Русская православная церковь в понедельник представит промежуточные итоги исследования останков членов царской семьи. До сих пор церковь не признала их подлинность.
Конференция пройдёт в московском Сретенском монастыре, настоятелем которого является епископ Тихон Шевкунов. Почему владыка Тихон играет все более заметную роль в церковной и общественной жизни России, как в федеральных СМИ формируется духовный образ России и из-за чего угасает влияние патриарха Кирилла – Настоящему Времени рассказал один из самых известных в России богословов и писателей, протодиакон Андрей Кураев.
— Отец Андрей, хочу начать с темы, которая одинаково интересна и русскому, и украинскому зрителю: на днях патриарх принимал в Ново-Иерусалимском монастыре президента Владимира Путина, и был там главный переговорщик между Украиной и Москвой Виктор Медведчук. И в присутствии патриарха зашла речь о том, что необходимо провести обмен пленными. Как вы оцениваете, что значит роль патриарха в этом процессе, и как это может быть воспринято в Украине?
— Роль патриарха нулевая, он просто статист, исполнитель роли. То есть, несомненно, что это какие-то свои советы, не значит там Суркова или МИДа, в этом вечном танце вокруг Минских соглашений: шаг вперед, два назад. Надо поддерживать какой-то гуманитарный имидж или еще какой-то имидж России, и в этом смысле явно оттуда уже к президенту пришла инициатива: а давайте-ка вот такую сцену разыграем, ну, в смысле обмен устроим или продекларируем, предложим, всех на всех. Это хорошая идея. Я всецело ее поддерживаю.
А вот дальше уже решили, как умные люди делают, что если что-то предпринимаешь, по возможности чтоб разноплановая выгода была. И чтоб, в частности, скажем, тот же Медведчук получил бонусы. Видите, он человек, который может беседовать с Путиным, у него есть выход на Путина. И патриарх Кирилл тут же, а соответственно, и Украинская церковь Московской патриархии тоже получает от этого какие-то пиар-бонусы, как им кажется. Вот ради этого эта постановка была сделана.
— А какие могут быть пиар-бонусы? Как вообще патриарх воспринимается на Украине?
— Тут, я думаю, что народной любви точно нет. Какая-то определенная усталость есть, конечно. Есть некоторая, может быть, разочарованность. Хотелось людям там, чтобы он более внятную позицию занимал бы. Но, с другой стороны, люди благодарны ему хотя бы за то, что он молчит, то есть не участвует во всякой киселевско-соловьевской антиукраинской истерике. По нынешним временам это уже почти подвиг.
— На днях патриарх встречался в Москве с архиепископом Кентерберийским и заявил, что на Украине совершаются грубейшие нарушения прав и свобод, в том числе свободы совести, и сказал, что речь идет о захвате приходов и храмов Украинской православной церкви Московского патриархата. Что вам известно об этих событиях?
— Это правда, что такие грубейшие нарушения бывают, как и в жизни России, например. Просто вопрос в том, можно ли эти инциденты местные, иногда это дурь местных властей поселкового уровня, иногда это просто какие-то местные активисты не очень умные, можно ли считать, что это политика центрального правительства?
— Можно так считать?
— Я думаю, что нет. Никаких оснований для такого рода прочтения этих инцидентов отдельно все-таки нет. Удивляться, я думаю, стоит другому: что вот в этих условиях уже не первый год длящегося конфликта, который с украинской стороны воспринимается как украинско-российский, то, как мало таких инцидентов, то, насколько все-таки не изменился, в общем-то, статус главенствующей церкви у Украинской православной церкви Московского патриархата. Вот этому скорее надо удивляться, а не единичным случаям переходов или даже вот таких внесудебных, или пусть даже с помощью суда захватов, скажем, тех или иных отдельных храмов.
— У себя на странице в фейсбуке и в своем "Живом журнале" вы недавно разместили одну фотографию, на которой вы вместе с епископом Тихоном Шевкуновым, и там один отзыв о вашей с ним беседе по одному из церковных вопросов. То есть вы с ним как-то общаетесь?
— Ну, во-первых, это мой канонический епископ. То есть он викарий патриарха, то есть он отвечает за тот округ церковной жизни Москвы, в который я вхожу как клирик.
— Вопрос, который, я думаю, интересует очень многих: кто такой епископ Тихон Шевкунов?
— Ну это не тот персонаж, пером Кукрыниксов набросанный на телеканале "Дождь" в недавнем фильме.
— Вы имеете в виду фильм "Духовник" Сергея Ерженкова и Владислава Пушкарева?
— Да. Во-первых, это человек искренний и очень активный, работоспособный. Поэтому нельзя объяснять все его удачи только какими-то политическими интригами или связями с президентом и так далее. Он ушел в некую пустоту в свое время от митрополита Питирима, который был главой Издательского отдела патриархии и так далее. Он от него ушел в 1990 году в только что открытый Донской монастырь, где просто была пустыня полная. И там он, я помню, занялся как раз вот созданием книжного церковного магазинчика и издательства, благо законы это уже позволяли. И за пару лет он издал больше книг, чем вся патриархия вместе взятая. Ни о каком Путине тогда речи не было.
И потом дальше все-таки то, что он создал, воссоздал, опять же, с нуля – это Сретенский монастырь, то, что он там создал семинарию, прекрасно цветущее и мощное книгоиздательство и книготорговую сеть. То есть это человек, который умеет работать. И те какие-то бонусы, которые у него есть, появляются, он их использует для дела. Я об этом могу свидетельствовать. Я в этот Сретенский монастырь часто к нему ходил, у нас дружеские отношения, и свою келью он обустраивал в последнюю очередь.
