О том, что идет уничтожение архивных учетных карточек репрессированных в СССР, сообщил директор Музея истории ГУЛАГа Роман Романов. Известно о двух случаях уничтожения карточек в Магаданской области. Оба раза местное УМВД ссылалось на засекреченный межведомственный приказ от 2014 года. Якобы уничтожаются карточки тех осужденных, чей возраст достиг 80 лет.
Романов пожаловался в президентский Совет по правам человека. Его председатель Михаил Федотов уже заявил, что "если действительно такие карточки уничтожаются, то это варварство, безусловно, и это нужно остановить". Он надеется, что "просто произошла какая-то ошибка".
Корреспондент телеканала "Настоящее Время" поговорил о карточках с членами совета "Мемориала" Александром Черкасовым и Никитой Петровым, а также с историком Сергеем Прудовским, который первым узнал о секретном приказе – из ответа на свой запрос в УМВД Магаданской области.
Что такое "учетная карточка" осужденного
"Карточка размером с открытку. С одной стороны – анкетные данные, с другой – сведения о приговоре и местонахождении", – объяснил член Совета правозащитного центра "Мемориал" Александр Черкасов.
В документе 21 категория: где родился, где жил, кем работал, а также информация о том, как человек попал в лагерь, и обо всех его перемещениях внутри лагеря.
По словам Черкасова, учетная карточка изначально делалась в трех экземплярах: один использовался в рабочей документации в спецчасти лагеря; второй отправлялся в областное или республиканское управление; третий – в главный информационный центр МВД, в Москву. В последних двух экземплярах информации на порядок меньше – только об отправке в тот или иной лагерь.
Почему важно сохранить карточки
Более подробная информация о заключенном содержалась только в личном деле. Но личные дела заключенных уничтожались еще в СССР. По словам историка и заместителя председателя совета "Мемориала" Никиты Петрова, личное дело сохранялось только в нескольких случаях: если человек был расстрелян; если заключенный умер в лагере; если он получил в лагере увечье или инвалидность; если заключенный – иностранец. Во всех остальных случаях личное дело вскоре уничтожалось, и единственным источником информации о судьбе человека в лагере была та самая учетная карточка.
"Когда я пытался узнать о судьбе дедушки в лагере, я получил ответ, что дело его уничтожено. И только на основании учетной карточки, я узнал, что он был направлен из одного лагеря в другой, – рассказал историк Сергей Прудовский. – И я уже смог продолжить поиски документов в другом лагере. Это важно, потому что во многих семьях человека просто забрали, и дальше ничего неизвестно, а родные хотят знать судьбу своих близких. Без карточки это практически невозможно".
Сколько карточек уничтожили
Прудовский сказал, что первый раз столкнулся с такой проблемой – раньше он получал карточки: и в 2015-м, и в 2016 году, правда, от МВД республики Коми.
Историк Никита Петров рассказал Настоящему Времени, что сотрудники "Мемориала" пытались узнать больше об уничтожении карточек. Обращались в разные инстанции, но пока удалось подтвердить только случаи в Магаданской области.
Зачем могли выпустить такой приказ
Томский исследователь Денис Карагодин, который расследовал убийство своего прадеда вплоть до имен исполнителей смертного приговора, полагает, что приказ был разработан по формальным признакам стандарта уничтожения архивных документов.
"Скорее всего, мы имеем дело именно с формальным выполнением должностных регламентов, без учета критически важной российской исторической специфики, – написал он в своем блоге. – И все это можно было бы действительно списать на халатность, если бы это не было историческим преступлением, которым, на мой взгляд, этот приказ де-факто является".
Историк Никита Петров в разговоре с Настоящим Временем предположил, что приказ должен был распространяться на дела "наших дней", то есть на карточки, заведенные после 2014 года. Но – "по неясным пока причинам" – дело коснулось карточек советских людей.
"Наша система пытается выглядеть цивилизованной и даже, я бы сказал, правовой, – рассуждает Петров. – Поэтому они говорят, что надо соблюдать тайну личности, уничтожать информацию о том, что человек был арестован".
По его мнению, такой указ при любом раскладе крайне вреден, потому что информация о заключении человека общественно важная.
"Это наше с вами право – знать, кто от нашего имени осужден в нашей стране, – говорит Петров. – Человека приговорили именем Российской Федерации, а Российская Федерация – это мы с вами. У нас даже есть принцип гласности судопроизводства, согласно которому все судебные решения должны быть обнародованы. А если мы захотим завтра поставить вопрос о чьей-то реабилитации – неважно, по какой статье он был осужден, – у нас даже не будет для этого достаточно материалов".