Главная героиня фильма "Портрет на фоне гор" фотограф Параска Плытка-Горыцвит, украинская Вивиан Майер, талантливая самоучка, чей фотоархив был обнаружен случайно после ее смерти.
Жители Крыворивни, маленького села в Карпатах, считали странной гуцульскую художницу, сказочницу и писательницу. Вернувшись на родину после девяти лет ГУЛАГА, Параска не покидала родную деревню до самой смерти. Прожив 45 лет в одиночестве, она посвятила свою жизнь творчеству. Круг ее интересов был бесконечен: живопись, этнография, литература, философия, фотография. Ее волновали космос и философия Ганди, поэзия и Христос.
Режиссер фильма Максим Руденко отправился в украинские Карпаты по следам Параджанова и местам съемок фильма "Тени забытых предков", а нашел коробку с тысячами негативов Параски. В своем фильме он погружает зрителя в волшебный мир фотографа и ее односельчан, в атмосферу безвременья и сна.
Мы поговорили с Максимом Руденко о том, как создавалась картина и для кого.
Фильм "Портрет на фоне гор" доступен на сайте до 2 ноября.
— Это правда, что сначала вы поехали в Карпаты, потому что там снимал Параджанов "Тени забытых предков"?
— Верно. Параджанов стоит за этой историей, как бетонная плита. Когда учился во ВГИКе, нам показывали "Тени забытых предков" на пленке. Там была только одна старая советская копия на украинском языке. Это вообще парадокс. Тогда как раз только начались эти события с войной. Это было очень болезненно. И когда я увидел, я был поражен. И когда потом моя подруга Инга Леви, которая уже до этого была в Крыворивне, предложила мне поехать в Карпаты, я сначала отказался, потому что не люблю сельскую местность, она переубедила меня, сказав, что там снимал Параджанов.
Мы приехали туда, попали в музей Параджанова, на места съемок, и потом случайно Инга рассказала мне про художницу. И, когда я начал в ее импровизированном доме-музее листать альбомы, я понял, что она очень много снимала, но не все печатала. Может быть, только сотую часть. Она экономила на каждой копеечке, фотографии были очень маленькие. Половина формата 10x15. Я понял, что она печатала очень малую часть и остальное где-то хранится на пленке. Мы начали искать.
Я тогда обсуждал с Ингой, что, наверное, там можно и Параджанова найти, потому что это происходило в те же годы. И мы решили найти там Параджанова. Мы собрали по крупицам ее архив, что-то под кроватью в мусоре, что-то на руках. Так как пленки были в жутком состоянии, нам понадобился год, чтобы все отсканировать. Некоторые фрагменты пришлось даже отправить в Польшу, потому что в Украине не было подходящего сканера. Но, когда мы все отсканировали, Параджанова мы не нашли. Но зато мы нашли другое… Ее собственный фантастический мир, состоящий из лиц людей, в каком-то экзистенциальном состоянии. По словам Инги, это фаюмский портрет в фотографии [погребальный портрет в римском Египте I-III века]. Эти лица нас заворожили. Больше всего меня поразила фотография гуцула с книгой на заборе. Парадоксальный кадр. Я хотел найти соседний кадр, но не нашел. Какие-то кадры меня заманили в этот архив, и я начал работать.
— И вы сразу стали снимать?
— Сначала был архив, и мы делали небольшие фотовыставки. Далее я получил деньги от Государственного агентства Украины по вопросам кино на съемки, а потом уже благодаря фильму я получил деньги от Украинского культурного фонда на масштабную выставку Параски Плытки-Горыцвит в Мыстецком арсенале в Киеве, где мы показали не только фотографии, но также предметы ее быта и с помощью технологии VR (виртуальная реальность) воспроизвели ее дом.
— Когда вы поняли, что она большой автор, настоящая художница?
— Я это осознал, когда просмотрел весь архив. Он такой огромный, чтобы его весь посмотреть, нужно три дня. Потом, когда я начал изучать ее книги, она написала больше пятиста книг, которые она переплетала сама, я понял, какое колоссальное количество артефактов от нее осталось. Этим она очень похожа на Параджанова, кстати. Когда мы поняли, что из ее маленького дома мы вынесли экспонатов на 4 тысячи квадратных метра [Мыстецкий арсенал], мы получили подтверждение, что мы работаем не с какой-то бабушкой-любительницей, а с большим автором.
— В фильме мы видим целый год из жизни ее родной деревни, весь цикл, смену времен года. Видим постаревшие лица героев ее фотографий, их пронзительные реакции на найденные снимки, которые вы им показываете. Вы начали с этого? Поехали искать героев этих фотографий?
— Я делал фильм три года. Первый год я изучал материал. Приезжал с фотографиями, показывал их, записывал аудио. Искал людей, которые знали и помнили Параску. Потом я получил деньги и начал съемки. Мы год снимали и полгода монтировали. Я очень долго не мог найти монтажера, потому что была очень сложная работа смонтировать фильм, в котором множество фотографий. . Все отказывались, говорили, что это вообще не кино. Но потом я нашел прекрасного монтажера Петра Цымбала. И для меня было важно – посвятить фильм моему учителю по монтажу Эдуарду Иочу, который читал во ВГИКе курс по эстетике монтажа. Его видение на меня очень повлияло. Я понял, что фильмы делаются во время монтажа. Более того, монтаж может трансформировать сюжет.
— Такой подход похож на Пелешяна и его дистанционный монтаж.
