В Беларуси продолжаются протесты против результатов президентских выборов и последовавшего за ними милицейского произвола. В воскресенье в Минске проходит "Марш новой Беларуси".
О перспективах развития ситуации в Беларуси мы поговорили с политологом Глебом Павловским.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
– Удивлены ли вы тому, что сегодня так много людей пришло на митинг?
– Нет, я не удивлен. Это ведь такая уже традиция, что ли, – выходить по воскресеньям на проспект Независимости и потом в конце дня расходиться, ничего не добившись.
– Вам не кажется, что в Москве тоже была такая традиция в 2011-2012 году и очень быстро она сошла на нет?
– Она сошла на нет в Москве, потому что не было сильной идеи, вообще-то говоря. Тут есть идея, но нет ни политической цели, ни управления процессом. Конечно, эти прекрасные люди, выходящие на улицу, несмотря на прямые угрозы, абсолютно криминальные угрозы применить военную силу – это даже по широко понимаемой белорусской Конституции является преступлением лукашенковского руководства, – но тем не менее они выходят. Но они ничего не делают.
Они хороши, если станут как бы вторым планом для переворота, для смещения Лукашенко кем-то другим. И вот выясняется, что весь парадокс этого чудесного, очеловеченного, прекрасного движения – оно рассчитывает на кого? Оно рассчитывает на своих врагов, то есть оно рассчитывает, что за него работу выполнят его враги. То есть Москва или вместе с Москвой белорусские силовики и заведомо предательский Евросоюз, который никогда не идет настолько далеко, чтобы чем-то рисковать. А сами они ждут, когда эти трое соберутся – вместе или порознь – что-то сделают с Лукашенко. А пока ничего такого нет и не будет, я думаю. В ближайшее время, во всяком случае.
– А Координационный совет способен что-то сделать в этой ситуации?
– Ну вот мы ждем. Замечательный Координационный совет поступает как наши шоумены: он загадочно заявил о том, что сегодня что-то заявит. При этом заведомо ясно, что ему негде это заявлять, что об этом те, кто сейчас на улице, просто не узнают, что бы он там ни заявил. Они вышли зачем? Они вышли куда? Люди сидят, арестованные сидят в тюрьме по-прежнему. И, кстати, это был первый когда-то лозунг, а сейчас он уже забылся, сейчас уже идет речь про новые выборы – значительно более сложный и размытый тезис. А выпускать-то кто будет? То есть нет давления на власть настоящего, чтобы для начала, до всех переговоров, до любых разговоров выпустить людей из этих садистских застенков.
– То есть вы скептически относитесь к белорусскому протесту сейчас.
– Я с любовью к нему отношусь. Но пока это, я бы сказал, такой программный кейс того, как не надо делать революцию.
– А как надо?
– Это хорошая тема, но, наверное, она для просветительной программы. Люди, которые сейчас собрались на улицах, – видите, они же вам отвечают, когда их спрашиваешь: "Мы ждем. Мы ждем". А чего они ждут? Они ждут Лукашенко? Когда министр обороны уже заявил, что солдаты уже на улицах, а солдаты действительно уже на улицах, и они действительно уже задерживают людей, что абсолютно исключено законами Беларуси той же. Чего они ждут? Вот этот режим ожидания, он как раз и является способом проиграть вот это двоевластие, момент двоевластия, который все еще сохраняется. Раз вот сейчас центр города, центр столицы заполнен десятками тысяч людей, значит, существует реально двоевластие, с которым Лукашенко ничего не может поделать. А он и не делает. Он ждет, когда рассосется.
– Кажется, что никто ничего не может поделать, потому что оппозиция зависит от Лукашенко, Лукашенко зависит от оппозиции. Правильный шаг для протестующих был бы какой, чтобы приблизить их цель, что они должны сделать?
– Для начала сосредоточиться на какой-то главной задаче. Я не готов, не будучи в Минске, подсказывать им, какая у них должна быть главная задача, но мне кажется, что главная задача должна быть та, что более исполнима. Требовать от Лукашенко самого, чтобы он сам демонтировал собственный режим, – это, скажем мягко, в лучшем случае очень трудная задача. А выпустить политзаключенных – задача не самая трудная, это то, что он может сделать одним нажатием кнопки. И мне было очень странно, что эта задача как-то рассосалась у оппозиции. Она и сейчас есть, но где-то там внутри других. Тогда появляется, на свет выходит задача, уже ее подсказывают оппозиции, – реформы Конституции. Но, знаете, Лукашенко будет пить шампанское, если это станет главной задачей. Он готов реформировать ее еще долго.
– А окружение Лукашенко может [сыграть решающую роль] или это слишком маловероятно?
– Люди, смотрите, каждый второй вам в этой толпе скажет, что "мы ждем, что то ли восхищенное, то ли перепуганное консолидацией нации окружение Лукашенко возьмет да устранит его". Ну а что делать, если они не испугались? Что делать тогда? Тогда обнуляются все политические инвестиции гражданского сопротивления.
Смотрите, ведь уже начались новые захваты. Они более мягкие, чем те, что были, хотя мы не знаем, что происходит в застенках. Они могут [быть] более жесткими. Лукашенко прямо пригрозил фактически военным переворотом. Зачем он это делает? Затем, чтобы контролировать армию. И одновременно затем, чтоб мотивировать Путина на какие-то провокации. И вот на этих новых крыльях он летит – плохо, тяжело, но летит. Вот в чем дело.
Поэтому они должны, раз проиграна стачка – а стачка проиграна, национальная стачка не получилась. Основной вид стачки, забастовки, о чем стыдливо говорят: люди пишут заявления о внеочередном отпуске, и считается, что они так бастуют. Вот так бастовать можно долго, такие стачки не достигают никаких результатов. Поэтому теперь уже Лукашенко им грозит закрыть завод. Это же парадокс. Неделю назад ему грозили стачкой, а теперь он грозит, что "я просто закрою ваш завод". Он чувствует себя сильным. Но, повторяю, все еще есть двоевластие, надо его конвертировать. Для этого должны действовать белорусские политики. Белорусские! Европейские здесь не помогут, так я думаю.