Петрозаводский городской суд 27 февраля возобновляет слушания по делу главы карельского отделения "Мемориала" Юрия Дмитриева. Его обвиняют в изготовлении детской порнографии и в совершении насильственных действий сексуального характера. Потерпевшая – несовершеннолетняя приемная дочь Дмитриева, сейчас ей 13 лет (во время первого суда по этому делу ей было 11).
Историка уже судили за сексуальное преступление, и суд снял с него это обвинение. Однако летом 2018 года дело начали рассматривать заново, добавив более тяжкую статью. Якобы после повторной психологической экспертизы девочка дала новые показания.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Подлое, скверное, мерзкое дело!": Лия Ахеджакова о деле историка ДмитриеваАдвокат Дмитриева Виктор Ануфриев рассказал Настоящему Времени, что в суде сейчас представляет доказательства прокуратура: обвинители допросят родную взрослую дочь Дмитриева, сотрудников органов опеки и врача. Вопрос о том, будет ли выступать в суде несовершеннолетняя потерпевшая, еще не решен. Защита не исключает, что будет добиваться ее допроса: адвокат считает, что девочка могла дать показания под давлением.
Не оценивая содержание и достоверность этих показаний, рассказываем, как по уголовным делам о насилии допрашивают детей, могут ли их показания быть единственным доказательством и какую роль играет психолог при таких допросах.
Что говорит закон
Согласно российскому законодательству, допрашивать по уголовным делам в качестве потерпевшего или свидетеля можно ребенка любого возраста – но при таком допросе обязательно должен присутствовать педагог или психолог. Если ребенку нет семи лет, его можно допрашивать не дольше получаса подряд, а весь допрос должен длиться не больше часа. Для детей от семи до четырнадцати лет предельная продолжительность допроса – два часа, но не подряд, а с перерывом (максимальная продолжительность одной "сессии" – час).
Если речь идет о сексуальном насилии, то присутствие профессионального психолога на допросе обязательно. При этом задавать вопросы ребенку следователь должен в присутствии законного представителя – то есть одного из родителей или опекуна. Если ребенок пострадал от насилия в семье и находится в детском доме, его законным представителем является руководитель детского дома или сотрудник органов опеки.
С 2013 года, согласно УПК, допросы с участием детей обязательно должны быть записаны на видео, но только с согласия самого ребенка и его представителя. Никаких специальных требований к тому, кто из сотрудников полиции или следователей ведет допрос ребенка, закон не предъявляет.
Что говорит психолог
"В силу своего возраста, особенно если речь идет о ребенке младше 12 лет, он не может и не должен до конца понимать, что такое следственные действия, поэтому участие специалиста-психолога, а иногда и педагога очень важно. Специалист понимает возрастные особенности ребенка: что он понимает, что знает о себе и об окружающем мире, что может оценить, а чего не может", – говорит психолог, который занимается сопровождением детей, пострадавших от насилия. Беседовать с журналистом специалист согласился только на условиях анонимности.
Эксперты, ссылаясь на научные исследования проблемы и международный опыт, говорят, что очень важно допросить ребенка как можно раньше после случившегося и, по возможности, не повторять этот травматичный опыт. Психологи и организации по защите прав детей лоббируют обязательную видеозапись первого допроса, чтобы это позволило не допрашивать детей повторно и не вызывать их в суд. Но на практике и по закону детей могут допросить повторно, а также, пусть и в специально созданных условиях: на закрытом судебном заседании, без присутствия обвиняемого, по видеозаписи или в отдельном кабинете с судьей и психологом – но все-таки допрашивают ребенка еще и в суде.
"Сам по себе этот допрос – повторная травматизация ребенка. Психолог обязательно должен следить за его состоянием и требовать, чтобы допрос прервали, если ребенок устал или находится в состоянии сильного стресса. После того, как процедура закончилась, нужно обязательно пообщаться с ребенком, применить методики, которые помогут оценить степень травматичности этого опыта, и дать рекомендации законному представителю по поводу дальнейшей терапии", – говорит психолог.
Что говорит практика
"На практике психолог может просто сидеть где-то в углу и молчать весь допрос, а следователь разговаривает с ребенком без всякой специальной подготовки, как со взрослым, и задает шести-семилетнему ребенку в лоб вопросы вроде: "Прикасался ли такой-то к вашим половым органам?" – рассказывает адвокат Антон Жаров, специализирующийся на семейном праве и защите прав детей. – И после таких допросов мы получаем протоколы, как будто не с дошкольником человек говорил, а с виртуальным помощником, типа "Сири" или "Алисы": "Трогал ли вас обвиняемый за половые органы?" – "Да, конечно".
Главное, подчеркивает Жаров, что должны помнить участники следствия, допрашивая детей: ребенок не отвечает за свои слова по закону (то есть не может быть наказан за дачу ложных показаний) и его слова всегда интерпретируются – мы не можем буквально и со стопроцентной точностью утверждать, что имеет в виду ребенок: "Типичная ситуация: у ребенка есть настоящий папа и новый муж мамы, допустим, "папа Коля". И вот когда отвечая на вопросы, он говорит "папа", мы всегда должны задавать себе вопрос, ему вопросы, чтобы выяснить, кто имеется в виду".
В условиях, когда главное доказательство по делу – показания ребенка, обвиняемому созданы очень сложные условия для защиты, говорит адвокат: "Конечно, должно быть еще что-то, не только показания ребенка или тем более мамы или другого родственника. И как минимум эти показания должны быть записаны на видео: так мы видим невербальные реакции ребенка, можем заметить заученные фразы, переносы понятий. У ребенка еще не устоялись некоторые значения слов, и обычно видно, если он повторяет за кем-то. Это не значит, что мы заведомо не доверяем словам ребенка – но маленький человек, невзрослый, еще не может оценить все происходящее и может искать чьего-то одобрения или искренне уже верить в то, что ему значимые взрослые сказали о каких-то событиях, и повторять их интерпретацию".
Как правило, после такого допроса ребенка отправляют на психолого-психиатрическую экспертизу, участники которой должны, в частности, определить, нет ли у ребенка "признаков повышенной внушаемости и повышенной склонности к фантазированию". "Но это, что называется, "крупные мазки" – что за два-четыре часа можно понять о ребенке, о его семейной ситуации, не пронаблюдав его в динамике? Только совсем крайние, яркие проявления какого-то фантазирования или наученности мы увидим, но более сложные случаи – нет", – полагает адвокат.
Проблема достоверности детских показаний и ведения допроса ребенка – проблема не только для российских правоохранительных органов, подчеркивает Жаров: "Во всем мире ищут баланс между правом ребенка на защиту и безопасность и правом взрослого обвиняемого на защиту, презумпцией невиновности. Пока находят его в обязательной видеозаписи, снижении стресса от процесса допросов и повышении качества подготовки специалистов".
Так, в Бельгии по делам о сексуальном насилии в отношении детей работают только специально подготовленные следователи и дознаватели: они проходят курс по детской психологии и обязательную супервизию три раза в год. В Германии и Франции ребенку назначается независимый детский адвокат, который отстаивает интересы несовершеннолетнего независимо от интересов его законного представителя или государства. В Италии ребенка, пострадавшего от сексуального насилия, допрашивают с видеозаписью один раз и не вызывают в суд.