Ровно 20 лет назад, 17 августа 1998 года, Россия объявила дефолт. Это стало началом экономического кризиса – за несколько недель рубль обесценился по отношению к доллару в несколько раз, а к сентябрю цены на потребительские товары подскочили более чем на треть. Впервые после распада СССР с полок магазинов начали исчезать товары. Настоящее Время опросило российских предпринимателей и журналистов, как лично они пережили кризис.
Евгений Чичваркин
Российский предприниматель. В 1997 году стал сооснователем сотового ретейлера "Евросеть", в 2008 году покинул компанию и сейчас проживает в Великобритании
Мне [в тот день] позвонил мой бывший друг, он работал в банке "Русский кредит", царствие ему небесное, и сказал: "Нам всем ***** [конец], если у вас есть деньги – отправляйте куда угодно". И я с утра все отправил на Тайвань.
За аксессуары к мобильным телефонам пришло в десять раз больше денег, и мы потом долго думали, что на них выбрать или что усилить, промоутировать. Настолько нам понравилось, что мы на этом много денег заработали. Мы тогда потеряли пару тысяч, но в целом дефолт нас сильно не затронул. Прямых потерь не было: много нервов, ночные смены ценников, выпавшие волосы, а так к концу ноября мы уже восстановились. У нас была маленькая компания, очень мобильная ("Евросети" тогда было чуть больше года с момента основания – НВ).
Мы занимались сменой ценников и покупками у глупых дилеров, которые не поменяли цены в рублях, покупкой за рубли всего, что оставалось по старым ценам. Рубли постоянно перекидывали в валюту. Например, был такой "Московский сотовый центр", царствие ему небесное, они не поменяли ценники, оставили старые, в рублях.
Конец девяностых мне и сейчас кажется временем свободы – с одной стороны. С другой стороны, неокрепшие советские мозги эту свободу приняли по-разному. Для некоторых это был хаос, а другие генерировали хаос. Хаоса не должно быть в судах и у ментов, а он там был. На рынке хаос – это как раз питательная среда. Но когда хаос в судах – это отравленная среда. Не справились тогда. Но те, у кого бы встроены гравитационные компаса, выиграли.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Казалось, все страшные времена позади". Экономист об уроках дефолта 1998 года для российской экономикиДефолт тогда повлиял на многое. В правительстве из приличных людей, которые пришли в 1997 году, он повлиял, например, на карьеру Немцова (Борис Немцов в то время был российским вице-премьером – НВ). Он спровоцировал ностальгию по "совку", воплощением которой стал Путин. Что тогда было хорошо – то, что государство никак не влезало в бизнес-отношения в тот дефолт, и кризис был очень быстрым, он был V-образным по сравнению с кризисом, который был через десять лет, потому что все, кому не лень, влезли его регулировать.
А там [в 1998 году] был достаточно резкий нырок и прочее. Вообще кризис – вещь полезная. Наряду с периодами созидания и периодами торговли, стабильности, все кризисы – они как обновление. Раз в десять лет к нам прилетает шестирукий Шива и нас обновляет полностью.
Василий Бойко-Великий
Предприниматель, председатель партии "Народное движение „Святая Русь“. В 1992 году основал инвестиционную компанию "Вашъ Финансовый Попечитель", в 2007 году был арестован по обвинению в мошенничестве в особо крупном размере с землей, принадлежащей его агрохолдингу "Рузское молоко". Спустя год его отпустили под залог за отсутствием доказательств. В 2009 году он сменил фамилию, добавив к ней "Великий", в том же году основал "Русский культурно-просветительный фонд имени святого Василия Великого".
После дефолта прошел экономический шторм, и потом наступило полное затишье: банки практически никого не кредитовали и вообще сами потихоньку рушились. И банк, который нас обслуживал, заморозил платежи 11 сентября и попытался начать новую жизнь, но в июне 1999 года все равно закрылся.
