Маша Новикова – голландский режиссер российского происхождения. Начиная с 2000 года она активно работала в Чечне, участвовала в документальных проектах Лео де Бура "Поезд в Грозный" (2000) и Йоса де Пюттера "Танцуй, Грозный, танцуй" (2002). Она также сняла фильмы об убийстве журналистки Анны Политковской "Анна Политковская: семь лет на линии фронта" (2008) и "В священном огне революции", посвященный неудачной попытке шахматного чемпиона Гарри Каспарова принять участие в выборах президента России.
Лента Новиковой "Даймохк" (2019) рассказывает о знаменитом детском ансамбле народного танца из Чечни, созданном Рамзаном и Айзой Ахмадовыми. Их дочь Аминат, солистка ансамбля, стала третьей женой Рамзана Кадырова. "В Чечне каждый знает, что Аминат – третья жена Кадырова. А когда я это проговорила в закадровом тексте, оказалось, что об этом нельзя было говорить", – рассказывает режиссер. Фильм не был показан в России из соображений безопасности героев, но участвовал в конкурсе Artdocfest/Riga и Hot Docs в Канаде.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: Еще один фильм о Чечне снят с показа на "Артдокфесте". Картине не дали прокатное удостоверение"Адвокаты" – это многосерийный сериал, снятый Машей Новиковой для Настоящего Времени. Режиссер путешествует с российскими адвокатами-правозащитниками по всей России: от Сочи до Комсомольска-на-Амуре, от Казани до Канска и Ингушетии. Через самые резонансные уголовные процессы, среди который дело Юлии Цветковой, "дело Minecraft" и "ингушское дело", Новикова рассказывает современную историю России.
Герои сериала – Павел Чиков, Владимир Васин, Каринна Москаленко, Александр Пиховкин, Ирина Хрунова, Михаил Беньяш – это практически одинокие воины в борьбе за права человека в России. "Россию спасать поздно, надо остальных спасать от России", – говорит адвокат "Агоры" Александр Попков. Именно этим спасением герои сериалы занимаются, несмотря ни на что.
Мы поговорили с режиссером о работе над картиной и о том, как изменилась работа адвокатов после 24 февраля.
– Как родилась идея проекта?
– Два года назад мы встретились с сочинским адвокатом Александром Попковым на форуме в Варшаве, он работал с правозащитной группой "Агора". Мне показалось важным и интересным показать то, чем они занимаются. Потому что мало кто знает, в чем заключается работа правозащитного адвоката и как это было тяжело в последние годы в России.
Каринну Москаленко (героиню третьей серии сериала, "Цвет и совесть", – НВ) я знала уже давно, потому что снимала кино про протестное движение 2006-2008 годов. Она была адвокатом Гарри Каспарова, про которого я тоже снимала кино. Она очень большое произвела на меня впечатление, мне захотелось к ней вернуться. И потом, чем больше я знакомилась с другими адвокатами, тем больше уважения и интереса они у меня вызывали.
– А почему вы решили делать сериал, а не фильм?
Проблема в том, что часто адвокат в России ассоциируется с тем делом, что он защищает
– Дело в том, что когда мы начинали, был COVID и я не могла приехать в Россию. Я попросила всех героев сделать небольшие видеоинтервью на телефоны, и мы из этого смонтировали трейлеры. Мы сначала хотели сделать фильм, но потом поняли, что материала много, можно снимать его годами, и решили сделать сериал.
Сейчас, после 24-го числа, у них появилась другая работа – защищать тех, кто протестовал против войны, на них постоянно заводятся дела, даже если люди с пустым листом бумаги стоят. Кроме того, заводится много дел на военных, которые не соглашаются ехать в Украину. Таких дел становится очень много по всей стране. А потом еще и самих адвокатов преследуют.
Наверное, государству было бы лучше, если бы адвокатов вообще не было
Проблема в том, что часто адвокат в России ассоциируется с тем делом, что он защищает. Хотя если обычный адвокат защищает убийцу, то его не считают убийцей, а если он защищает какого-то оппозиционера, правозащитника, или, как сейчас считается, чуть ли не врага народа, то его тоже считают врагом народа и оппозиционером. Правозащитники – люди честные, поэтому они становятся нежелательными. Наверное, государству было бы лучше, если бы адвокатов вообще не было.
– Ваш герой, Александр Попков как раз и прогнозировал такое будущее, новый ГУЛАГ, запрет адвокатской деятельности.
– Да, это плохой сценарий, как в сталинское время, все будет "тройка" решать. Но все-таки есть надежда, что разум должен победить в конце концов.
– Как проходила работа над проектом, вы снимали истории параллельно друг с другом?
– Здесь дело обстоит так. С одной стороны, все судебные процессы длятся годами, они очень затягиваются, по непонятным причинам постоянно откладываются. С другой стороны, все время возникают какие-то новые дела, которые отражают ситуацию сегодняшнего дня более полно. Поэтому мы снимали сразу много историй параллельно.
– Возникали ли у вас какие-то проблемы во время съемок? Сложно ли было получить разрешения на съемки в судах?
