Виталий Воднев – популярный в Беларуси ведущий. Его работа – это корпоративы, праздники, концерты, программы на радио и телевидении. Он говорит, что если бы кто-то три месяца назад сказал ему, что он будет вести политические мероприятия, не поверил бы. Сейчас не может представить, как могло бы быть иначе. В четверг он будет вести митинг Светланы Тихановской, если он все-таки состоится.
Журналистка Настоящего Времени Ирина Ромалийская спросила у Виталия Воднева, с чего все началось:
Ваш браузер не поддерживает HTML5
— Случайно позвонили из штаба Бабарико, сказали: "Хочешь?" Я долго не думал, сказал: "Ну да, хочу". Максимум на митинге, который я вел, наверное, это был самый большой в Бресте митинг, заявляли в районе 15-20 тысяч. Сложно посчитать. Ну да, это был целый лес брестчан.
— Как атмосфера?
— Атмосфера праздника. Приходят люди. Я вижу этих людей. Я вижу посты, когда пишут провластно ориентированные люди, что это приходят иностранные граждане, какая-то молодежь, какие-то непонятные активисты. Нет. Я был в маленьком городке Глубокое, я видел, как собирались люди. Я не знаю, сколько там население, может, 3-5 тысяч человек. Собралось больше тысячи человек на митинг. В маленьком поселке. И люди шли, здоровались друг с другом, здоровались с милиционерами, которые стояли на посту. Они шли, говорили: "Здравствуйте, Семеновна, Ивановна". Все эти люди жили всегда вместе, и пришли вместе на этот митинг.
Я вижу, что это какая-то гражданская волна пошла этого внутреннего освобождения. Люди перестали бояться, перестали стесняться, стали немножко больше себя уважать.
— Почему сейчас?
— Я не знаю, почему сейчас. Год такой. 2020 год прошелся по всему миру, мы его никогда не забудем. Это и коронавирус, и все эти события – Black Lives Matter, во всем мире идет какое-то движение. Беларусь, наверное, примкнула к этому всему.
— Какой для вас самый эмоционально запоминающийся момент за всю эту кампанию?
— Я стоял за сценой, когда был большущий митинг на 60 тысяч человек, я тоже пришел поддержать своих коллег, которые вели это мероприятие, тусовался за сценой. И когда Вероника Цепкало рассказывала историю, как ее маму, больную раком, за руку, выжженную химиотерапией, приковали к батарее, у нас мужики стояли за сценой, глаза мокрые. Я сейчас вспоминаю – у меня мурашки.
— Вы можете потерять работу – заказы, корпоративы?
— Скорее всего, я уже потерял государственные заказы и корпоративы. Я скажу, что в процентном соотношении их было не так много. Да, я могу потерять работу и заказы.
— Почему идете на это?
— Потому что не могу не идти. Я думал над этим вопросом. Я понимаю, чем это мне грозит. Я могу вообще стать персоной нон-грата в своей профессии, мне могут поставить палки в колеса. Однако я понимаю, что если бы я отказался от этого, я бы потом с черной завистью глядел на человека, который делает это вместо меня, думал бы, что я должен быть там, а я вот здесь сижу. Короче, я решил жить в гармонии со своим внутренним миром.
После первого митинга, который был в Минске, самый первый, мне в директ написала, наверное, тысяча человек. Из них, может, сто – знакомых, 900 [написавших] я в первый раз видел. Все поддерживали. Пишут: молодец, мы тобой гордимся, Виталий, так держать. Давайте инстаграм откроем, директ. В основном ставят аплодисменты, сотку, спасибо.
Я, может быть, подал кому-то пример, что можно действительно свою позицию выражать открыто, не очень сильно бояться. Делай что должно, и будь что будет.
— Получается не очень сильно бояться?
— Нет, не получается. Как сказал Дельфин в фильме "Даже не думай – 2": "Дураки типа вас ничего не боятся, а реальные пацаны всегда на измене". Страшновато, действительно страшно. Я еду на машине и смотрю в зеркала, не едет ли за мной синий бусик. Или когда телефон начинает разряжаться особенно активно, я думаю: так, меня, наверное, прослушивают.
Я не понимаю, что от меня можно им добиться. Я просто гражданин, просто выражаю свою позицию. Я стараюсь не нарушать никаких законов и правил. Все митинги, на которых я работал, были разрешенные митинги официальные. Поэтому я не делаю ничего противозаконного, и этим себя утешаю. Я не хочу думать о плохом, мне вообще не хочется никаких революций, движений, массовых протестов или еще чего-то. Конечно же, хочется, чтобы все было мирно, спокойно. Мы, белорусы – мирные люди. Так начинается наш гимн, и я согласен с этим утверждением. Все, кого я знаю, думают именно так. Никто не хочет войны, длительных каких-то мероприятий протестных, еще чего-то. Все хотят просто немножко выдохнуть спокойно.
— Лукашенко уйдет сам?
— Нет, я не думаю, что он уйдет сам. Нет. Не уйдет. Вообще, если честно, я не очень понимаю, как тысячи человек на площади могут повлиять на одного человека во главе государства. Они собрались в одном месте, их ОМОН гоняет, они что-то скандируют. Другой человек находится в другом месте. И для меня эти события – я не понимаю их точки пересечения. Как это массовое недовольство людей повлияет на одного человека?
— Такой рассинхрон с реальностью. Такое место – и 26 лет один человек у власти.
— У нас все развивается не благодаря, а вопреки. Там, где власть не смотрит, – там развивается. Как только посмотрела – там банкротства, предприятия разоряются.
— Но много классной красивой молодежи.
— Мне очень непонятно и немножко обидно за белорусскую творческую молодежь, потому что у нас действительно очень много людей, которые круто занимаются творчеством – музыкой, искусством. Если посмотреть на российскую сцену, например, выходцев из Украины там целая плеяда, а белорусов – это Тима Белорусских, Макс Корж, ну и Ляписа кто-то если помнит. То ли внутренней свободы, то ли решимости действовать, какого-то внутреннего намерения – чего-то не хватает для того, чтобы произошел этот творческий взрыв.
Людей, которые сейчас вместе с ним (Бабарико – НВ) сидят в тюрьме, я знал еще лучше. У нас был проект с "Белгазпромбанком", и 10 лет вместо корпоративов для их VIP-клиентов, они их вывозили кататься на лыжах зимой, а осенью – на яхтах. Я как ведущий с ними ездил, они меня брали. Они все лыжники, а я – сноубордист, мы с ними ездили кататься на лыжах. Вместо того чтобы собираться и пить алкоголь и есть, они вывозили людей на спортивные мероприятия. Почти 10 лет. Мы в этом году должны были ехать. Перед выездом закрыли границы, это все дезорганизовалось. А в мае я узнал, что Бабарико подается на кандидаты в президенты. И офигели все. Я когда узнал, я сразу включился, подумал: я хочу.