"Война стала возможна из-за репрессий внутри российского общества". Мариана Кацарова – о работе спецдокладчика ООН по правам человека в РФ

Впервые в истории назначен специальный докладчик ООН по правам человека в России – это Мариана Кацарова. Несколько месяцев она изучала положение гражданского общества в России, оппозиционеров, политических активистов, журналистов. Несмотря на то, что Кремль не признает мандат спецдокладчика и не пускает Кацарову в страну для мониторинга ситуации, в конце октября она представила свой доклад в Генассамблее ООН.

В интервью Настоящему Времени Мариана Кацарова объяснила, что значит назначение спецдокладчика по правам человека и зачем нужна ее должность. Она также рассказала о том, что нашла более 200 источников информации в России для своего доклада, и заявила, что не верит тому, что 85 процентов россиян поддерживают войну в Украине.

– Расскажите, пожалуйста, что делает спецдокладчик.

– Меня назначили в апреле, и первого мая я вступила в должность. Это первый в истории ооновский мониторинговый мандат по Российской Федерации, первый спецдокладчик. Конечно, все тяжело, потому что ситуация очень тяжелая.

Как вы знаете, правозащитное и гражданское общество почти уничтожены законотворчеством властей. Этот старый закон 2012 года по иностранным агентам претерпел многие изменения, и все эти изменения были связаны с тем, чтобы как-то вынудить организации гражданского общества закрыться или чтобы через суд они были закрыты. Это не означает, что активисты и правозащитники в Российской Федерации не продолжают работать – они продолжают, но уничтожен фундамент гражданского общества.

С началом полномасштабной войны против Украины было введено много дополнительных законов, чтобы заглушить голос антивоенных заявлений, диссидентского мышления и действий в России. Уже не говоря про политзаключенных, которые находятся в тюрьмах, как, например, Саша Скочиленко – художница, которая только поменяла несколько ценников на антивоенные послания и получила за это семь лет тюрьмы. Уже не говоря про Владимира Кара-Мурзу, который получил 25 лет заключения. Ситуация очень серьезная.

Как работать с ней? Российские власти не допускают спецдокладчика в Российскую Федерацию, но я просила их и опять буду просить. Они не признают этот мандат: с ними нет коммуникации, то есть нет обсуждения, нет встреч, к сожалению. Но зато я каждый день получаю огромное количество информации и встречаюсь с российскими правозащитниками, с адвокатами и жертвами, получаю информацию от жертв о нарушении прав человека. Так что я знаю, что происходит в России и вне Российской Федерации с теми журналистами, правозащитниками, активистами, которые сейчас находятся в изгнании. Поэтому я пытаюсь быть голосом российских людей, особенно жертв нарушений прав человека, и тех, кто борется за права человека.

Мой мандат был продлен еще на год. Каждый год он будет возобновляться через голосование в Совете по правам человека ООН.

Тяжело, конечно. Но самое важное – я увидела это даже по количеству материалов, которые мне послали из России более 200 разных источников для подготовки моего первого доклада – что этот мандат дал надежду гражданскому обществу, которое находится и внутри, и вне Российской Федерации, на то, что оно может быть услышано.

– Впервые в истории появился этот мониторинговый мандат. Что это означает? Означает ли это, что в стране уже совсем плохая ситуация и надо дать сигнал людям?

– Спецдокладчики ООН – это независимые эксперты, которые назначаются обычно тематически по разным темам, например правозащита, свобода слова, свобода ассоциаций. А есть и страновые мандаты – они более редкие и назначаются странами-участниками Совета по правам человека, когда они считают, что ситуация с нарушением прав человека в стране "зашкалила". Они считают, что нужно иметь постоянно информацию, и поэтому спецдокладчик по определенной стране проводит мониторинг, встречается с семьями. Он также должен встречаться с властями и обсуждать, как они защищают права граждан и исполняют свои обязанности перед ними согласно международному праву.

