень жестко пытается проломить нашу линию обороны. Тактика у них та же, что и прежде: сначала днем кидают огромные массы пехоты, которая физически и психологически изматывает наши войска, устилая поля огромным количеством трупов. Когда опускается ночь, в дело вступают профессиональные спецподразделения РФ, которые небольшими группами атакуют наши позиции: сначала по десять-пять человек, потом разбиваются на тройки-двойки. Часто они используют "вагнеровцев", среди которых есть две категории. Основная масса – это отставники Вооруженных сил РФ. Пенсия у них небольшая, так что они идут на контракт, получают оплату в два раза больше, чем у обычного русского солдата, плюс премия за каждый взятый взводный опорный пункт (ВОП). Но перед собой они пускают зэков, которые для них расходный материал, "группа разминирования". По сути, их просто пускают вперед и смотрят, где мины, а где украинский форпост. После этого начинают обрабатывать из минометов наши позиции, пытаясь ворваться в них. На бахмутском направлении таких штурмов ВОПов в день происходит несколько десятков. Иногда бывает, что за день мы теряем один ВОП, иногда мы возвращаем один-два или три. Это очень жесткие контактные бои, и героями здесь является, безусловно, украинская пехота. Именно они те герои, которые на своих плечах держат фронт и судьбу всей страны.

– Ждут ли на фронте западную технику из последних пакетов помощи, в том числе танки Leopard? Может ли эта техника реально изменить расстановку сил?

– Я не являюсь ни военным начальником, который видит всю картину боя, ни крупным экспертом – я практик войны, который провел чуть больше полугода в окопе, а теперь в небе. С моей точки зрения, вопрос танков – это вопрос весны. Для того чтобы ездить на "Леопарде", нужно хотя бы несколько месяцев учиться этому: надо ведь не просто ехать, но еще и быть в контакте с коллегами, с подразделениями, менять тактику и так далее. Это сложная техника. Мне кажется, это все вопросы будущего.

Моя личная точка зрения – подчеркиваю, что это исключительно мое ощущение, – нас ожидает очень жесткий февраль. Из открытых источников мы видим, что Путин сумел призвать в армию не менее трехсот тысяч "мобиков" и даже их поверхностно обучить. Он назначил руководителем вторжения в Украину Валерия Герасимова. Это означает, что у него в распоряжении еще около двухсот тысяч срочников. Таким образом, в этом феврале против нас будет стоять группировка россиян, которая примерно в три раза больше, чем это было год назад. Да, на этой войне живая сила не является главным фактором. Первый фактор здесь – это артиллерия, второй фактор – бронетехника, и только третий фактор – это живая сила противника. Но, согласитесь, превосходство живой силы в три раза – это много. И волны, которые гонят на убой, по-сталински засыпая трупами каждое небольшое село и поселок, – это серьезнейший вызов.

Я считаю, что сейчас мы должны прекратить дискуссии о том, достаточно ли нам помогает Запад и когда придут эти танки. Мне кажется, сегодня пришло время для максимальной мобилизации армии и тыла. Сегодня артиллерии у нас не в десять раз меньше, как это было весной и летом. И это огромный фактор наших будущих успехов – то, что мы имеем намного больше бронетехники. Я вижу, как появляется масса западной бронетехники там, где она нужна. Это не танки, но это бронированные машины, новая артиллерия, легкие танки. С этим мы входим в февраль, и мы должны выстоять. Только выстояв в феврале, мы, возможно, в марте сможем рассчитывать на украинское контрнаступление, которое приведет к освобождению наших земель. Для того чтобы это случилось, мы просто обязаны сейчас прекратить любые разборки в тылу. Мы должны прекратить любую дискредитацию того или иного сегмента общества и военно-политического руководства. Это даст возможность войскам сосредоточиться на главном, сдержать противника, выстоять, перейти в контрнаступление и освободить нашу землю. Поэтому, честно говоря, танки было бы хорошо увидеть, но давайте быть готовыми к жесточайшему противостоянию в феврале.

Я хочу сказать: война – это не только победная реляция (доклад о ходе и результате военных действий – НВ) Арестовича. Если село стирают с земли, держать эту табличку на карте нет смысла. Солдата, которому негде окопаться, мы подставляем. Таким образом, нам придется где-то отступать. Но главное при этом – удержать боеспособность вооруженных сил, настрой на победу, веру в свое военно-политическое руководство. Тогда весна будет победной.