Руководитель крупнейшей в Латвии благотворительной организации Ziedot.lv Рута Диманта – о причинах, которые побуждают жителей Латвии жертвовать деньги, об интеграцию украинских беженцев в латвийское общество и усталость от войны.
– Что такое ziedot.lv? Это огромная платформа, где люди жертвуют деньги, например, на операции детям, беженцам из Украины. И даже на демонтаж памятника советским воинам собирали на этой платформе. Начнем с помощи Украине. Люди пожертвовали деньги – 103 дрона латвийского производства уехали в Украину. Также собирали на компьютеры школьникам из Черниговской области. Отправили почти семь сотен. На что собираете сейчас?
– Мы – самая крупная благотворительная организация, где встречаются те, кто хотят жертвовать и кому нужна помощь. 24 февраля 2022 года мы проснулись в кошмаре, который уму непостижим, и начали собирать на помощь Украине. За это время собрано больше €20 млн на самые разные вещи, начиная с продуктов и памперсов и заканчивая огромными цистернами с топливом. Самое актуальное сейчас – это помочь украинской армии.
Как гражданская организация, к сожалению, оружие на пожертвования мы купить не можем, но дроны-камикадзе, те же самые "Шершни", которые жалят очень больно – это можем. Есть международная коалиция дронов, которую возглавляет Латвия, а есть общественная, где каждый может пожертвовать один евро, пять, десять, сто, тысячу. На эти деньги мы покупаем у латвийских производителей дроны.
Нам нельзя просто сидеть и наблюдать, когда рядом идет безжалостная война. Жестокая, бессмысленная
У нас больше 20 инициатив для поддержки Украины, каждый может выбрать то, что для него важнее – помочь армии, школьникам или пожертвовать на медицинские нужды, например, на аптечки на поле боя. На мой взгляд, нам нельзя просто сидеть и наблюдать, когда рядом идет безжалостная война. Жестокая, бессмысленная. Надо что-то делать. И если уж мы не можем повлиять на большую политику и остановить эту войну, то можем встать на правильную сторону и помочь. Это так просто – помочь деньгами.
– 103 дрона, которые произведены в Латвии, уже уехали в Украину, и сейчас готовится новая партия?
– В следующем месяце будем отправлять. Примерно столько же – еще сто дронов. Не только "Шершни", есть и "Лачплесис", и другие – те, что доступны на рынке. С одной стороны, мы помогаем украинской армии, с другой стороны, развиваем свою боеспособность (это важно для каждой страны, которая граничит с Россией), свою военную промышленность и готовность гражданского общества помогать. Кто не может идти воевать, жертвует деньги.
– Армии люди жертвую больше, чем людям? Например, мы следим за историей одной семьи. Серхий и Кристина. Они потеряли дочь, когда бежали из Мариуполя. Сейчас собирают деньги им на протезы. Но, как мы посмотрели сегодня, собрали лишь половину от €150 тысяч.
– Сначала надо выиграть войну, поэтому люди более активно жертвуют на военные нужды, чтобы остановить Россию. С гуманитарными нуждами немного труднее. Когда началось полномасштабное вторжение, мы опасались, будут ли теперь вообще жертвовать на что-то еще, кроме украинской армии? Но люди жертвуют. Украинским беженцам, которые приехали в Латвию, мы передали помощь – два с половиной миллиона евро. Оплачиваем зубных врачей, медицинские расходы. В случае Серхия и Кристины это огромная сумма – 150 тысяч евро, и она, наверное, пугает. Но половину мы уже собрали и продолжаем собирать, мы не испугались.
– Как у них дела?
Ребенка не вернешь, и это ужасно
– У них до сих пор очень тяжелая ситуация. Это невозможно представить, когда твоего ребенка убивают у тебя на глазах, в мирное время, оружием чужого государства. У семьи тяжелые эмоциональные проблемы, и со здоровьем тоже. Пока не соберем всю сумму на протезы – у Кристины нет ног – помогаем с медикаментами. Каждую неделю на связи. Но ясно, что ребенка не вернешь, и это ужасно.
– Два года уже идет война в Украине. Вы чувствуете, что общество устало? Что об этом говорят другие благотворительные организации? Люди меньше жертвуют?
Поддержка сократилась, и это понятно. Когда не видишь конца этой войне, это утомляет
– Война, к сожалению, стала нашей новой нормой жизни. Это уже не нечто из ряда вон выходящее, она идет третий год. Пожертвования сокращаются. То есть регулярные пожертвования есть, жители и предприятия продолжают помогать, но меньшими суммами. Поддержка сократилась, и это понятно. Когда не видишь конца этой войне, это утомляет. Это психология. Человек привыкает, и начинаются другие новые проблемы. Я, как простой житель, жду, когда все решится на международном уровне.
