"В этом городе все ждут смерти". В Украине выходит в свет документальная трилогия о событиях в Мариуполе

"На седьмой день войны мы по-прежнему делали вид, что ее не существует. У всех были одинаковые глаза – растерянные и испуганные. Мы не понимали, почему все вокруг так страшно, что мы сделали не так", – это слова из дневника мариупольской журналистки Надежды Сухоруковой, который стал связующим мотивом в фильме Макса Литвинова "Мариуполь. Неутраченная надежда".

Сухорукова – одна из шестерых героинь и героев, проживших по несколько недель в осажденном городе. Переводчица и волонтерка Ксения Каян потеряла сына при обстреле: он погиб у нее на глазах. Юлия Кнюпа родила под бомбежками – к счастью, и она, и ее ребенок выжили.

Муж Надежды, Виктор, прошел российский плен и фильтрацию. Оператор местного телеканала Борис Яковенко видел собственными глазами последствия авиаудара по роддому. Мариупольский художник Даниил Немировский, у которого в городе погибли бабушка и дедушка, вспоминает: "Люди сходили с ума, кончали самоубийством".

Монологи-интервью персонажей вносят все новые и новые детали в картину уничтожения города. В то же время дневник Надежды Сухоруковой начитан за кадром, и каждая такая цитата иллюстрируется на экране художницей Юлией Трофименко, которая сначала рисует Мариуполь маслом на холсте, а затем поверх мирного пейзажа накладывает слой за слоем цвета и образы войны: пожары, черный дым, руины.

"Я уверена, что скоро умру. В этом городе все ждут смерти", – пишет Сухорукова. Но все-таки ей и остальным свидетелям удалось выжить и рассказать миру о том, что произошло. В этом и есть искра надежды, упомянутой в названии фильма.

Украинский режиссер Макс Литвинов с 2006 года снимает документалистику, сериалы, телешоу, музыкальные клипы. В его фильмографии последних лет преимущественно жанровые работы.

Разговор шел на украинском языке.

– Максим, после выхода вашего последнего неигрового фильма минуло более 15 лет. Почему вы решили вернуться в документальное кино?

– Это был первый месяц после начала войны, и когда шок первых дней прошел – захотелось что-то сделать. Команду собрали довольно быстро, все взялись за работу с большим желанием. Все были готовы работать бесплатно – только бы быть полезными.

– Кто выдвинул идею фильма?

– Тала Пристаецкая. Мы с ней много работали еще на телевидении. Она обычно писала сценарий и руководила проектом, а я был режиссером. Так произошло и здесь. Этот замысел появился у нее после того, как она прочитала дневники Надежды Сухоруковой.

На самом деле начинались они как посты в фейсбуке: Надежда писала людям, которые ее знали, о том, что она пережила и что с ней все в порядке. Она пыталась удержать в памяти все, что происходило в осажденном городе. В определенный момент эти записи стали очень известными. И даже сыграли определенную историческую роль.

– Каким образом?

– На международном саммите министров иностранных дел представитель Литвы Габриэлюс Ландсбергис зачитал фрагмент дневника вместо своей речи, и это, с большой долей вероятности, послужило одним из решающих факторов усиления поддержки Украины в Европе. Так что нам показалось очень логичным положить в основу фильма эти записи. Мы решили найти Надежду, и нам повезло: она была в Украине.

– А как вы вышли на остальных героинь и героев?

– Нам хотелось найти кого-то из свидетелей трагедии в роддоме, и так появилась Юлия. Ксения нашла нас сама: искала журналистов, чтобы рассказать о гибели своего сына Богдана. Она была очень пассионарной, горела тем, чтобы мир узнал о том, что творилось в Мариуполе. Вот на этих трех женщинах – одна утратила своего сына, у другой все более-менее хорошо, третья родила ребенка в этом аду – и строится наша история.

– Интересный прием – иллюстрировать дневники Сухоруковой рисованием картины. Как вы это придумали?

– Я долго обдумывал художественное решение фильма. Ведь сцены уничтожения Мариуполя уже все видели в новостях. Кроме того, я хотел, чтобы фильм увидела как можно более широкая аудитория, а любые кадры с погибшими автоматически повышают возрастной рейтинг. Большего эмоционального эффекта можно достичь, если трагедия происходит не в кадре, а в голове у зрителя. Потому и появилась идея с картиной и затем с картиной на картине. Сначала мы рисуем мирный город, а потом поверх него то, как война этот город разрушает.

Кстати, Олеся Трофименко хотела сначала отказаться: "Я тут бурячки копаю, а мне из Франции звонят и говорят: "Не хотите оформить показ новой коллекции Кристиана Диора?" Я ей предложил: "Олеся, давай все-таки поработаем". Забрал ее прямо с огорода на даче. Мы приехали в студию, там она жила несколько дней, писала этот холст. А потом я ей помог как можно быстрее выбраться из страны и поехать оформлять показ Dior. Вот такой феноменальный маршрут: с огорода через нашу студию в Париж.

– В финале вы в обратном показе как будто восстанавливаете город на холсте: Олеся кистями словно стирает разрушения.

– Да, но это иллюзия. Если вы обратите внимание, в последнем кадре война все-таки возвращается. Вы не можете развернуть время вспять. К сожалению, война все равно остается.

– А в чем тогда надежда?

– Все наши герои выжили, потому что боролись, хотя и не брали в руки оружие. Были готовы, не теряя надежду, что-то делать, спасать себя, своих родных. И делался этот фильм, конечно, в основном для западного зрителя. Потому что там не так себе представляют войну. И вот через экран она приходит к ним, и это страшно. Вообще про трагедию в Мариуполе сказано много, но она продолжается, потому что город оккупирован. Об этом надо постоянно напоминать.

– Что вам наиболее запомнилось в процессе съемок?

– Меня поразила банальность зла. Когда люди творят страшные вещи, даже не имея никакой цели или убеждений. Я понимаю, хотя и не поддерживаю, идейных рашистов – у них убеждения о высшей русской нации, о том, что украинцев надо уничтожить. Такие расисты-радикалы существуют в каждом обществе, где-то массово, где-то маргинально.

Но как простой россиянин, откуда-нибудь из Воронежа, берет оружие и становится насильником и убийцей? Война превращает обычных, банальных вроде бы людей в садистов. И ведь никаких особых убеждений у них нет. Им просто пофиг. Вот это страшно, вот это стало открытием.

– Вы работаете еще над двумя фильмами про Мариуполь. Они образуют нечто вроде трилогии?

– Второй фильм рассказывает до конца историю Ксении. В первой части она не завершена, потому что во время обстрела пострадали еще и ее сестра, мама, племянница. Хотелось узнать, что дальше произошло с ними и с Ксенией. Нашла ли она покой и продолжается ли война для нее.

А третий фильм – про оккупацию. О людях, которые там остались уже после того, как город был захвачен русскими, как сложилась их жизнь. Хочу развеять российскую пропаганду и рассказать правду о том, что происходит в Мариуполе прямо сейчас.