Глубинная причина этого кризиса лежит не в области экономики, а в духовной сфере: дело в том, что ровно за месяц до этого состоялось святотатственное представление в Санкт-Петербурге, в соборе Петра и Павла, там были захоронены так называемые екатеринбургские останки. И хотя церковь их не признала, и панихида служилась по людям безвестным, но на государственном уровне комиссия Бориса Немцова объявила их царскими. И вот это святотатство многие считают – в том числе и я – причиной августовского кризиса. Неслучайно после этого Немцов ушел со своих постов и больше никогда в правительство не возвращался.
Девяностые были сложным периодом, когда Россия избавлялась от страшного коммунистического прошлого, как человек, который встает от тяжелой болезни, снимает гипс, разрабатывает руки, ноги — конечно, это все тяжело, через боль, через разные страшные испытания. Собственно, они сейчас до сих пор не закончены. Все мы страдаем от коммунистического безбожия, от коммунистического режима. И даже сейчас эти трудности, которые Россия переживает, во многом из-за того, что мы не полностью избавились от коммунистической богоборческой идеологии.
Разруха в умах продолжается, когда у нас предприниматели и по телевизору, и везде показываются как одни из главных врагов общества, хотя предприниматель — это тот человек, который как раз двигает экономику, двигает экономическое развитие общества. У нас, к сожалению, в менталитет все пытаются вбить, что предприниматели — это просто воры, только более профессиональные. Но предприниматель, промышленник — это человек, который создает новое качество, новое предприятие и развивает, дает рабочие места. Поэтому мы должны четко помнить, что если мы загнобим всех предпринимателей, то Россия рано или поздно придет к пустым полкам, какие они были в 90-х годах, и карточной системе распределения товаров.
Лев Рубинштейн
Поэт, публицист и журналист
Сам день дефолта я плохо помню. Помню, что что-то такое было. Меня это как-то странно мало коснулось, потому что не потерял работу вроде – как работал, так и работал. Но стало меньше денег. Запомнилось по телевизору какое-то интервью Ельцина, который говорил: "В отставку я не пойду, никуда я не пойду". И через два года четко пошел.
Я хорошо помню последствия, что потом пришлось мучительными способами вытаскивать из банкоматов свои собственные деньги, в том числе и за границей.
Я и все мои знакомые, как всегда в таких драматических ситуациях, как-то безумно шутили. Когда сложно, то все шутят. Все почему-то веселились, хотя всем непонятно было, что будет дальше. Но через два дня люди встревожились и несколько дней в магазинах была паника. С полок исчезли базовые продукты вроде гречки. А у людей постарше, у них всегда это на уровне генетической памяти: когда исчезают какие-то подобные продукты, начинается внутренний мандраж. Знаете, есть такое понятие – "нервные продукты". Вот к ним в моей молодости относился сыр. Когда в магазинах исчезал сыр – это почему-то было симптомом того, что вообще все скоро поисчезает. Но потом это быстро все возобновилось, просто цены менялись чуть ли не каждый день. Менялись, понятно, в какую сторону.
Но ни со мной, ни с кем из моих близких в те дни ничего катастрофического не случилось. Мы жили как вся страна – волновались, смеялись. Но это через год-два как-то забылось. У нас же он [дефолт] был не последний на нашей памяти, еще же был 2008 год, там тоже было что-то такое веселенькое. Но это был не дефолт, а просто какой-то кризис.
Но все-таки время, когда был тот дефолт, было, с одной стороны, тревожное, а с другой – время было очень свободное. Поэтому эта вся тревожность и нервность канонизировалась в слова, об этом говорили много, об этом говорили свободно, об этом дискутировали. А любые неприятности всегда, как известно, гораздо легче переживаются, когда о них говорят, когда они канонизируются в слова, в тексты, в диалоги, в дискуссии. Мы тогда почему-то все время шутили. Такое свойство. О чем конкретно – я, честно говоря, не помню. Но почему-то смеялись много. Бывает такой нервный смех.