Александр Лукашенко победил на выборах президента Беларуси. Об этом свидетельствуют данные Национального экзитпола, которые озвучили в эфире государственного телеканала "Беларусь 1". По предварительным результатам экзитпола на зарубежных участках, за Светлану Тихановскую проголосовал 71% избирателей.
О ситуации мы поговорили с журналисткой "Новой газеты" Ириной Халип.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Журналистка "Новой газеты" – о ситуации в Беларуси
— Если бы вы могли сегодняшний день уместить в газетный заголовок, что бы это был за заголовок? Давайте придумаем его вместе, очень много событий, и очень важных, как мне кажется.
— Заголовок сегодняшних новостей? Знаете, я бы в сегодняшний [заголовок] все равно вынесла песню Виктора Цоя – "ПЕРЕМЕН!" – обязательно большими буквами, с восклицательным знаком. А потом, уже наутро, что-нибудь оптимистичное.
— А что это значит? Это значит, что вы можете сейчас представить, чем закончится сегодняшний день для Беларуси как для страны, и можете мне об этом рассказать, независимо от того, что случится сегодня вечером? Давайте попробуем. Что изменилось в Беларуси?
— Независимо от того, что случится сегодня вечером, независимо от того, что в итоге расскажет нам Лидия Ермошина, в Беларуси изменилось все. Беларусь изменилась не сегодня, Беларусь изменилась даже не два месяца назад. Беларусь, наверное, изменилась с тех пор, как в мире забушевала эпидемия COVID-19, на которую белорусское руководство совершенно плюнуло и растерло, оставив белорусов помогать врачам, спасать собственные жизни и так далее. И тогда они поняли, что этой власти плевать не только на их кошельки, но и, собственно говоря, на их жизнь и здоровье.
Мне кажется, что мобилизация началась именно тогда, ранней весной. А сейчас она вылилась уже в свое совершенно логическое завершение. И мне чертовски приятно, что белорусы придумали собственное ноу-хау – акции протеста. Нигде еще люди не выстраивались в очереди для того, чтобы продемонстрировать собственную политическую позицию. Митинги, шествия, пикеты, флешмобы – все что угодно было. Но очереди – это уже, извините, наше, белорусское.
— Ваш муж, Андрей Санников, пытался поменять политическое устройство Беларуси в какой-то момент, в 2010 году, если не ошибаюсь, и сел в тюрьму. Тогда не получилось. Почему вы думаете, что сейчас не будет так же, как тогда?
— Дело в том, что тогда страх был сильнее ненависти. Эти мощные репрессии, которые начались еще до того, как даже закрылись участки. Например, Владимира Некляева, кандидата в президенты, избили и арестовали в момент, когда он еще был кандидатом в президенты. Тогда страх был сильнее. А сейчас ненависть сильнее страха. А ненависть – это очень мощный двигатель все-таки. И я не считаю, что она деструктивна, в таких случаях она конструктивна.
— Эта ненависть, о которой вы говорите, если и есть, то она как-то очень глубоко сидит, потому что люди улыбаются, я не видел людей, которые, как мне кажется, способны на насилие на улицах. Кроме тех людей, которые сейчас приехали в форме. Может быть, я ошибаюсь, и вечером все изменится.
— Вы совершенно правы. Белорусы не способны на насилие, они не хотят насилия, конечно же, безусловно, нет. Но вы вспомните, пожалуйста, самое мощное партизанское подполье, если уж на то пошло, во время Второй мировой войны было именно в Беларуси.
— Вы глубоко копнули, я об этом думал недавно. Тут возникает очень много вопросов о том, это партизанское подполье может превратиться в длинную постизбирательную кампанию борьбы за свои права или нет? Или без конкретной даты белорусы консолидироваться вокруг чего-то не очень понятного не смогут?
— Уже смогут. На мой взгляд, последние несколько месяцев это такая мощная школа самоорганизации, школа солидарности для белорусов, что они теперь уже не впадут в депрессию на следующие пять лет.
— Я был уверен, что да. Потому что после разочарования всегда приходит депрессия.
— А сейчас нет разочарования. Ведь люди увидели, насколько их много. Очередей не было никогда – ни к пикетам по сбору подписей, ни к Центризбиркому с жалобами, ни сегодня на избирательные участки. Понимаете, люди увидели, что их много.
— Есть какие-то вещи, от которых увлажняются глаза, когда вы смотрите – и под ложечкой сосет, когда видишь?
— Да конечно! У меня восприятие искусства, если так можно выразиться, наивно реалистическое. Я на "Кинг Конге" плачу, чего же вы хотите, когда я вижу действительно сотни и тысячи людей, которые хотят перемен? Мои земляки, мои соотечественники, отважные, замечательные, красивые, умные люди. Да я просто в восторге!
— Можно ли сказать, что Беларусь долго-долго запрягала, много-много лет, и в последние месяцы перескочила через несколько этапов развития постсоветских стран до какого-то? Если да, то до какого?
— Абсолютно верно. В советских школах нас учили, что Монголия, минуя капитализм, перешла из феодализма к социализму сразу же. Вот мы сейчас наблюдаем что-то такое, только без Монголии. Белорусы действительно в своем протесте, в своем мирном протесте и желании перемен сегодня уже, мне кажется, чувствуют себя примерно так же, как чувствуют себя граждане Грузии во время своей революции, так же, как граждане Украины во время Майдана.
И, знаете, опять же, если мы вспомним, ведь ни одна "бархатная революция" не произошла в день выборов. Не было такого. День выборов – это какая-то точка бифуркации, после которой начинает нарастать уличная активность уже до того момента, пока действующая власть, узурпированная власть не признает свое поражение и не бежит к чертовой матери. Вот и все.
Поэтому я не буду утверждать, что прям сегодня все произойдет. Может быть, завтра, может быть, через неделю, может, послезавтра, а то и ближе к сентябрю. Но, безусловно, перемены произойдут, и Беларусь уже изменилась совершенно, полностью.
— Никто не плюет в спины тех, кто уехал, критиков режима Александра Лукашенко, хотя по-пионерски вполне имели бы право. Почему?
— Никто не плюет. Потому что плевать в спины тех, кто уехал по каким-либо причинам, могут только люди недалекие, скажем прямо, альтернативно одаренные, с отсутствующим интеллектом. К счастью, среди белорусов, я замечаю, таких становится все меньше и меньше.