"Он хотел показать, как выглядели лица советских людей: совсем иначе, чем на плакатах. Фотограф вписывал лицо прохожего в окружающую среду, не противопоставляя, не дополняя, а утверждая, что это одно и то же: лица прохожих похожи на тротуары, облезлые стены домов, темные окна с недобрыми "взглядами" мутных стекол", – пишет о фотографиях Александра Ранчукова искусствовед Александр Ляпин.
В разговоре с Радио Свобода Александр Ляпин вспоминает, что окружение фотографа не понимало, зачем он снимает "никакое ничто", ведь среди запечатленных моментов повседневной жизни позднего СССР не отыскать ничего особенного, а только безысходность и печаль.
Александр Ранчуков
Киевский фотограф Александр Ранчуков известен в первую очередь снимками городских пространств и архитектуры – он создавал их для публикаций и архива Института теории и истории архитектуры. Многие из этих фотографий сегодня собраны и изданы как фотоальбомы.
Снимки советской повседневности и времени после распада СССР, начала 1990-х, все еще ждут издателя, хотя их можно было много раз увидеть на выставках: в 1987 году Ранчуков и еще несколько киевских фотографов основывают объединение "Погляд" ("Взгляд") и год спустя делают совместную выставку.
– Его снимки можно было посмотреть, когда началась перестройка. До этого, конечно, нет. Да и никто бы не рискнул его показывать, он не соответствовал никаким параметрам, – рассказывает искусствовед Александр Ляпин. – Он был очень активный человек. В 1987 году он позвонил мне и еще трем ребятам. Мы собрались. Тогда собираться было негде, и мы собрались в метро. И там решили создать объединение, которое поменяло бы ситуацию с документальной фотографией.
Мы надеялись вырваться в выставочные залы, в прессу. Группа "Взгляд", созданная тогда, сегодня уже классика документальной фотографии Украины. Потом к нам присоединилось много фотографов, разделявших наши взгляды, – Александр Гляделов, Ефрем Лукацкий и другие. И вместе мы решили сделать выставку. Раньше в Доме профсоюзов на Крещатике был большой выставочный зал. Там эта выставка просуществовала один день, сопровождалась диким скандалом и была закрыта КГБ и партийными органами. Сказали, что выставки не будет. Мы с ними ругались-ругались, но не помогло. Фотографии они не забрали только потому, что уже были не те времена, хотя Украина, конечно, сохраняла консервативный статус ультрасоветского организма.
Если бы это было лет на пять раньше, я думаю, мы бы все сидели, а тут просто не открыли выставку. Мы сняли фотографии и открыли через некоторое время ту же выставку на территории ВДНХ. И туда ходили толпы, очередь стояла, как в Мавзолей. Потом, конечно, были и другие инциденты – за нами следили, но на улице фотографировать не запрещали. У Ранчукова была слишком советская камера "Киев-4", незаметная. Мало кто обращал на нее внимание. Она тихая, но очень точная.
– Советскую действительность Александр Ранчуков фотографировал только на улице, но тем не менее он выбирал для снимков определенные места. Этот выбор был осмысленным или же это было случайностью?
– Он выбирал типичные ситуации, и об этом всегда говорил. Типичное для советского человека – советская улица: он плохо одет, вот эта кошелка постоянная, авоська с бутылками, луком или еще чем-то. Неопрятность улиц передается и людям, а люди неопрятные неопрятно содержат улицы. Его привлекала духовная разруха. Да, он выбирал, конечно, но выбирал типичные сценки. Взять, например, очередь за селедкой на улице: это может быть и в Сумах, и во Львове, и в Киеве.
Он очень много ездил по Украине. И вот этого у него много. Он выбирал типичные ситуации образа жизни советского человека. Он в квартиры не заходил, не мог, а кроме того, он был фотографом архитектуры. Поэтому абсолютное большинство его фотографий сделаны на улице, на фоне домов, на фоне оформления улиц. Человек у него – часть города. Он выбирал не эстетические моменты, а выбирал социальные моменты: очередь; появилась американская машина – он фиксирует толпу возле этой машины; продали селедку и выливают маринад на улицу; грязная подворотня и идет несчастная женщина. Может, она и не несчастная, но в окружающем ужасе она выглядит беспросветно. С другой стороны, и жизнь беспросветна в этой подворотне с надписью "Слава КПСС".
Это не была эстетика нынешних стрит-фотографов, которые вылавливают моменты, когда луч света падает, когда странное движение, соотношение объектов в кадре, иероглиф. Он выбирал именно то, что характеризует жизнь человека, – будка или то, что скоро вообще исчезнет. Он старался фиксировать моменты исчезновения, то есть вот сегодня есть объект, а завтра его нет. Это хорошо видно на фотографии, где знаменитая будка сапожника на Подоле рядом с церковью Николы Притиска и Житним рынком. В этой будке и я тоже иногда чинил свою обувь. Ее сейчас уже нет. И это его отличало.
