В течение нескольких месяцев педагог по вокалу из Санкт-Петербурга Ольга Альшанская переносила в инстаграм страницы дневника и старинные фото своей бабушки. Анна Григорьевна Кравченко (Мичкова) жила в Бийском районе Алтайского края, застала коллективизацию, пережила раскулачивание, ссылку отца, войну и написала воспоминания, когда ей было 83 года.
Историю дневника Анны Кравченко публикуют Сибирь.Реалии.
"Бабушка часто рассказывала нам истории из своей жизни, и как-то моя мама попросила ее записать все это. Так и появился этот дневник. Еще при жизни бабушка дала разрешение на публикацию", – говорит Ольга. Она думала о дневнике-книге, но решила, что книгу вряд ли кто-то прочитает – сейчас все в социальных сетях. Так возникла идея публиковать записи в интернете.
За короткий период дневник Ольгиной бабушки в инстаграме собрал более тысячи читателей, которым, как оказалось, тоже есть что вспомнить.
Анне Кравченко 38 лет
Выдержки из дневника:
"У нас был свой участок земли. Но тридцатые годы перевернули все единоличное хозяйство. Помню, как женщины-активистки ходили по дворам, вели агитацию за колхоз, чтобы легче жилось крестьянину. Одаривали платками с орнаментом красной шестиконечной звезды.
<...> Были трудные годы и после гражданской войны, одевались в холщевину, денег-то сильно не было...
<...> Летом много было детям работы. Собирались всей гурьбой, мочили холсты в мойках и носили на луг, расстилали на траву, как только полотно было сухое, опять бежим мочить; чтобы полотно было белое, его отбеливали – и так целый день <...>
<...> Помню, как я делала племянникам лыжи. Была кадушка деревянная, рассыпалась. Мама не успела ее отдать бондарю во время зимы, так я ее стащила с вышки и наделала лыжи, досточки такие гладкие. Была шлея с лошади, я ее порезала и сделала к лыжам крепления. Из трехгранного полена делала коньки. Обрежу конусом часть полена, гвоздевым напариком просверлю дырки, вдерну веревочки и коньки готовы – катайтесь на здоровье!"
Анна Кравченко (крайняя справа) с семьей
Семьи предков Ольги Альшанской переехали на Алтай в начале XX века. Жена прадедушки Григория в дороге умерла от голода, и у него осталось три сына и дочь. А у прабабушки Марии Даниловны в Первую мировую погиб муж, осталось три дочери. Они позднее сошлись в одну семью, родилось еще двое детей – бабушка Ольги и ее младший брат.
"Прадед был в селе кузнецом, так работал, что его семью называли "мякшами". Это люди, которые едят белый хлеб. "Чернышами" называли тех, кто ел то, то придется. В детстве, вспоминала бабушка, она могла позволить себе даже чулки, отец делал для нее из железа санки, коньки", – рассказывает Ольга.
Когда началась коллективизация, он не захотел войти в колхоз – семью раскулачили, конфисковали все до мелочей. Его и его младших сыновей сослали на Север без права переписки на 10 лет. Отец бабушки умер в ссылке, прабабушка снова осталась одна с детьми.
Ольга Альшанская рассказывает, что прабабушка всегда много и тяжко работала и до последнего не вступала в колхоз, потому что хотела иметь свое хозяйство. Однако ей пришлось это сделать. И в колхозе семью притесняли, называли кулацким отродьем.
Анна Кравченко писала в дневнике, что над ней в школе смеялись из-за нелепого тулупа с чужого плеча и отцовских сапог. Устно она рассказала случай, запомнившийся на всю жизнь. Ее родители были набожными и надели на нее крестик. В школе ее вывели к доске, отчитали, а дети толпились вокруг и кричали: "Божий дух, изыди". Она прибежала домой, выбросила крестик и долго рыдала.
Выдержки из дневника:
"Помню отца. Помню, как у нас была кузница, как он приходил на обед. Я поливала на улице ему руки, а они были такие огрубевшие и так шуршат... Мы собирали шлак от угля, собирали всякие фигурки, играли...
<...> К нам тогда ходил один паренек – Андрей-сирота, и попросился, чтобы мой отец научил его кузнечному делу, стал жить он у нас, считали, что не объест. А в 1929 году стали ссылать тех, кто держал батраков, и отца сослали вместе со своими ребятами. Одному было 18 лет, другому – 16. Когда отца сослали, этот парень маме помогал, считал себя виноватым".
В записях Анны Григорьевны Кравченко много драматичных эпизодов: арест и гибель отца, голод, тяжелая работа на лесоповале, лишения военного и послевоенного времени.
Ее внучка говорит, что читать дневник тяжело эмоционально, хотя она перечитывала его много раз, читала своему сыну. Но каждый пост давался ей со слезами.
"При жизни бабушка никогда ни на что не жаловалась. Я помню ее всегда спокойной и рассудительной. Она разговаривала с детьми, как со взрослыми, не отмахивалась от их вопросов, а когда случались какие-то неприятности, говорила: "Значит, так оно и должно быть. Все переживем". В ее манере поведения всегда был некий аристократизм. Несмотря на сложную, небогатую жизнь, она всегда старалась достойно выглядеть, до глубокой старости оставалась женственной", – рассказывает Ольга.