— Правильно. Я как раз и показывал своему монтажеру фильмы Пелешяна и рассказывал про дистанционную структуру организации монтажа, когда в одном месте фильма может появится один аудиовизуальный образ, потом он может процитироваться дальше. Мы работали с этим, и поэтому монтаж был очень сложный. Фильм перемонтировался много раз. Может быть, поэтому у него очень странная фестивальная судьба. Он не вписывается в основные категории. Его берут в шорт-листы, а потом не понимают, как, в какой программе его показывать.
Я не хотел включать закадровый голос, как, например, в фильме “В поисках Вивиан Майер”, потому что это такой коммерческий подход. Я считаю, что не нужно кино продавать. Кино – это предмет искусства, он должен работать для другого. Мой фильм – контркоммерческий. Мы его делали в первую очередь, чтобы он нам самим нравился, ориентируясь на таких мастеров, как Пелешян и Параджанов.
— Как происходил процесс работы над фильмом? Как на первый план вышел герой – тренер по прыжкам с трамплинов?
— Мы сначала идентифицировали людей, потом начали искать связки с сегодняшним днем, начали искать мосты времени. Тренер по прыжкам на лыжах с трамплина Васыль – маленький мальчик с фотографий Параски. Она на него очень сильно повлияла. Так появилась история с полетами. Так как после возращения из лагерей она не смогла устроиться на нормальную работу, она жила в своем мире, в своем полете. А еще она увлекалась космосом. Таким образом я вышел на образ прыгунов с трамплина.
— Интересно, что тема космоса проявляется также в звуковом оформлении. В фильме звучит космическая музыка! Расскажите, как происходила работа над саундтреком? Где вы нашли композитора Святослава Лунева?
— Когда-то давно я попал на выставку "Тени забытых предков", там же, в Мыстецком арсенале Киева, и там в залах музея я услышал музыку, которая была созвучна с духом этих мест, природы этого края, и записал имя композитора. Потом, когда мы начали работать над фильмом, я предложил ему написать музыку к фильму, показав несколько кадров Параски, и он согласился. Я ему дал несколько тем: тема любви, похорон, полета. И он очень хорошо прочувствовал все. Я считаю, что мне очень повезло. И с монтажером, и с композитором.
— По поводу похорон и смерти. Интересно, что c момента своего появления фотография была тесно связана с темой смерти. Распространение фотографии хронологически совпало с эволюцией отношения к смерти, нарушением ее сакральных позиций. Фотографы изображали живых как умерших, известен феномен post mortem фотографии в конце ХIХ века. С самого начала фотография ощущала потусторонний характер собственной природы. В фотографиях Параски есть это потустороннее, метафизическое, какая-то дистанция реального и изображенного.
— Да, фаюмские портреты. Это наше кодовое слово.
— Более того, в фильме появляются фотографии похорон, совершенно магические. Хотя в те годы, как мне кажется, это уже было табуированной темой. По крайней мере, в городе, потому что люди умирали в специальных учреждениях. Вы в своем кино "оживляете" снимки Параски, в том числе и похоронные. Были ли у вас проблемы во время съемок? Как реагировали родственники умершего?
— Помните в фильме "Тени забытых предков" сцену с гробом? У гуцулов совсем другое отношение к смерти. Когда человек умирает, они вокруг него начинают играть. Сейчас такого, правда, уже нет. Но все равно, другая традиция, ни как на равнине, в горах – другая жизнь. Поэтому фильм и называется "Портрет на фоне гор". Горы меняют отношение к жизни. Здесь есть такая традиция до сих пор – фотографировать похороны. Говорят, чтобы показывать правнукам.
Так как я находился там в течение трех лет, то местные жители мне уже доверяли, и позволили снимать похороны. Я спросил разрешение у мужа усопшей и священника, они были не против. В городе смерть – это очень трагическое событие, в горах это часть жизни. К смерти относятся с уважением, но она не такая душераздирающая, как в городе.
— В фильме есть сцена, как мне кажется, ключевая, где герой говорит о гуцулах, что они здесь остались, как камни на дне моря. Еще он добавляет, что, если бы камень мог говорить, он бы смог очень много рассказать. В его словах есть какое-то разочарование, он говорит о генетической памяти и о связи поколений. Как вы думаете, эта связь по-прежнему существует там в горах? Передаются традиции молодежи?
— В сердце Карпат, где я сейчас и нахожусь, традиции сильны, архаизм до сих пор присутствует. В этом фильме есть одна очень важная вещь – христианство, а точнее христианский тезис, что у Бога нет времени, то есть будущее, настоящее и прошлое происходит одновременно. Если говорить о структуре этой местности, то прошлое в виде этих гор, как отложение океана, который был на их месте, есть и сейчас. Мы этого не можем понять. А они, местные, как очень верующие христиане, могут. Они очень верующие люди, и веруют, потому что у них там большой процент случайностей, как в фильме Параджанова, просто может деревом убить человека. Им нужно постоянно верить, что высшие силы их спасут.
— А что вы сейчас там делаете? Вас, как Параску, не отпускает это место.
— Я снимаю фильм "Высота" про Васыля, тренера по прыжкам с трамплина. Уже два года в разработке.
— В этой картине вы тоже выступаете как режиссер и как оператор?
— Да, это тяжело. Но такому подходу меня научила мой первый мастер Марина Александровна Разбежкина, за что я ей очень благодарен. Я считаю, что в документальном кино режиссер должен держать камеру в руках. Потому что ни на кого нельзя надеяться, ты сам формируешь свой взгляд и решаешь, что должно войти в кадр.