Накануне "Федеральное агентство новостей" опубликовало переписку убитых в Центральноафриканской Республике журналистов с коллегами "Центра управления расследованиями", которые занимались подготовкой командировки. ФАН, которое связывают с "поваром Путина" Евгением Пригожиным, пишет, что из переписки следует, будто у журналистов не было четкого плана действий, в этом же редакцию ЦУР обвинили другие журналисты.
Главный редактор издания Андрей Коняхин отверг упреки в халатности и заявил, что слитая переписка была добыта незаконно и не отражает весь масштаб подготовки.
Как планируются поездки в опасные регионы для журналистов и можно ли обеспечить полную безопасность в горячих точках? Об этом Настоящему Времени рассказал военный фотограф и лауреат Пулитцеровской премии по фотографии Сергей Пономарев.
— Если ты работаешь на иностранцев, которые, кажется, работают по таким стандартам, которые в России недоступны, то как устроена безопасность?
— На самом деле безопасность, конечно, выстроена очень многослойно. Во-первых, мы пользуемся принципом better safe than sorry, и очень часто у нас лидирующую роль в выстраивании логистики и коммуникаций в горячих точках играют не сами журналисты, но те, кого у нас в России принято называть"безопасники". В принципе это люди с боевым прошлым. Возможно, когда-то они были спецназовцами или еще кем-то. Это люди, которые действительно на своем веку разное повидали и гораздо лучше журналистов представляют себе местные реалии. К сожалению, я ни разу не сталкивался с такими людьми в России.
Война в Ираке – фото Сергея Пономарева для The New York Times. Опубликовано в рамках конкурса World Press Photo Awards 2017
Есть страны, которые на протяжении нескольких веков занимались экспансией и колонизацией разных стран в разном мире, соответственно, их военные люди гораздо лучше знают местные традиции и как работать на местности, чем сами журналисты либо какие-то безопасники из этой страны. К примеру, я когда ездил по Ираку, Ливии, Сирии и прочим горячим точкам, я всегда удивлялся, что британские компании пользуются именно бывшими британскими морпехами или спецназовцами.
— Ты когда-нибудь нарушал правила, которые тебе устанавливали сотрудники безопасности, ограничивая возможность твоих съемок?
— У нас были конфликты, потому что журналисты, конечно же, мыслят совершенно иначе, они мыслят картинкой, они себе представляют какую-то ситуацию, в которую они хотели бы попасть. Люди от безопасности мыслят совершенно другими критериями. И вот на месте, на земле у нас происходили конфликты, потому что я хотел попасть туда, они говорили: нет, туда попасть нельзя, там небезопасно.
— С точки зрения организации той поездки, в которой оказались Орхан Джемаль, Расторгуев?
— Я почитал эту переписку, и первая мысль, которая у меня появилась: конечно же, очень странно, что журналисты, которые едут туда, очень индифферентно относились к деталям поездки и сами не запасались, не брали контакты местных людей, фиксеров. Они их получали от человека, который простраивал их логистику, но сам не собирался ехать, и они, грубо говоря, думали, что они приедут на все готовое.
— Я правильно понимаю, что это можно сравнить с поездками российских журналистов, например, на Донбасс в 2014 году? Когда было ощущение, что еще не очень страшно, очень похожая культура, поэтому не надо специально готовиться?
— Нет-нет, здесь все по-разному, каждый относится к своей поездке совершенно по-разному, здесь нельзя всех грести под одну гребенку. Но в любом случае, что я первое заметил и что мне кажется критическим в этой ситуации – то, что не было связи с местным, люди, которые готовятся туда поехать, не задали вопросы от прямого лица. У них был всегда какой-то человек. В данном случае господин Коняхин, который был посредником, который, естественно, возможно, нечетко доносил запросы группы.