Каждый год у меня два доклада: я должна представить один в Совете по правам человека, а второй – в Генеральной ассамблее ООН. У меня было очень мало времени, и я подготовила только один доклад, но представила его и в Женеве, и в Нью-Йорке. Я [и остальные страны-члены ООН] даю рекомендации о том, что нужно делать правительствам, а страны должны решать, что будет дальше.

Так что спецдокладчик ООН по правам человека – это и голос, и глаза, которые направлены на все, что творится с правами человека в России.

Если бы было нормальное отношение со стороны правительства, то смысл этого мандата в том, чтобы мы сели [поговорить]. Может быть, вначале это были бы тяжелые разговоры, но правительство в каждой стране отвечает за защиту своих собственных людей, своих граждан. Это не мы – иностранцы, которые приходят на пять минут через мандаты или наши международные институции, а правительство страны обязано [защищать права своих граждан].

А то, что мы наблюдаем в Российской Федерации, к сожалению, особенно с началом войны против Украины, – это ситуация, когда все законотворчество и действия правительства направлены на то, чтобы заглушить голос людей, голос гражданского общества и антивоенные послания граждан.

Мне часто говорят на разных форумах: знаете, 85 процентов людей в России одобряют эту войну. Я всегда отвечаю, что не думаю, что это правда. Очень часто журналисты и другие берут официальную статистику правительства, а оно говорит: мы провели социологический опрос, и 85 процентов населения России поддерживает специальную военную операцию в Украине. Потом берутся эти проценты и распространяются как мнение россиян. Я считаю, что все наоборот: люди живут в страхе, и если тебя остановит на улице кто-то и спросит: "Что вы думаете про специальную военную операцию?", если бы это была я, я бы или не ответила, или даже сказала: "Я одобряю". Потому что страшно, потому что если ты не одобряешь, ты получаешь 25 лет тюрьмы или 15, или семь лет в колониях за свое антивоенное мышление и свои акции, как Саша Скочиленко.

Но не только она: например, в Ростове есть такой антивоенный активист Березиков. Он обклеивал какими-то антивоенными посланиями стены, и его задержали. Это было, по-моему, два месяца назад.

Анатолия Березикова задержали в связи с подозрением в расклеивании листовок украинского проекта "Хочу жить", который помогает российским военным сдаться в плен. Активист подвергался пыткам и неоднократно заявлял, что ему угрожают убийством. 40-летний активист находился в спецприемнике Ростова-на-Дону и за день до истечения третьего административного срока умер.

Очень часто антивоенные активисты попадают в так называемую "карусель": ты получаешь по административному кодексу 15 суток, а потом, пока ты в заключении, тебе увеличивают срок еще на 15 суток, еще на 15 суток. И ты жертва этой "карусели", ты сидишь и сидишь в заключении. И вот Березиков жаловался своему адвокату Ирине Гак: "Меня здесь бьют, меня пытают". Он показывал, она даже сфотографировала при встрече на его теле следы побоев. После этого он вдруг умер в заключении, и власти сказали, что он покончил с собой. Конечно, она не поверила и сразу сделала свои адвокатские запросы. На следующий день пришли к ней с обыском, потому что хотели изъять все доказательства [пыток], эти фотографии. Ей пришлось покинуть страну.

То есть преследование адвокатов, которое сейчас идет, еще добавляет к тому, что нет надежды на справедливость суда и следствия в России. Несогласие с войной или антивоенные послания, действия, активизм наказываются в России самым жутким способом.

– Вы говорили, что готовили доклад. Россия проигнорировала его результаты, вас по-прежнему не пускают в страну. Может ли быть какое-то влияние со стороны ООН? Какой реакции вы ожидаете от мирового сообщества на эту ситуацию?