– Если мы снимали человека на улице или дома, кроме его собственного разрешения, другого и не надо. Если мы снимаем с клиентом адвоката, то у нас договоренность с клиентом. Кто-то не хотел, кто-то соглашался. Многие думали, что это может как-то помочь. А в судах все было очень сложно. Потому что, во-первых, был COVID. Когда его отменяли для каких-то государственных празднеств, то в судах его, конечно, не отменяли. Или было так, мы аккредитовались на какой-то суд, нас пускали, но говорили, что нельзя писать звук и снимать. Так что это было бессмысленно.
Дело в том, что работа адвоката, может, только на 20% состоит из судов. Основное время занимает работа с бумагами – безумное количество томов, бывает по 100-200 томов дел, которые они должны изучить, переработать, обсудить со своими клиентами. С точки зрения кинозрелищности это довольно скучная работа. Они сидят везде: дома, в поезде, в самолете и изучают эти бумаги. Пытаются найти какие-то зацепки, чтобы помочь своим подзащитным.
Непонятно вообще, зачем нужен суд, если заранее решено, что люди будут сидеть
А заседания в зале суда минимальны в жизни адвоката. А в нашем проекте еще более минимальны, потому что нам почти не разрешали там снимать. Весь этот бумажный труд адвокатов, все их доводы, все это выкидывается в помойку, как сказала адвокат Ирина Хрунова. Все равно всем дают безумные сроки. Непонятно вообще, зачем нужен суд, если заранее решено, что люди будут сидеть. Давно идет постепенный спуск в это бесправие, как говорил Павел Чиков.
– Он говорил, что это происходит давно и медленно, но сейчас темп увеличился, начиная с 24-го числа все меняется с безумной скоростью.
Вся пропаганда, ненависть из телевизора закономерно привела к войне
– На самом деле все длится с 2022 года, мы к этому шли постепенно. Весь 2021 год происходили сплошные закрытия и ликвидации всяких общественных организаций, потом это объявление "иностранных агентов" по пятницам. Конечно, когда это происходило, никто не ожидал, что все закончится таким полномасштабным военным действием, но в принципе вся пропаганда, ненависть из телевизора закономерно привела к войне.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "В стране, где нет исторической памяти, с людьми можно делать все что угодно". Тамара Эйдельман и Иван Павлов – о ликвидации "Мемориала"– Как изменилась работа ваших героев после войны? Ведь Россия была исключена из Совета Европы и перестала быть членом Европейской конвенции о правах человека.
– Сейчас у них у всех еще больше подзащитных, конечно. А по поводу ЕСПЧ, один наш герой, адвокат Беньяш, в фильме очень критично еще тогда говорил, что это только иллюзия правосудия, которого у нас нет. Он утверждал: "Судебная система нужна здесь и сейчас". Надо добиваться того, чтобы в стране не было такого дикого изобилия дел, которые передаются в Страсбург.
Там уже все стонали от России, потому что все задержанные на митингах, какие-то мелкие дела попадали к ним, потому что на них никак не реагировали в России. Адвокаты подавали в Европейский суд и, конечно, многие дела выигрывали, даже выплачивали компенсации, но это всегда длилось годами. С одной стороны, конечно, ужасно, если и этого не будет. Но с другой стороны, все понимали, что это когда-то закончится.
– Как вы думаете, откуда ваши герои находят силы продолжать работать в этой абсурдной системе?
Есть люди, которые так воспитаны семьей, которые восприимчивы к боли других, они не могут оставить тех, кто на них рассчитывает
– Наверное, есть люди, которые так воспитаны семьей, которые восприимчивы к боли других, они не могут оставить тех, кто на них рассчитывает. Сейчас очень многие задались вопросом: "Если мы уедем, кто будет помогать всем этим людям". У них повышенное понятие совести и чести. Скорее сейчас возникает вопрос, откуда другие люди появились в таком количестве. Неожиданно оказалось, что существует много людей, которые безразличны к боли, к смерти и к убийствам.
– Вы живете постоянно в Голландии. Как вы думаете, будет ли у вас возможность дальше приезжать работать в России?
–Знаете, я в 2000 году снимала в первый раз войну в Чечне, и мне тогда казалось, что у меня никогда не будет возможности снимать. Когда Анну Политковскую убили, я снимала про нее. Когда Каспаров с единомышленниками пытался изменить что-то в государстве, я думала, что все как-то изменится. Не знаю сейчас.
Но меня всегда питает встреча с людьми, которые борются. Я после встречи с ними начинаю любить и уважать свою родину. Поэтому я о них и снимаю кино. Сейчас у многих россиян, которые живут не в России, есть чувство стыда или боли за свой народ и страну. А у меня благодаря знакомству с этими людьми есть уважение, и оно растет. Я не просто от них беру что-то, снимая кино, а они мне помогают жить.
– Вы как человек, который своими глазами видел Чеченскую войну, видите какое-то сходство с тем, что сейчас происходит в Украине?
Я считаю, что любой солдат, который вступил на чужую землю, – преступник
– Все войны похожи друг на друга. Все разрушенные города похожи друг на друга. Все люди, пережившие войну, травмированы. Я попала в Чечню случайно и незапланированно. Это перевернуло мою жизнь. Эта жестокость и несправедливость, уничтожение людей, дорог, домов повторяется. Я считаю, что любой солдат, который вступил на чужую землю, – преступник. У меня нет никого для них оправдания. Хотя я очень много снимала о них и много общалась с матерями, которые потеряли там детей. Естественно, я им сочувствую, но оправдания этому нет.