– В одном из интервью вы высказали опасения, что некоторые украинские беженцы интегрируются в Латвии на базе русского языка. Почему вам это кажется недопустимым?
Если интеграция происходит на базе русского языка, украинцы, приехавшие в Латвию, не смотрят новости на латышском
– Мы действительно проводили исследование, на каком языке дети учатся в школе и на каком языке общаются со сверстниками. Были опрошены 1,7 тыс. семей украинских беженцев. Выяснилось, что если интеграция происходит на базе русского языка, украинцы, приехавшие в Латвию, не смотрят новости на латышском языке, а продолжают жить или в украинском информационном пространстве или, не дай бог, в российском. Поскольку часть латвийских жителей до сих пор живет в российском информационном пространстве, очень важно, чтобы тех, кто приехал, мы вырвали из этого пространства. Не хотим, чтобы они присоединились к той части латвийского общества, которая считает: то, что говорит Россия – это правда. Меня это волнует.
Плюс если эти люди останутся в Латвии после окончания войны, особенно дети, которые говорят со сверстниками по-русски, им надо будет здесь работать, получать высшее образование. Для них очень важно, чтобы они были конкурентоспособными, знали латышский язык. Две важные вещи: информационное пространство и будущее.
Исследование показало: 17% тех, кто приехал, хотят остаться в Латвии. И хорошая новость: они учат латышский язык больше, чем те, кто планируют вернуться домой после победы Украины. Есть еще третья вещь: молодое поколение латышей не знает русского языка. На этой базе мы не можем строить интеграцию в общество.
– Но как этого достичь? И как вырвать?
– Это обязанность каждого из нас – помочь украинцам разговаривать по-латышски. Общение происходит на основе того языка, который знают обе стороны. Мое поколение – старшее – знает русский. На английском, к сожалению, очень немногие могут общаться. В итоге нас объединяет язык агрессора. Нам рассказывали беженцы, как им эмоционально тяжело рассказывать на русском языке, что они пережили. Конечно, для тех, кто из восточной Украины, русский родной, и это нормально, что дома они говорят на нем. Но в публичном пространстве хотелось бы [это изменить]. Это ответственность каждого из нас.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Русский язык – это бонус, но не обязанность". Как в Латвии помогают пациентам, которые не знают латышский– В нашем обществе сложилась такая противоречивая ситуация: общество поддерживает Украину, но есть предприниматели, которые до сих пор работают с Россией. В одном из интервью вы высказались, что политики должны это изменить.
– Это задача нашего правительства и парламента: создать такой экономический режим, чтобы нашим предпринимателям не было выгодно сотрудничать с Россией и Беларусью. Мы не можем ждать, что представители бизнеса с русскими корнями, из русскоязычного нацменьшинства сами это прекратят. Бизнес есть бизнес. И если не запретить, то ввести высокие тарифы на экспорт, чтобы это перестало быть выгодно.
У нас есть железная дорога, и единственное направление, куда идут рельсы, – в Россию
Это лицемерно: с одной стороны помогать Украине, отправлять деньги, а с другой – вести торговлю с агрессором, помогать его экономике и благосостоянию. Мы пилим сук, на котором сидим. Укрепляем государство, которое в будущем может угрожать нам самим. У нас есть железная дорога, и единственное направление, куда идут рельсы, – в Россию. Решение должно быть на уровне правительства, как все это прекратить или сделать экономически невыгодным.
– Политики вас слышат?
– Очень медленно. Очень. Понятно, что политики смотрят на это как на доходы бюджета. И если их сократить, появится дыра в бюджете. Но вопрос, что важнее: дыра в бюджете или жизнь человека? В Украине каждый день какой-то ребенок становится сиротой. Говорить, что у нас будут меньше доходы, и не смотреть, что находится на другой чаше весов, – неэтично. Я бы хотела, чтобы мы активнее контролировали соблюдение санкций, иначе в них нет смысла. И сделали бы этот бизнес невыгодным.
– Демонтаж памятника советским воинам. Напомните, сколько пожертвовали?