– Самое важное – что существует этот мандат, и важно сохранить его в будущем. Когда убили мою подругу Анну Политковскую, никто не хотел особенно заниматься правами человека в России. Это было 17 лет тому назад. А потом других правозащитников и адвокатов убили – Наталью Эстемирову и других. Но тогда никто из международного сообщества особенно не хотел об этом знать: ну да, есть нарушения прав человека. А сейчас, к сожалению, на фоне агрессивной войны против Украины стало возможным подумать о таком мандате, посмотреть, что творится в России. Я считаю, что война стала возможной из-за этих огромных репрессий внутри российского общества.

Чего я ожидаю от международного сообщества? В данный момент мне это немножко напоминает советские времена: гласность очень важна. Мы знаем, что творится в России, мы каждый день знаем, когда арестовывают кого-то или избивают, или пытают, или насилуют. Международное сообщество должно – и оно уже это делает – брать на себя обеспечение этой гласности. Правительства стран должны продолжать общаться с российским правительством и отстаивать соблюдение прав человека в России.

Мы не можем ожидать здесь чудес. Посмотрите на наш мир: это не только война в Украине – военный конфликт между Израилем и Палестиной или то, что происходит в Эфиопии, в Конго. Мир очень политически поляризирован: многие защищают взгляды России, но есть и другие.

– Вы сказали, что, когда убили Анну Политковскую, международное сообщество не хотело этим заниматься. Можно ли сказать, что недостаток реакции привел к тому, что происходит сейчас?

– Да, можно сказать, что международное сообщество имело шанс прореагировать на происходящее внутри России. Посмотрите на Донбасс. В начале конфликта на Донбассе я провела там два года, в 2014–2016 годах. Я возглавляла региональный офис мониторинговой миссии ООН по правам человека, я отвечала за Донбасс и видела, как это все начиналось. И знаете, потом были эти девять лет, в которые международное сообщество могло как-нибудь отрегулировать этот конфликт, чтобы он не превратился в полномасштабную агрессию. Мне кажется, что шанс был.

Если бы правительства [стран] серьезно подходили к тому, что нужен мир любой ценой, что этот конфликт нужно как-то ограничить, чтобы он перестал быть "горячей точкой"... К сожалению, этого не случилось: все хотели делать бизнес с Россией, все хотели [общаться] с российским правительством и не обращали внимания на голоса гражданского общества. К сожалению, только полномасштабная агрессия против Украины довела ситуацию до той точки кипения, когда международное сообщество обратило на это внимание.

Но давайте посмотрим, что на самом деле привело к этой войне, почему она случилась. Разве в России нет гражданского общества, нет людей, которые могли на это повлиять своими голосами? Оказывается, действительно нет, потому что внутри страны происходят мощные репрессии.

Вопрос даже не цифрах. Меня часто спрашивают: "Ой, ну почему только 20 тысяч антивоенных активистов были задержаны в России? Неужели в стране со 140–150 млн человек только 20 тысяч вышли и их задержали?"

По данным издания "Верстка" и правозащитного сообщества "ОВД-Инфо", с начала полномасштабного вторжения России в Украину и в течение всего 2022 года полиция задержала в России почти 20 тысяч противников войны.

Так нельзя судить Россию. Правительство России использует показательные случаи, например, когда Владимир Кара-Мурза получает 25 лет, или один из последних случаев: трое адвокатов господина Навального сейчас арестованы, их обвиняют в экстремизме. Это все делается по одной причине – чтобы был страх в обществе. Когда люди за плакатик "Остановите войну в Украине" могут получить до 15 лет тюрьмы, то, извините, каждый задумается, выйти или не выйти. Или когда люди вообще с пустыми листами бумаги выходили, а их задерживали, когда продолжаются пытки, жестокое обращение в полицейских участках, в тюрьмах. Я думаю, что власти создают атмосферу страха, и вопрос тут не в том, сколько человек вышли и сколько не вышли.

Я думаю, что в российском обществе всегда были и есть смелые люди и рычаги сопротивления. Надо как-то пережить самый страшный период, пережить репрессии и выжить. И не только выжить, но сделать дело – сказать свое слово. Я верю, что это существует и сейчас, я вижу доказательства.