Выдержки из дневника:
"В 1941 году я кончила 7 классов и хотела идти учиться в 8-й класс в соседнее село, надо было свидетельство о рождении, у меня его не было. Пошли мы с подругой в район, чтобы получить свидетельство, подходим к селу, видим с горы, как люди бегут к военкомату со слезами на глазах. Спрашиваем: что случилось? Говорят: война! война! Мы побежали обратно домой. Шли мы 12 километров, уставшие и опечаленные.
<...> Подходим к полеводческой бригаде – нет ни одного человека. Идем к другой – никого нет. Пошли дальше, там тоже никого. Все побежали в село.
Проводы на фронт были почти каждый день. Провожали на гору. А потом долго-долго смотрели им вслед, пока не скроются. Шло время, ждали весточку от солдат... И вскоре стали приходить плохие вести в семьи – похоронки. Первые похоронки оплакивали, наверное, всем селом, но постепенно боль той утраты утихала. Шли дни, месяцы, годы. Многих так и не дождались в родной дом, в семью. Сколько осталось бездомных, сирот! А у нас было тяжелое без отца детство. Война нас быстро сделала намного взрослее, как бы это должно быть".
Дневник Анна Григорьевна писала в 2006 году, за два года до своей смерти. Ей было 83 года, и Ольга удивляется, насколько крепка была её память, как четко она помнила стихи, даты, цифры, имена и фамилии, последовательность событий.
Выдержки из дневника:
"Если откажешься от лесозаготовок, поедешь в Рубцовск на военный завод. Было такое у нас с моей подругой, та отказалась от завода – два года тюрьмы. Вот и подумай, как поступить – это был приказ. Отправляли женщин, которые могут оставить свое хозяйство под присмотром, и меня, молодую девчонку, вместе с ними. Много собрали молодежи со всей округи. Разместили в бараке, где было много двухъярусных нар, печка стояла почти посредине барака. Вокруг печки квадратом были сделаны полки для сушки валенок.
<...> Пилы были – стахановки, почти 2 метра с разными зубьями. Вечером сдаем мастеру на заточку, утром берем. Смазывали в лесу керосином, чтобы пила свободнее шла. Когда были бураны сильные или ветры, не пилили, а стаскивали на кольях в кучи.
<...> В селе был шпальный завод, и в 6 часов утра звал на работу. Встаем, идем в столовую, в которой варили рассольник почти без картошки, где плавали ломтики огурца и семена, как семенник бывает осенью. Через край почти выпьешь и пошел в лес. Вечером заходим в ларек, хлеб получаем столько, как два бруска хозяйственного мыла. Пока идешь до квартиры, всухомятку его весь съешь. Утром опять идешь в столовую рассольник хлебать без хлеба. Не верите, что во рту от рассольника все облезало…
<...> Во время войны все помогали фронту теплой одеждой, рукавицы, носки, полотенце. Отдавали последнее. Я знаю женщину, которая жила в соседнем селе. При сборе вещей на фронт сказала: "Война только началась, а вы уже по миру пошли!" Её выдали. Судили, дали 10 лет лишения свободы.
<...> Петухов Степан работал на зерноскладе сторожем, жил через дорогу почти, приспособил мешочек между ног, подумал, что никто не заметит, заметили, поймали с зерном семенным, судили, дали два года тюрьмы. Из тюрьмы он не вернулся, умер...
Соседка, девушка Анна Шубина, работала свинаркой в колхозе. Свинья опоросилась, возможно, не хватало соска поросенку, она взяла одного поросенка и унесла своей тете в соседнее село Ключи через Бию, докопались, осудили, три или четыре года дали, да позор на девушку. Вот так было при нашем родном Сталине, дисциплина....".
После войны Анна Григорьевна вышла замуж, много работала, в том числе и воспитателем в детском саду, о чем мечтала когда-то, но не дала война этому сбыться. Когда у них с мужем Яковом родились дети, ей было уже не до учебы, рассказывает Ольга.
Выдержки из дневника:
"Верхней одежды было парочки три благодаря ленинградцам, которые меняли на картошку и другие продукты с огорода.
<...> Мать Яшина дала нам чугунок дырявый, заклепала с обеих сторон, не бежал. Нет чашки! Случайно в Угренево Яша был, купил две алюминиевые, как тарелки от весов, пойдут и такие, когда нет никаких. Купили ведро цилиндрическое железное, крашенное. В него и корову доить, и воду носить. Под водой была кадочка деревянная, под пойло – шайка деревянная, для купания ребенка и стирки – деревянное корыто. Обстановка – две койки, стол, табуретки. Нет нижнего белья! Его почти не было ни у кого. Легла спать с мужем невеста, ночная рубашка, да она и дневная холщовая, да еще и комбинированная. Сшили мне две рубахи, одна белая до пояса из вафельного старого полотенца, а от пояса как мешковина толстоватая. Другая рубаха тоже комбинированная до пояса, что шили рубахи зятьям, а от пояса, что шили им на подштанники. Полотно низа было шире, если срезать, будет большой рубец, сделали шлицу сбоку.
Вот так и ходила я, невеста, хочется плакать и смеяться".
Баба Аня (в центре) с внуками
После публикации дневника бабушки Ольге начали писать люди, у которых тоже есть похожие истории. Она советует их записывать и уверена, что слова простого человека могут быть ценнее, чем политические речи, которые звучат с экранов телевизоров: "Уходит время, а в тетради останется живой разговор с предками".
"Я заметила, что людям очень нравится слушать настоящую речь, без официоза и пафоса. Видимо, среди засилья фейков и всяческого официоза людям очень не хватает чего-то подлинного", – говорит Ольга.
Всю историю читайте на Сибирь.Реалии