В полночь на 26 октября истекает срок "народного ультиматума", выдвинутого Светланой Тихановской, которая называет себя избранным президентом Беларуси, Александру Лукашенко. По условиям ультиматума Лукашенко должен был объявить о своем уходе, освободить всех политзаключенных и прекратить насилие на мирных акциях. Ничего из этого Лукашенко не выполнил: 25 октября силовики в Минске вновь применили против протестующих светошумовые гранаты и стреляли резиновыми пулями, лидеры оппозиции по-прежнему за решеткой. Чем был занят Александр Лукашенко в последнюю неделю и чем он руководствуется в своих действиях, объясняет белорусский политолог Валерий Карбалевич.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
"Режим деморализован, коль так суетится"
– Каковы ваши впечатления от сегодняшней акции?
– По оценкам специалистов, она самая массовая за октябрь месяц.
– Больше 100 тысяч – это внушительная цифра. Это связано с завтрашней национальной забастовкой, которая была объявлена оппозицией?
– Я думаю, тут много факторов сыграло свою роль. Во-первых, сегодня силовые структуры меньше препятствовали объединениям разных колонн, чем это было в два предыдущих воскресенья. Это тоже важный фактор. Объявленный Тихановской народный ультиматум сыграл свою роль, плюс видно, что власти чувствуют себя неуверенно, они начинают суетиться: то объявили проведение митинга, то отказались от него. И это демонстрация слабости, демонстрация того, что режим деморализован, коль так суетится.
Ну и геополитический аспект. Тут приезжал в Минск руководитель Службы внешней разведки России Сергей Нарышкин, потом – звонок госсекретаря США Майка Помпео. Белорусский вопрос выходит на геополитическую орбиту более решительно, чем раньше. Я думаю, это тоже влияет на настроения людей.
– Почему власти отказались от митинга, по вашему мнению?
– Много причин. Самая главная, что мобилизационные возможности вертикали оказались не такими, как рассчитывала власть, и власти поняли, что им не удастся собрать людей больше, чем на оппозиционный митинг. И это могло создать еще большее впечатление слабости режима.
Второй момент – возникли конфликты в ходе мобилизации трудовых коллективов. Люди отказывались, люди протестовали, люди объявляли себя больными. И это могло стать дополнительным фактором раздражения, недовольства в обществе, что тоже, видимо, власти учитывали.
Наконец, власти побоялись, что в эту колонну под красно-зелеными флагами могут затесаться противники. И вместе с теми, кого принудили и кого насильно загнали, это могло создать такую гремучую смесь, что могло испортить всю игру.
– Вы имеете в виду, что все эти люди могли перейти на сторону протестующих?
– Может быть, не все, но испортить картину целиком могли. И это напоминало бы ситуацию с Чаушеску 1989 года.
– Нарышкин в Минске – это важно, это что-нибудь значит?
– Я думаю, что он привез послание от Путина, и это послание недовольства. Недовольства тем, что Лукашенко не выполняет обязательства, которые он взял на себя в Сочи.
– Какие?
– Договорились с Путиным, что Лукашенко уходит в течение года-полутора. Он объявляет о том, что проводит конституционную реформу, досрочные президентские выборы и после этого уходит. Но представьте себе, если вдруг сейчас Лукашенко объявит, что он уходит через год-полтора. Реакция номенклатуры будет совершенно очевидна, люди начнут потихоньку уходить, потихоньку сыпаться. Я уж не говорю про поведение ОМОНа – они тоже станут задумываться: "А зачем нам это надо?" Поэтому Лукашенко уклоняется от всякого графика этой реформы и, судя по всему, совсем не собирается уходить.
– Вы уверены, что они об этом договорились?
– Лавров через какое-то время после Сочи в интервью RTVI достаточно прозрачно сказал, что, первое, Лукашенко сам говорит, что он засиделся. Второе – Лукашенко должен объявить своему народу график реформ. И об этих договоренностях Лавров проговорил открытым текстом.
– Вы думаете, что Нарышкин прилетел в Минск, чтобы сказать: "Уходи, как обещал"? Или по крайней мере: "Объявляй, как обещал"?
– Я думаю, что Нарышкин прилетел с неким очередным московским предупреждением, что обещания надо выполнять.
– Как вы оцениваете разговор с Помпео?
– Разговор с Помпео я расцениваю как шаг в пику Москве. Если Москва давит, то Лукашенко делает ход в другую сторону, показывая, что у него есть пространство для маневра. Раньше он отказывался разговаривать с Меркель, а теперь с Помпео вдруг решил поговорить – не важно даже о чем. Сам факт этого разговора – это раздражение для Москвы, и я думаю, что это сигнал Москве, что "не надо на меня сильно давить".
– Недавний опрос британского королевского института международных отношений Chatham House свидетельствует, что большинство опрошенных не понимают, чем занимается Координационный совет. Как вы думаете почему? И можно ли это изменить? Что нужно делать Координационному совету?
– Координационный совет в том виде, в каком он сейчас существует, орган мало работоспособный. Члены его президиума – часть в тюрьме, часть за границей. А сам Координационный совет состоит из нескольких сотен людей, он в принципе не может быть работоспособным. Поэтому от его имени говорит Светлана Тихановская. Эти упреки, возможно, понятны и справедливы, но это такая объективная ситуация.
– А есть ли уже какой-то разнобой в белорусских провластных элитах?
– Публичного проявления этого разнобоя и раскола пока незаметно, но, видимо, там происходят серьезные брожения, серьезные процессы, есть отколы. Сам тот факт, что Лукашенко уже в ходе кризиса поменял председателя КГБ, секретаря Совета безопасности, генерального прокурора, говорит о том, что эти процессы происходят, иначе в такой сложный, скользкий момент ключевых фигур силового блока не меняют.
– Вы допускаете, что Лукашенко сегодня ночью согласится на этот ультиматум?
– Нет, я этого не допускаю в принципе.
– А вам не кажется, что это недейственный метод – объявление такого ультиматума? Возможно, вам известно, ведутся ли какие-то непубличные переговоры?
– Я не обладаю инсайдерской информацией, я могу судить только по тому, что происходит в публичном пространстве.
– По вашим оценкам, выйдут ли люди на завтрашнюю объявленную акцию? Остановят ли завтра люди производства, перестанут ли стричь людей, печь хлеб, продавать кефир?
– Всеобщей политической забастовки, совершенно очевидно, не будет. Отдельные локальные события вполне могут быть.