Президент России внес в Госдуму проект о частичной декриминализации статьи об экстремизме. Согласно законопроекту, в Уголовном кодексе изменится часть 1 статьи 282 УК. Ответственность за экстремизм в интернете и СМИ будет наступать только в том случае, если это нарушение будет совершаться более одного раза в течение года.
Мария Мотузная – жительница Барнаула. Ее уголовное дело по 282-й статье сейчас рассматривается в суде. Адвокат Марии Роман Ожмегов, который занимается делами об экстремизме, заявил об угрозах со стороны следователей возбудить и против него уголовное дело.
Мы спросили у Марии Мотузной, каково в России быть "экстремистом".
– Многие, может быть, знают, не знают, одно из последствий – это блокировка карт, счетов банковских всевозможных. И недавно я узнала, что помимо этого даже по СИМ-карте мобильный оператор мне тоже отказал в платежных каких-то операциях, то есть я даже не могу себе приложение никакое купить для телефона. То есть даже в таких мелочах, это звучит абсурдно, но дискомфорт чувствуется ежедневно.
– То есть вы такси вызвать не можете?
– Да! То есть только наличные. Сейчас в наше время все понимают, что это очень неудобно – обходиться без карт. Это уже помимо остальных последствий с трудоустройством и такими подобными проблемами. То есть ежедневно ощущается даже в таком.
– Как воспринимают ваши близкие то, что с вами происходит?
– Самый близкий человек у меня – это мама, и она верующий человек, поэтому сначала, в первые часы, когда она все узнала, она говорила, ну не "сама виновата", а: "Зачем ты сохраняла картинки?" Потом, разобравшись в ситуации, она согласилась со мной, что это абсурд полнейший. Есть, конечно, люди, которые высказываются, пытаются, может быть, специально задеть, пишут: "Вот, довыпендривалась. Зачем надо было сохранять картинки?" Но я это не воспринимаю, потому что в основном 98%, наверное – это поддержка и в моем городе, и среди близких, и среди людей просто из интернета. Поэтому как-то я стараюсь не обращать внимания.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Кого в России судили за экстремизм
– А вам не кажется странным, что люди за шутки удачные или неудачные готовы чуть ли не убивать?
– Конечно, кажется. Я почти всегда так и отвечаю, что: "Да, может быть, у меня плохое чувство юмора, и вообще это было столько лет назад, я как человек могу поменяться. Я не считаю, что это причина судить, тем более уголовно".
– Что касается изменений, о которых вы сегодня услышали, в 282-ю статью, как вам кажется, они могут коснуться лично вас?
– Как мне мой адвокат объяснил, что если законопроект примут, он вступит в силу – то да, всех, кто сейчас находится под следствием или у кого идут суды, или кто раньше был осужден, они все будут амнистированы, все должно быть хорошо. Но как применяться будет этот законопроект на практике – конечно, пока сложно говорить, потому что сегодня только "молния" такая, еще никто не разобрался.
– А вы знали о том, что существует такая статья – 282-я, до того, как у вас начались эти неприятности с репостами?
– Честно, я только слышала о таком от знакомых, которые говорили просто, что вот есть такая "резиновая" [статья], скажем так, что за нее можно привлечь при желании любого человека. И когда я была в Центре по противодействию экстремизму, я не знала, где я, что это за сотрудники, я даже предположить не могла.
– Эту статью "русской" называли одно время, потому что там сажали и националистов, и антифашистов активно.
– Тогда, когда это все происходило, была еще школьницей, не сильно-то в это вникала. А сейчас я узнала о ее существовании, но я даже не могла представить, что это меня коснется. И когда я увидела на двери наклейку в этом Центре "Дадим бой экстремизму" или что-то такое, что-то в этом духе, я задала вопрос: "Что, правда, что за экстремизм можно вообще любого человека привлечь?" Очень наивно себя вела, не понимала, с кем я разговариваю. И мне они очень долго объясняли, что нет, должен быть состав преступления.
– Когда вам первый раз в этой истории стало страшно?
– Первый раз мне стало страшно, когда пришли ко мне обыском, когда я все подписала. В этот день я встретилась со своим хорошим знакомым, который является юристом, и с ним мы путем недолгих выяснений пришли к выводу, что у меня не "Оскорбление чувств верующих", как я думала, а именно "Экстремизм". И на тот момент я просто не могла перестать плакать, наверное, часа два, потому что мне очень страшно стало, когда я поняла, что у меня "экстремизм".
Страх прошел окончательно, наверное, только сегодня, потому что я поняла, что если это все-таки от Путина исходит инициатива, то вероятность принятия этого законопроекта очень велика. А если его примут, в этом плане я буду в безопасности.