– Больше €240 тысяч. Это был такой символ, как мы его называли, "оккубелиск", прославляющий советскую власть, как красная тряпка, которую некоторые политические партии девятого мая использовали для пропаганды. И для нас, как основной нации, это было неприемлемо. Долгие годы шла дискуссия о том, чтобы этот "памятник победы" пропал. То, что мы дали жителям, – это возможность добавить свои пять, десять, сто евро на снос. Каждый ведь не может подойти с молоточком, чтобы памятник рухнул. Политикам также было важно видеть, что общество это поддерживает. Пожертвования мы потом передали Рижской думе и на них оплатили вывоз строительного мусора. И это тоже было очень символично – этот символ мы вывозили как строительный мусор. У символов, действительно, огромное значение. Не просто так у государств есть флаги, гимны и памятники. Символы формируют сознание и представление о происходящем. Мне кажется, это было правильное решение – снести.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: Не вандализм, а деколонизация: политолог о том, почему к сносу памятников нужно относиться спокойно– Был также хакерский взлом, утечка данных. Мы заметили, что на телеграмм-канале "Антифашисты Прибалтики" публиковали эти данные. Как вам кажется, почему они так делали?
Реальная гибридная война, которая происходит в Латвии, Эстонии, Литве
– Это была утечка не сенситивных, а публичных данных, которые доступны на домашней страничке. Да, мы столкнулись с очень массированной хакерской атакой, когда домашняя страница была парализована, сервер пришлось перенести в другую страну. Это реальная гибридная война, которая происходит здесь, в Латвии, Эстонии, Литве. Это война, которую мы не воспринимаем как войну, ведь мы не чувствуем ран, не видим ракет, но она происходит. Мы также получаем персональные угрозы по телефону и по электронной почте. В такие моменты понимаешь, что все делаешь правильно, если твой противник "бесится" и атакует. Ведь хакерская атака – один из способов нападения.
– Обращались в полицию?
– Конечно. Держим связь со службами безопасности. Все эти случаи расследуются. Я считаю, что нельзя скрываться за анонимностью и кому-то угрожать, это трусость. Точно такая же трусость, как сбрасывать авиабомбы на школы и больницы в Украине.
– Что-то изменилось после тех нападений в вашей системе безопасности?
– Конечно, мы еще раз оценили нашу систему безопасности. На нас и раньше нападали, но тогда это были больше бытовые причины, у нас был разработан протокол действий. Такую атаку мы пережили впервые, консультировались с разными специалистами. Сейчас у нас высокий уровень безопасности. Как я говорю: ни денег, ни данных на сайте мы не храним. Некоторым ошибочно кажется, когда они видят, сколько денег пожертвовано, – значит, эти деньги там и хранятся. Но это не так. Деньги хранятся в банках. А данные на отдельных серверах. Это заставляет быть внимательными. Пожертвования стопроцентно идут людям.
– Вы не берете на административные расходы и комиссию?
– 20 лет назад, когда создавали ziedot.lv, принцип был такой: если вы пожертвовали €5, то все эти €5 идут на вашу цель. Конечно, у нас есть расходы на содержание. Но для этого есть отдельные жертвователи, которые нас поддерживают, чтобы мы могли делать свою работу. На платформе вы видите, как растет сумма пожертвований. И можете видеть отчет, на что эти пожертвования идут. И это наш ключ к успеху. Мы работаем 20 лет, и люди нам доверяют. Все прозрачно, и можно проследить весь путь от пожертвования до цели.
– В Литве и в Эстонии такой платформы нет?
– Платформы такого масштаба, которая покрывает все сферы в обществе и с таким опытом, нет. Например, в Литве более массированная и интенсивная поддержка в пользу Украины. Более регулярная, чем у нас. С другой стороны, в социальной сфере, где бы помогали и детям, и больным с онкологией, и приютам для животных, у них нет. Этим мы и отличаемся. Так и учимся друг у друга.
Смотрю на литовцев и думаю, почему у нас нет такой же поддержки в пользу Украины? В свою очередь, литовцы и эстонцы, глядя на нас, спрашивают, что это за феномен – ziedot.lv? Наверное, стечение некоторых обстоятельств, культурная особенность – как в каждой стране создавалось благотворительное движение.
– Сейчас вам 20 лет. Какие планы на следующие 20 лет?
Самый большой план – самоликвидироваться
– Наш самый большой план – самоликвидироваться. Чтобы все в стране было обеспечено, и благотворительной организации было нечего делать. Но ясно, что ни в одной стране без благотворительности и пожертвований не обойтись, потому что есть проблемы, которые не оплатить с помощью налогов. Как внезапно [началась] война в Украине, и надо участвовать. Мы смотрим, что людям важно, какая помощь им нужна, так мы и поступаем, и это наша стратегия. Не придумывать свои программы, а реагировать на нужды людей.