Наталья Фонарщик – травматолог по образованию. После окончания медицинского вуза она пошла работать в больницу при одной из российских исправительных колоний. Проработав полгода за колючей проволокой, она уволилась по собственному желанию и больше никогда не возвращалась к медицинской практике. Спустя 10 лет она написала о своем опыте работы в тюремной клинике: "Это система, в которой каждый должен быть готов умереть".
О суровых буднях тюремной больницы Наталья Фонарщик рассказала в интервью Радио Свобода.
Настоящее Время коротко пересказывает этот разговор.
Работать тюремных больницах "реально опасно"
"Первое ночное дежурство расставило все точки над i. Там реально опасно. Да, можно годами ходить по тросу над пропастью и не срываться туда, но это не от здоровой жизни происходит. Люди не должны работать, мне кажется, в условиях постоянного стресса. И может быть, даже дело не в том, что много дежурств, хотя это очень важно, конечно, и очень выматывает, а в том, что просто сил не остается на то, чтобы жить. Ты все время посвящаешь работе, причем работе довольно опасной, на которой ты должен быть все время собранным, создавать имидж человека, который ничего не боится, во всем уверен. Потому что иначе просто уважать не будут".
В тюремной больнице нет элементарных медикаментов
"Зеленка, бинты были. Остальное – очень опционально. Например, если мне нужны были спицы для аппарата внешней фиксации, я заказывала их тут же, на зоне. Конечно, их делали не из медицинской стали, не из специальных материалов, а из подручных средств. Но поскольку больше ничего не было, мы пользовались этим".
Вместо лекарств – сигареты
"Когда под рукой не было ничего, чтобы остановить кровотечение из мелких сосудов, хирургические методы уже не работали, ни гомеостатических губок, ни препаратов не было, я спросила пациента, курит ли он. Я посоветовала ему курить побольше, чтобы сосуды сузились и кровотечение остановилось".
Зона и тюремная больница – это то место, в котором каждый должен быть готов к смерти
"Если ты зэк, умереть очень легко. Ты просто попадаешь между молотом и наковальней в какой-то неприятный жизненный момент, и тебя смалывает в порошок. Если ты сотрудник, то ты можешь сделать просто что-то, что не согласуется с тюремными правилами, и есть риск, что будет совершено нападение. Причем это все спишут на несчастный случай, самоубийство или еще что-то. Если ты охранник, опять же есть риск конфликта – с зэками, с другими охранниками. Потому что эта система очень заточена на то, чтобы всегда оставаться стабильной, чтобы поддерживался этот баланс".
Можно ли умереть от сколиоза
"Я однажды столкнулась с ситуацией, когда меня вынудили указать причиной смерти неверный диагноз. По сути, человек погиб из-за халатности терапевтов, но это пришлось скрыть. Написали причиной смерти болезнь Бехтерева. Это примерно как написать, что он умер от сколиоза. Но это абсурд, от сколиоза не умирают. Можно умереть от осложнений – это и произошло на деле. Но пришлось написать так, чтобы не возникло вопросов, почему больной не получал лечения".
В первые дежурства у нового врача всегда умирают пациенты
"Меня предупреждали, что в первые дежурства пациенты будут умирать. Это странно с точки зрения статистики, потому что, если брать все дежурства в массе, пациенты редко умирают. Но когда они начинают просто пачками умирать каждое дежурство, это ненормальная ситуация. Значит, кто-то им "помогает". И мне говорили, что каждый раз, когда новый человек приходит в больницу, у него на дежурствах начинают умирать больные".
Это "такой сорт тюремной игры"
"Это такой сорт тюремной игры, когда люди пытаются понять, кто перед ними, как он будет реагировать, будет ли он покрывать своих коллег, санитаров или пойдет на конфликт и здесь работать больше не будет. Потому что в ситуации конфликта ты там не сможешь находиться, ты уйдешь".
"Стены здесь ушастые"
"В реанимации у нас лежал больной, он был недавно прооперирован и явно шел на поправку. А среди ночи меня будят и говорят: "Самоубийство". Я вхожу в реанимацию, а он там висит – на жалюзи повесился. И инсценировано так, будто он сначала пытался вскрыть себе вены, но у него не получилось. Но это было явно не самоубийство, я об этом следователю говорила, потому что пациент был левшой, а у него оказалась порезана левая рука. К тому же у него были неврологические проблемы, он бы просто не смог завязать узел сверху, над головой, потому что не мог поднять руки выше уровня плеч. Я об этом тоже сообщила следователю. Но следователь с лучезарной улыбкой ответил: "Было это преступление или нет – это не ваше дело, а наше. И лучше об этом ни с кем не говорите, потому что стены здесь ушастые, и если кто-то хочет, чтобы это было инсценировано как самоубийство, значит, он желает, чтобы мы в это поверили. И этот кто-то достаточно могущественный, видимо, на зоне, раз его приказы выполняют". И не прекращая улыбаться, сказал, что, если я не буду молчать, в один прекрасный утренний день обнаружат меня после дежурства висящей на раме, и скажут: "Девочка не справилась, тяжелая работа была".
У врачей есть тревожная кнопка, но она не работает
"У нас была тревожная кнопка, но по ночам она не работала, потому что заключенные просто перекрывали провод. То есть позвать на помощь ночью, если бы что-то случилось, я бы никого не смогла".
"Где-то на затерянной таежной станции их застрелили"
"В рассказе у меня описана история про двух людей, которые, возможно, были геями. Они проводили свою последнюю ночь в больнице, перед этапом в другую колонию, их жестоко избили, и они лежали в изоляторе, пристегнутые к металлическим койкам ремнями. Охрана открыла дверь и сидела рядом с дверью до утра. Эти люди были пристегнуты, заперты, никуда сбежать не могли. Но нет, надо же было поиздеваться, понаблюдать. Я очень надеялась, что их переведут в другую колонию, и там им полегче будет жить. Но мне сразу сказали, что эти зэки не доедут до другой колонии, их застрелят при попытке к бегству. И им даже не нужно пытаться бежать, чтобы быть застреленными. ...Потом я попросила начальника больницы выяснить их судьбу. Они не доехали. Где-то на затерянной таежной станции их застрелили".
"Моя хата с краю"
"Некоторые формулы явно тюремного мышления каким-то очень незаметным образом перекочевали в сознание обычных граждан России. Такие как: я не буду вмешиваться, пройду мимо, моя хата с краю, только не перемены, пусть все будет стабильно... И даже если эта стабильность потихоньку катится под гору, пока меня никто не трогает, я посижу здесь еще немножечко".