Число российских военных, которые хотят дезертировать, выросло почти вдвое. Такую статистику приводит организация "Идите лесом", которая помогает россиянам избежать участия в войне против Украины. Если летом юристы получили 305 таких запросов, то осенью их было уже 577. Эти данные подтверждает директор правозащитной группы "Гражданин.Армия.Право" Сергей Кривенко. Он уточняет, что после ранений российских военных все равно отправляют на фронт.
С началом войны власти в России ужесточили наказание по статье "дезертирство". По состоянию на ноябрь 2023 года, как писала "Медиазона", в российские военные суды поступило более четырех тысяч уголовных дел о самовольном оставлении части, около трехсот дел – о неисполнении приказа, и почти сто – о дезертирстве. За комментарием Настоящее Время обратилось к пресс-атташе проекта "Идите лесом" Ивану Чувиляеву.
– С чем вы связываете увеличение в два раза потенциальных дезертиров?
– Причина на самом деле одна, она достаточно простая: как правило, все истории дезертиров примерно одинаково выглядят в смысле того, как у них появилась такая возможность. Дезертировать с фронта невозможно, выбраться оттуда никак нельзя. Люди находятся на оккупированных территориях, они охраняются военной полицией, и, в принципе, уйти оттуда незамеченным и попасть каким-то образом с оккупированных территорий на территорию России не очень реалистично, скажем очень деликатно.
Весной со скрипом, но все-таки стали давать иногда отпуска контрактникам: тем, кто подписывал контракты, и профессиональным военным, тем, у кого был подписан контракт на момент начала войны даже, их стали отпускать домой время от времени, без особого желания и без особого рвения. Весной-летом были тяжелые бои, было большое количество раненых. Раненые попадали в госпитали, госпитали расположены на территории Российской Федерации, а не на оккупированных территориях. И после ранения, как правило, они получают какой-то короткий отпуск, на самом деле смехотворный. Для человека, у которого осколочные ранения, отпуск по реабилитации в две недели – это смешно. Раненые пытаются не вернуться на фронт по здоровью, доказать, что ранение тяжелое и оно не позволяет воевать, нести службу вообще. Позже они убеждаются в том, что никакая военно-врачебная комиссия не будет их признавать негодными. Им поставят одну и ту же категорию годности, их отправят обратно в строй.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: Интервью с российским дезертиром. После мобилизации он был в Крыму, Мариуполе, воевал под Бахмутом и уехал из России во время отпуска– Мы говорим "хотят дезертировать", то есть выросло число вдвое, то есть это они вам сообщили о том, что они хотели бы дезертировать, но так и не осуществили задуманное? Правильно ли я понимаю?
– Большинство из них обращается к нам из госпиталей. До этого у них просто нет возможности с нами связаться: никакой стабильной мобильной связи на оккупированных территориях не имеется. Они не могут ни в боты писать, ни родным звонить. У них есть возможность принять это решение только на больничной койке после ранения. С поля боя не пишут, конечно же, и не говорят: "Хотим дезертировать".
– То есть они это делают из страха смерти, а не из-за осознания того, что убивать плохо?
– Это взаимосвязанные вещи. У нас были кейсы, когда молодые люди шли воевать добровольцами. Они действительно подписывали контракт с министерством обороны. Но, уже приехав на фронт, понимали, какую глупость они совершили. Ну начитался человек условного Захара Прилепина и еще какой-то ерунды, насмотрелся фильмов и решил, что армия из парня мужика делает. Пошел и подписал контракт. Но как только он увидел, что такое война, сразу же все понял. Поэтому я бы не стал это различать, это взаимосвязанные вещи: страх за свою жизнь и осознание ценности чужой жизни – они идут всегда рука об руку, их нельзя разделить.
– Кто эти люди, которые к вам обращаются, в каких званиях они находятся?
– Практически среди них нет никого из высшего офицерского состава. Самый высокопоставленный из офицеров, с которыми мы работали, был майором. Но не простым, а начальником военной полиции на одном из островов Курильской гряды. Он не был на самом деле прямо военным-военным, он был скорее чиновником. Даже не чиновником, но это была такая служебная должность. По большей же части это те, кто был либо мобилизован, либо склонен к подписанию контракта после призыва прошлой осенью и позапрошлой весной.