Журналист-расследователь Денис Ивашин, который уже больше пяти месяцев находится под стражей в Беларуси, написал письмо своей матери. Письма от журналиста доходят с большим опозданием и большим перерывом. В конце июня у Ивашина, обвиняемого во вмешательстве в деятельность сотрудников правоохранительных органов, случился сердечный приступ.
"Мне очень жаль, что я не могу помочь вам по хозяйству, особенно зная, какой объем работы необходимо выполнять почти все время. Ничего, поработаю потом в двойном объеме (если не в тройном :-))", – цитирует письмо журналиста белорусская служба Радио Свобода.
Ивашин – расследователь из Гродно, редактор белорусской службы международного разведывательного сообщества InformNapalm. Он публиковал ряд материалов об участии сотрудников украинского "Беркута" в разгоне белорусских протестов. Его родные уверены, что именно с этим связано его преследование.
Мать Дениса Ивашина, Людмила Ивашина, рассказала Настоящему Времени, что ей известно о здоровье сына и о том, как сотрудники КГБ пытаются получить от него показания.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
О чем белорусский журналист пишет матери из СИЗО
— Расскажите, пожалуйста, когда вы получили это письмо? Я правильно понимаю, что это фактически единственное письмо, которое вы получили с того времени, как задержали [Дениса]?
— Да. Денис написал его 4 августа. Получили мы это письмо в самом конце – два дня назад. То есть письмо шло почти три недели, несмотря на то, что и Денис, и мы в одном городе. Письма задерживают, получаем очень много писем. Каждое письмо очень трогательное, перечитываешь его много раз.
— Что самое главное вы вынесли из его писем?
— Вы зачитали фактически то, что для меня самое важное. Я, кстати, хотела зачитать этот же отрывочек из письма Дениса о том, как он скучает, как он вспоминает наши прогулки после работы, нашу работу, наши обеды, во время которых мы обсуждаем различные темы – кино, искусство и политику. Понимаете, все это так трогательно. Он переживает, его интересуют любые мелочи. Когда адвокат идет к нему, она нам пишет: "Напишите мне домашние новости". И когда этих домашних новостей мало, потому что адвокат ходит часто – практически мы просим каждые три-четыре дня, чтобы владеть информацией, тем более после этого сердечного приступа. Поэтому когда адвокат ему приносит мало новостей, он даже обижается, говорит: "Почему так мало? Я же этим живу". То есть ему важно все, вплоть до того, что его интересует, как наши кошки себя чувствуют.
— А вам известно, какое состояние здоровья у Дениса после перенесенного сердечного приступа? Какую медицинскую помощь ему оказывали в следственном изоляторе или не оказывали?
— Я дважды встречалась с медиками, несколько раз по телефону разговаривала. Вроде какую-то помощь оказывали, но помощь, которая там оказывается, как я понимаю, она далека от помощи, которую оказали бы в той же поликлинике, потому что кроме того, что сделать ЭКГ (электрокардиограмму сердца), они больше ничего не могут. У них нет ни УЗИ, у них нет ничего. Для того, чтобы сделать нормальное обследование, нужны нормальные условия, нормальные специалисты. Что смогли – они сделали. Вся беда в том, что после приступа я писала письмо, ходила на прием. И я добилась, чтобы мне прислали копию кардиограммы, с которой я ходила здесь к нашим врачам и получала консультацию – что и как нужно делать. И врачи настаивают на том, что нужно проводить медицинское обследование.
Когда Денис второй раз почувствовал себя плохо – это было 27 июля, – на следующий день ему снова делали электрокардиограмму. И уже эту кардиограмму они мне отказали [выдать]. Я писала запрос, но они мне отказали. То есть уже почему-то мне ее не дали. Естественно, у меня огромнейшая тревога, потому что если все нормально, почему скрывать?
— Вы в одном из интервью сказали, что Дениса неоднократно водили без адвоката на допросы КГБ, требуя признательных показаний. Вы не знаете, эти допросы после сердечных приступов продолжаются?
— Вы понимаете, эти так называемые беседы без адвокатов, плюс жуткая жара и влажность в помещении – это все спровоцировало этот сердечный приступ. У него начались проблемы с сердцем. И естественно, что во время этих бесед нормальный человек не может не нервничать, когда тебе непонятно что шьют белыми гнилыми нитками. И сейчас бесед нет. Я думаю, повлияло то, что мы не молчим, что мы все рассказываем, что мы все отслеживаем, все прогнозируем и строим свои шаги – что нам дальше делать. Поэтому ситуацию отслеживаем. На данный момент вообще ничего нет. Понимаете, это просто беседы, это никакие не следственные действия. И что бы он там ни говорил, это все равно не влияет ни на что, это незаконно.