— Фигура епископа Тихона Шевкунова в медиа воспринимается как некоторый знак или фокус церковно-государственных отношений. В каком состоянии сейчас находятся эти отношения?
— Да, это вопрос конспирологический до некоторой степени. Конечно, очень резануло слух слово президента Путина, сказанное Кириллу в его день рождения.
— "Поменьше работайте".
— "Поменьше работайте", да. Причем без каких-либо пояснений и комментариев это осталось. Это несколько странно. То есть такое ощущение, что как бы работа патриарха, качество этой работы, ее плоды скорее напрягают президента.
— А что это могло бы значить?
— А это значит, что за неделю до этого "Левада-центр" опубликовал опрос о степени доверия дорогих избирателей к тем или иным структурам.
— Институтам.
— Институтам власти нашей. За два года динамика была замерена, и при этом выяснилось: да, рейтинг президента тефлоновый, он более-менее стабилен; дальше значительный рост доверия этих опрошенных людей к силовым структурам – это армия, Росгвардия, полиция. Это, естественно, от следствия, с одной стороны, телевизионных успехов наших ВКС в Сирии, с другой стороны – "крымский консенсус" пресловутый. И на этом фоне достаточно значимое падение рейтинга доверия патриарху. То есть, понимаете, то, что люди говорят о своем росте доверия к силовым структурам, к силовикам, означает, что это путинский электорат, и вот в этом ядерном путинском электорате, это не либералы какие-нибудь, именно у них почему-то падение доверия к патриарху.
— А почему?
— Ну это отдельная тема, но вот просто некий такой социологический факт имеет место. Да, это "Левада-центр", это не кремлевский источник, не тот, откуда информацию берут кремлевские аналитики. С другой стороны, а вдруг по этому вопросу у них тоже такие результаты есть, по их секретным замерам. Я постоянно говорю, что что-то измениться в церковных отношениях и даже в жизни церкви может в том случае, если доверенные кремленологи скажут первому лицу: вы знаете, дорогой Владимир Владимирович, но ваш рейтинг начинает идти вниз из-за того, что он слишком тесно ассоциируется, скажем, с патриархом Кириллом. То есть он вместо того, чтобы подставить крыло, становится гирькой, тянущей вниз. А в нашу эпоху, в наше время сложного кризиса международных отношений, когда нужна мобилизация… Ну дальше понятно, да? Вот тогда могут быть приняты меры насчет поменьше работать. То есть пока, мне представляется, есть такая связочка.
— Хорошо. А в чем сейчас, как вы видите, содержание отношений между церковью и государством, если как-то это попробовать коротко охарактеризовать?
— Видите ли, нельзя же людей призывать умирать за собачек Сечина, за корги его, да?
— Корги – это у другого Игоря Ивановича, у Шувалова.
— У Шувалова, да. Ну вот ладно, да.
— У Сечина – любовь к охоте.
— Да-да-да. И там что у него еще? Яхта переименована?
— И колбаски.
— Да, много всего интересного. То есть за кооператив "Озеро", грубо говоря, людей призывать умирать не стоит. Значит, поэтому нужно придумать какую-то идею, для русского сердца милую, которая в вашей вере, святыня, которая дорога для всех для нас, вот ей угрожают. И для этого создается в медиа, с одной стороны, понятный миф, что вот на Западе все извращенцы, если Россия, упаси Господь, встроится в этот западный мир, то у вас отберут ваших детей и отдадут их педофилам в приемные семьи и так далее. Это вот одна картиночка мифа. А вторая: но зато мы белые и пушистые, кроме того, мы отстаиваем традиционные семейные ценности, поэтому все, включая ортодоксальных иудеев, должны стоять в одну ногу вместе с нами. Такой новый духовный интернационал, возглавляемый лично знаете кем. Ну и рядышком еще и патриарх Кирилл как всемирный духовный лидер. Вот это картинка, которая должна быть в сознании обывателя.
— Вызывает вопрос характер лидерства патриарха Кирилла. Вы говорите: всемирно духовный лидер.
— Ну вы же знаете, говорят, жители Северной Кореи верят в то, что их команда выиграла чемпионат мира по футболу.
— Понимаю.
— Картинка такая.
— Каким языком церковь сейчас должна говорить с обществом?
— Это точно не должен быть язык власти. Это должен быть язык философа, язык собеседника. Язык человека, который знает, что с ним заранее не согласятся, и поэтому надо уметь хотя бы не испугать. Даже не то что убедить, а вот хотя бы чтобы в твоей интонации даже, в твоих глазах не было и тени посягательства, харассмента. Не в смысле сексуального, а посягательства на совесть, душу, убеждения, частную жизнь этого человека. "Я здесь, чтобы, ну если захочешь"… Понимаете, даже помощь предлагать нельзя. Потому что помощь, уже предложение помощи предполагает, что я в лучшей ситуации, чем ты. Такая позиция тоже не будет годиться.
Мы вместе барахтаемся в этой гуще жизни. Но у меня бывают минутки своеобразных переживаний, и горьких, не только светлых, не только радостных. Но все это вместе вот мне лично помогает. Вот если хочешь – давай попробуем. Может быть, и тебе тоже мой доктор поможет.
— Спасибо, отец Андрей.