Тогда так никто не фотографировал, тогда даже в голову не приходило, что это можно фотографировать, что это будет иметь ценность. Говорили тогда: "Для чего ты это снимаешь?! Кому это надо будет?! Зачем это надо будет?!" И мне приходилось как теоретику, историку фотографии, объяснять людям, что он создает документ времени, что по его фотографиям будут судить о том, что происходило в 60-70-е годы, сравнивать, каким был Киев и во что он превращается сейчас.
– А сам Александр Ранчуков как оценивал свою работу?
– Он никогда не считал фотографию искусством и сопротивлялся, когда его называли фотохудожником. У него был свой способ печати: он очень любил тонкий прозрачный негатив, из которого можно вытянуть буквально все детали. Он видел себя не столько творческим фотографом, сколько историком, летописцем. Он понимал, что, живя в Советском Союзе, имея все эти ограничивающие рамки – не только у фотографов, но и у журналистов и вообще пишущих людей просто не было возможности фиксировать жизнь такой, какова она есть на улице, эту как бы маргинальную составляющую, – Ранчуков видел свою миссию именно в этом: в сохранении для будущего.
Над ним иногда подшучивали, иногда даже насмехались за эту его страсть к фиксации. Но он тем не менее фиксировал, сбить его с этого пути было невозможно. Потому что именно память позволяет нам не совершать ошибок. Когда мы с ним разговаривали, он говорил, что потеря исторической памяти ведет к исчезновению нации. В культуре то же самое. Он очень любил украинское возрождение 20-30-х годов, замечал, какое тяжелое положение в культуре Украины, то, что она была уничтожена. Все это уничтожило историческую память. Он хотел сохранять эти вещи, чтобы мы видели, насколько это или ужасно, или прекрасно, или просто что оно такое, какое есть.
Украинский фотограф Ефрем Лукацкий считает, что фотографиям Александра Ранчукова уже дала оценку история: "Моя любимая его фотография – это современный большой американский автомобиль, снятый в конце 80-х, вроде "Линкольн", и его окружает толпа людей, заглядывают снизу ему под колеса. Смотрится просто великолепно".
Лукацкий также входил в объединение "Взгляд", главной задачей которого было "показать не парадную сторону, а реальность". "Украина тогда значительно отличалась по гласности от Москвы, а мы стремились создать что-то все-таки более-менее приближенное к этому". Лукацкий вспоминает об одной из первых выставок, которые объединение провело в конце 80-х:
– Одна из выставок была посвящена XIX партконференции, на ней были снимки нескольких фотоклубов Киева, в том числе, естественно, и "Погляда". Были проблемы, прибегал директор, требовал снять мою фотографию, на которой был очень известный фольклорный музыкант Леопольд Ященко, который играет на сопилке в поезде метро, он играет, сидя среди пассажиров. Директор протыкал снимок карандашом и говорил: "Уберите эту фотографию! Это националист!" Но у меня было несколько напечатанных фотографий, и я ее сразу же менял, а люди, которые были на выставке, бросались на защиту. Это было в 1989 году, и это была первая выставка, в которой я принимал участие. Я очень этим гордился и все время ходил кругом по центральной площади, заходил посмотреть, как люди реагируют, когда смотрят.
И прямо на площади я встретил товарища из института, который был с молодой девушкой, она оказалась студенткой Гарварда и была на стажировке в Киевском университете. Этой девушкой оказалась Христя Фриланд. Недавно она была министром иностранных дел Канады, а теперь она второй человек после Джастина Трюдо в правительстве Канады, заместитель премьер-министра. Она увидела мои фотографии и другие фотографии нашего "Погляда" и сказала: "Я еду на Новый год в Британию к своему парню Бену. Хотите, я ваши фотографии покажу английской прессе?" И мы собрались, члены коллектива "Погляд", и она отобрала фотографии.
Приехала в Британию, как она потом рассказывала, и в Лондоне она пошла в газету The Independent, ее три часа держали в приемной, но когда она разложила фотографии, сбежалась вся редакция, и на следующий день на всю полосу газеты вышли фотографии, и про наше объединение там тоже было несколько строк. В том числе там были снимки и Александра Ранчукова, Сергея Супинского. После этого через неделю меня вызвали в Первый отдел, были проблемы.
Ефрем Лукацкий говорит, что самое дорогое, что есть обычно у человека, – это его семейный архив фотографий, снимки родителей, бабушек и дедушек, родственников, которых давно нет: "Вот то же самое делал и Саша, только он это делал с городами".
Благодарим за предоставленную возможность опубликовать фотографии дочь Александра Ранчукова – Клавдию Демидову-Ранчукову.
Впервые эта статья была опубликована на сайте Радио Свобода